Северная война (СИ), стр. 16

  Завтрак прошел как обычно. Мы ели, разговаривали о делах хозяйства и детях. Однако в душах моих любимых было легкое беспокойство. Своим женским чутьем они понимали, что скоро нашей идиллии придет конец, и я должен буду их покинуть. И хотя они старались не показывать мне свою озабоченность, я ее все равно ощущал, и потому старался быть веселым и беззаботным, аки молодой ягненок на первой весенней травке. Это их успокаивало и вселяло в Нерейд и Дарью уверенность в том, что все будет хорошо. Муженек отправится на войну и погуляет с мечом, а затем вернется обратно, к ним и детям.

  Я насытился и остался на месте. Служанки убрали со стола, а жены отправились в детскую. После чего один за другим стали появляться командиры моих воинских контингентов и садились на места, которые они считали своими. Ближе всех расположились Ранко Самород, Корней Жарко, Поято Ратмирович, Гаврила Довмонтов и Славута Мох со своим приемным сыном Торарином, который вымахал в статного юношу и стал неплохим бойцом. Далее Орей Рядко, Илья Горобец и Гнат Твердятов. Ну, а в самом конце сели степные атаманы, Иван Берладник и вожак лесовиков Калеви Лайне.

  Мой взгляд еще раз пробежался по лицам суровых мужчин, и я начал совет:

  - Значит так, господа сотники. До нашего выступления времени осталось немного, самый большой срок две седьмицы. Куда мы выдвигаемся, вам известно. Что будем делать, тоже ясно. Чему людей учить, понятно. Но есть у меня, как обычно, несколько замечаний, так что слушайте. Первое, степная конница. Черные клобуки до сих пор никак не усвоят, что не надо после обстрела противника и удачного налета хватать мелкую добычу. Вчера отработали захват вражеского обоза, и все прошло хорошо. Но зачем же хапать с телег, что плохо лежит? Понятно, что я сам приказал, действовать так, как привыкли. Однако помимо этого было сказано, что барахло нас не интересует. Ладно, захватили какого-нибудь знатного аристократа - это хорошо. Возможно, попалось серебро, драгоценности или золото, тоже неплохо. А вот одежду или простое оружие брать не надо. Для нас очень важна скорость и мы идем навстречу крестоносцам не ради добычи, тем более что воины ее не получат. Это надо усвоить и крепко-накрепко вдолбить в голову каждого бойца.

  Степные атаманы, к которым я обращался, одновременно качнули головами и ответили:

  - Все ясно, - сказал Данко Белогуз.

  - Понятно, - вторил ему Юрко Сероштан.

  - Привычка дает о себе знать, - усмехнулся Твердята Болдырь. - Это мои люди на обозе пошалили. Больше не повторится.

  - Вот и ладно, - произнес я, посмотрел на Берладника и продолжил: - Иван Ростиславич, к тебе тоже претензия имеется?

  - Какая? - князь слегка привстал.

  - Зачем твои дружинники на последних учениях до конца за свою позицию цеплялись?

  - А как же иначе? - удивился Берладник. - Если бы мы отступили, то 'вражеская' конница ударила бы по пешим.

  - Да. Но пешие не могли уйти, потому что ты стоял насмерть. Это не дело. За спиной пехоты был лес, и она могла легко в него оттянуться, но не сделала этого, поскольку сама в свою очередь прикрывала тебя. Ты синий флаг видел?

  - Видел.

  - И что он значит?

  - Отступление.

  - Вот именно. Поэтому будь добр в следующий раз не бросать своих, - на этом слове я сделал упор, - воинов на убой. Нам не надо держаться за германскую землю. Раз за разом повторяю одно и то же, ударили и отскочили, налетели и растворились в лесах. За вами сунутся, а там арбалетчики и лесовики Лайне.

  Князь поморщился:

  - Усвоил.

  Я повернулся к Славуте, который вот уже полтора года был полноправным начальником варогов, и продолжил:

  - Теперь по датскому молодняку. Я решил, кто возглавит варогов.

  - Кто?

