Вне игры, стр. 53

…Генерал прервал чтение и отложил папку в сторону.

— Климов выдал разведчицу в тот день, когда она должна была передать нашему командованию по рации сведения чрезвычайной важности. После недолгих допросов и пыток ее повесили.

В кабинете воцарилась тишина, нарушаемая лишь мерным тиканьем стоявших в углу старинных часов с длинным маятником.

— Вы не назвали подлинное имя фрау Миллер, товарищ генерал…

— Елена… Та самая Елена, о которой рассказывал вам Рубин, та самая Елена, от которой он трусливо и подло шарахнулся в сторону, как только почуял, что над ней сгущаются тучи. Даже повидаться побоялся. А она вон какой оказалась! Вот так… Трусость всегда была сродни подлости.

— Я могу рассказать Рубину о судьбе Елены?

Генерал не сразу ответил. Ему известно состояние здоровья Захара Романовича: врачи настаивали на госпитализации, а он, не объясняя причин, категорически возражал, отлеживался дома и пичкал себя всякими таблетками. Ежедневно к нему приходила медсестра и делала уколы.

— Не спешите. Это же еще один удар… Пока не получим заключение экспертизы, не рассказывайте. Да и когда получим… Надо еще подумать. Отрицательными эмоциями этот человек сыт. С лихвой. Да вот что еще скажут эксперты. Когда обещают дать заключение?

— Завтра.

На следующий день Бутов докладывал генералу: рация, пистолет не были в деле. Таково заключение экспертов.

— Ну, что же, можно порадовать доктора.

— Когда намерены встретиться с ним?

Бутов посмотрел на часы.

— Если разрешите, завтра…

Он смущенно улыбнулся и добавил:

— Дочка в восьмой перешла. Круглая отличница. Сегодня семейный культпоход на «Пиковую даму». А завтра утром я буду у Рубина. Но мы с вами так и не решили: сообщать ли доктору о Елене?

Генерал провел ладонью по волосам.

— Трудный вопрос! А вы как считаете, Виктор Павлович? Тяжко будет ему?

— Думаю, что тяжко будет. Я вспоминаю, как дрожал у него голос, когда он рассказывал про свой отъезд на практику. А сейчас узнает…

— Что предлагаете?

— И все же предлагаю сказать. Сказать все, что знаем про Елену. Раньше, конечно, про экспертизу. Сперва обрадуется, а потом… Пусть выпьет всю чашу до дна. Это плата за трусость. А вы справедливо заметили, товарищ генерал, — трусость сродни подлости.

ЭХО СТАМБУЛЬСКОГО БАЗАРА

Позже Рубин точно укажет Бутову время, когда раздался телефонный звонок: двадцать один пятнадцать. «Я уже лег в постель, сердце прищемило… Лежал и смотрел телевизор. Началась передача концерта».

— Захар Романович?

— Да.

— Мне надо вас увидеть… Всего лишь на несколько минут. Да, да, не больше. В двадцать два ноль пять буду ждать вас на Самотечной площади. При входе в сквер. Вам знакомо это место?

Наступило минутное замешательство, после чего Рубин тревожно спросил:

— Позвольте, кто это говорит?

— Ваш старый знакомый. Воронцов просил меня повидаться с вами и передать вам сувенир. Я звоню из автомата, тут очередь, торопят. Кончаю разговор. В двадцать два ноль пять буду ждать…

Неизвестный повесил трубку. Наступила пауза. А через несколько минут в квартире доктора вновь раздался телефонный звонок.

— Захар Романович?

— Да, слушаю.

— Это опять я. Прошу извинить, но в двадцать два ноль пять мне не успеть. Мы встретимся в двадцать два десять. На том же месте. Вы меня слышите, Захар Романович?

— Да, слышу…

— Вот и хорошо. Жду вас в двадцать два десять.

Охваченный сумятицей мыслей доктор подумал: зачем потребовалось неизвестному второй раз звонить? Проверить — свободен ли телефон, не тороплюсь ли я позвонить куда-то, кого-то предупредить? Удостовериться — приду ли на встречу? Что делать? Что предпринять? Взял платок, стал обтирать потное лицо, поднял телефонную трубку, снова положил. Подошел к секретеру, достал из ящика записную книжку и лихорадочно быстро стал листать ее.

Рубин позвонил Бутову на службу. Никто не ответил. На квартиру — молчанье. Тогда он позвонил по третьему телефону, против которого было помечено — «пожарный случай». Бутов должен быть немедленно поставлен в известность о его, Рубина, телефонном разговоре с загадочным субъектом.

