Точка отсчета, стр. 71

Первоочередной и самой важной нашей задачей был сбор трассеологических улик. Обычно люди даже не представляют, сколько микроскопического мусора они носят на себе, пока кто-то вроде меня не берется за дело и не начинает очищать их одежду и тело от едва заметных частиц. Я обнаружила мелкие деревянные щепки, по-видимому, от пола и стен, кошачью шерсть, кусочки растений и частички насекомых, а также пепел от пожара. Но самое важное открытие я сделала, изучая через лупу страшную рану на шее, где мое внимание привлекли два блестящих металлических пятнышка. Я подцепила их кончиком пальца и осторожно перенесла на чистую белую тряпочку.

На старом металлическом столе стоял анатомический микроскоп, и я поставила увеличение на двадцать и подстроила подсветку. В ярком круге света отчетливо виднелись изогнутые серебристые стружки. В это невозможно было поверить!

— Сейчас мы поместим их в контейнер, — быстро заговорила я. — И нужно очень тщательно осмотреть все остальные раны. Это очень важно. То, что мы ищем, имеет тусклый серебристый цвет.

— Думаете, они были занесены оружием? — взволнованно спросил Герд, подходя ближе и разглядывая находки.

— Я нашла их в ране на шее. Точно такие же были обнаружены в ранах женщины, убитой в Уоррентоне.

— Что нам о них известно?

— Магниевые опилки. Об этом еще никто не знает. Мы не хотим допустить утечки информации в прессу. Надо сообщить Бентону и Макговерн.

— Действуйте.

Всего мы насчитали двадцать семь ран, но даже самые тщательные поиски не дали результата: ни в одной из них блестящих стружек не обнаружилось. Мне это показалось немного странным, потому что, согласно нашей теории, шею жертве убийца перерезал в последнюю очередь. Если металлические опилки были занесены ножом, то почему они не попали в другие раны, более ранние? На мой взгляд, такое обязательно должно было случиться при глубоком проникновении лезвия в мышечные ткани.

— Возможно, но нелогично, — пробормотала я, начиная измерять рану на горле. — Длина — шесть и три четверти дюйма. Наименьшее проникновение под правым ухом, затем углубляется, проходит через подъязычную мышцу и трахею... снова мельче... поднимается по другой стороне шеи... Судя по характеру раны, убийца находился сзади и держал нож в левой руке.

Часы показывали два, когда мы начали наконец обмывать тело, и еще несколько минут стекавшая со стола вода была ярко-красной, будто земляничный сок. Я оттирала кровь большой мягкой губкой, и, когда закончила, раны, уродовавшие чистую смуглую кожу, предстали перед нами еще более страшными. Келли Шепард была красивой женщиной, с высокими скулами и безупречной, гладкой, как полированное дерево, кожей. При росте в пять футов восемь дюймов она имела отличную фигуру, подтянутую и рельефную, как у спортсменки. Ногти были не накрашены, украшения отсутствовали.

Вскрыв грудную полость, мы обнаружили, что она наполнена почти литром крови, излившейся из крупных сосудов, идущих от сердца и легких. С такими повреждениями она неминуемо умерла бы от кровопотери максимум через несколько минут, поэтому я сделала вывод, что раны эти жертва получила на заключительной стадии схватки, когда ослабела и почти перестала сопротивляться. Угол, под которым наносились удары, указывал на то, что женщина лежала на полу почти неподвижно, а убийца располагался над ней. Потом ей все же удалось перевернуться на живот, возможно, в последней отчаянной попытке защититься от смертоносного лезвия, и, очевидно, именно тогда он перерезал ей горло.

— На нем должно было быть чертовски много крови, — заметила я, измеряя раны на руках.

— Согласен.

— Ему нужно было где-то умыться и почиститься. Нельзя же вот так запросто выйти на улицу или появиться в мотеле в окровавленной одежде.

— Если только он не живет где-то поблизости.

— Или не уехал оттуда на машине, надеясь, что полиция не остановит его из-за какой-нибудь мелочи.

— В желудке некоторое количество неизвестной коричневатой жидкости.

— Она не ела, возможно, с обеда. Надо бы узнать, была ли расстелена постель.

Картина случившегося поздним вечером в субботу или ранним утром в воскресенье постепенно приобретала очертания. Женщина спала, когда ее что-то разбудило. По какой-то непонятной причине она встала, отключила охранную сигнализацию и открыла заднюю дверь. В начале пятого мы с Гердом закрыли Y-образный разрез на груди с помощью хирургических скоб, после чего я прошла в раздевалку, где валялся демонстрационный манекен, используемый для наглядности в судебных заседаниях, сняла с себя одежду и приняла душ.

Поджоги в округе Лихай случались крайне редко; разве что тинейджеры порой предавали огню старые заброшенные фермы. О преступлениях в крохотном, уютном квартале Уэскосвилл, населенном представителями среднего класса, тоже давно не слышали. Преступлений более серьезных, чем кража — когда вор замечал оставленный на видном месте кошелек или сумочку и забирался в дом, — здесь не случалось уже много лет. Полицейского участка в Лихае не было, так что к тому времени, когда патрульные реагировали на звон охранной сигнализации, вор давно успевал смыться.

Я переоделась в компании манекена, и Герд любезно предложил подбросить меня до места происшествия. Вдоль дороги высились роскошные ели, за которыми мелькали сады и ухоженные, хотя и непритязательные церкви. Мы свернули на Ганновер-драйв с современными кирпичными и деревянными домами, двухэтажными и просторными, с баскетбольными щитами, велосипедами и другими приметами присутствия детей.

— Какие же здесь цены? — поинтересовалась я.

— От двухсот до трехсот тысяч, — ответил Герд. — Здесь живут инженеры, медсестры, биржевые брокеры, администраторы. К тому же через Лихай-Вэлли проходит трасса И-78, а по ней до Нью-Йорка не более полутора часов. Некоторые так и ездят туда-сюда.

— А что еще здесь есть?

— В десяти — пятнадцати минутах езды отсюда много промышленных комплексов — «Кока-Кола», «Эйр продактс», «Нестле», «Перье». Ну и, конечно, фермы.

— Но она работала в больнице.