…Виктор Павлович с женой и дочерью были в это время в театре. Уже Германн прокрался в дом графини, уже явилась в свою спальню «сиятельная» старуха, знающая тайну трех карт, когда над креслом Бутова кто-то склонился и шепнул: «Срочно к телефону». Вызывал дежурный по управлению.

— Только что звонил Рубин… Неизвестный требует встречи с ним в двадцать два ноль десять в сквере на Самотечной площади.

Бутов посмотрел на часы — двадцать один тридцать — и усмехнулся: «Знакомый почерк — минимум времени в распоряжении того, с кем встретишься». Ну, что же, попытаемся не опоздать!

В двадцать два часа он был в комитете. От дежурного сразу прошел к себе в кабинет. Через пять минут позвонил Рубин. Из автомата.

— Я нахожусь на пути к месту встречи… — Доктор говорил так невнятно, сбивчиво, что поначалу трудно было понять, о чем идет речь. И тем не менее Рубин довольно точно передал содержание двух своих телефонных разговоров с неизвестным.

— Не волнуйтесь, Захар Романович. Максимум собранности, внимания, наблюдательности. — Полковник говорит ровным, спокойным голосом, будто речь идет о пустяках. — Выполняйте указания. Действуйте так, как мы с вами однажды условились. Помните? Не забыли? Желаю успеха. — И тут же проверил: выехали ли на место оперативные сотрудники.

Нандор — это был он — встретил Захара Романовича на пятачке, при входе в сквер. Гость издали узнал Рубина, двинулся ему навстречу, приблизился и отрекомендовался: «Федор Федорович!..»

— Вот видите, пророк прав: гора с горой не сходится…

Он повел себя как добрый, мягкий, но требовательный хозяин, которому Захар Романович уже не первый год служит верой и правдой. Они вышли на безлюдную аллею, и Нандор сразу же перешел к делу.

— У вас есть возможность в ближайшее время выехать на Запад?

— Пока не предвидится, — сквозь зубы процедил Рубин.

— Ищите такую возможность и, если она представится, непременно воспользуйтесь.

— Зачем? — машинально переспросил Рубин, хотя ему все ясно и без того.

— Там мы сможем более обстоятельно обсудить наши отношения, разработать методику выполнения наших просьб, вооружить вас материалами, инструкциями, которые обеспечат вашу личную безопасность.

— А сейчас что же… Ведь и вы, и я, мы оба — вне опасности? Или я заблуждаюсь?

— Нет, вы точно оценили обстановку. Ни вам, ни мне власти этой страны, в которой мы с вами находимся, ничего криминального предъявить не могут. Даже если бы они захотели это сделать. Мы с вами ничего противозаконного не совершили. Встретились, как добрые, старые знакомые. Не так ли, господин Рубин? В свое время вы оказали мне честь, посетив мой магазин. И я был рад этому. Теперь…

— Что вы хотите от меня? — раздраженно прервал его Рубин.

— О, совсем немного. Дружбы и лояльности. И притом во имя наших общих интересов. Подчеркиваю, общих. Не будем сейчас уточнять детали, они носят преимущественно технический характер. Поговорим о главном. Если вам представится возможность, приезжайте к нам на Запад. Само собой разумеется, что только на время. Центр нуждается в услугах господина Рубина, когда он в Москве. В какую страну? Это практически не имеет значения. Разумеется, в страну западного содружества. Нас не надо заранее уведомлять о вашем выезде. Поверьте, у нас достаточно возможностей с абсолютной точностью знать день и час вашего приезда в любой город любой страны Запада. Мы сами позаботимся о нашей встрече. Если вы приедете к нам с группой туристов, то от вас потребуется минимум находчивости: ненадолго избавиться от общества соотечественников. Выберите подходящее время… Обо всем остальном мы позаботимся сами. Вам ясно? — И, не ожидая ответа, сделав лишь небольшую передышку, Нандор продолжал: — Если у вас ничего не получится с выездом на Запад, тогда мы предпримем другие меры… Кто-нибудь из ваших западных коллег пригласит вас персонально на симпозиум, конгресс. В крайнем случае — для выступления с лекцией перед студенческой аудиторией. Если вы получите такое приглашение, не отказывайтесь, немедленно начинайте оформлять выезд. О средствах на поездку можете не беспокоиться. Денег у вас будет достаточно. Это наша забота…