  Мох уже знал, что я скажу. Наверное, чувствовал это. Да и не мог не отметить, что на совет приглашен его приемный сын, которым он очень дорожил.

  - Варогов поведет в бой Торарин.

  Юноша, встряхнув рыжими кудрями, привстал и поклонился:

  - Благодарю, вождь. Я не подведу.

  Старик в свою очередь недовольно проскрипел:

  - Ему же всего семнадцатый год пошел...

  - Ничего, - оборвал я Славуту, - Святослав Игоревич в его годы уже тысячные дружины в походы водил, а Торарин с варогами два года бок о бок и знает их всех как облупленных. Да и они твоего воспитанника за своего держат. Ну, а чтобы парни не забывались, приставим к ним опытных десятников.

  - Как скажешь.

  Славута кивнул, а я спросил:

  - Ко мне какие-нибудь вопросы есть?

  - У меня имеются, - откликнулся атаман Болдырь. - Нам запас подков и ухналей для похода нужен. Подковать лошадей мы и сами сможем, дело не хитрое, а кузнецы лишнего не дают. Опять же кожа нужна для ремонта седел и уздечек, да стремена с подпругами.

  - Гаврила, - я посмотрел на Довмонтова, - обеспечь.

  - Сделаем.

  Главный интендант Рарога кивнул, и следующий вопрос задал Ранко Самород:

  - Что по огненным смесям? Мне отдельный десяток в сотне делать, который с ними возиться станет, или всех воинов обучать?

  - Сегодня я с твоей сотней буду, так что это отдельно обсудим.

  Самород понял меня правильно. Черные клобуки и дружина Берладника хоть и свои, но наемники, а значит, при них некоторые вопросы обсуждать не стоит. Ладно, вароги, наемники до сих пор не понимают, кто это такие, а 'греческий огонь' военная тайна, хотя крестоносцы, как сообщает агентура волхвов, будут иметь запас огненных смесей и потянут его в Венедию в одном из королевских обозов Людовика Седьмого.

  - Больше вопросов нет? - поинтересовался я.

  Ответом мне была тишина, и совет был распущен. Командиры отправлялись к своим отрядам и сотням, а я присоединился к Самороду, и вместе с ним пошел на берег моря, где его варягам предстояло штурмовать одну из каменных башен. Время уходило, словно вода сквозь пальцы, и нам следовало торопиться. Каждая тренировка это чья-то спасенная жизнь и мертвые крестоносцы. Поэтому у воинов впереди еще один трудный день. Они будут бегать, прыгать, драться и штурмовать стены. Ну, а я стану за этим наблюдать и делать из всего увиденного выводы, которые завтра выльются в новые замечания и приказы.

Глава 6.

  Поздним весенним вечером в переполненную таверну 'Дядюшка Мартелл' на окраине Гамбурга, вошел нарядный рыцарь в новом щегольском плаще с красным крестом на спине и золотой цепью поверх бархатного темно-коричневого камзола. Это был Седрик фон Зальх, который последние несколько месяцев провел при дворе короля Конрада Третьего и вновь вернулся на службу бременского архиепископа Адальберта. Он оглядел просторное полутемное помещение таверны, которое было буквально забито воинами Крестового похода против славян, и направился к угловому столику. За ним юноша разглядел своего друга Людвига фон Уттенхайма, в распоряжение которого он должен был поступить, и потому молодой Воин Господа не медлил.

  Зальх подошел к Уттенхайму и, заслоняя свет, навис над покрытым объедками и посудой широким дубовым столом. Людвиг, который явно был нетрезв, находился в компании нескольких суровых наемников. В левой он руке держал большую деревянную кружку с пивом, а правой прижимал к себе дородную гулящую девку в латаном сером платье с большим вырезом на груди. Седрик, который знал своего товарища не один год, не ожидал, что Уттенхайм может вести себя подобным образом: пить с простолюдинами и опускаться до общения с женщиной из отбросов общества. Нет, Зальх не был ханжой, поскольку уже успел повидать жизнь с самых разных сторон, хотя и не утратил некоторых романтических взглядов на жизнь, которые ему привили в детстве. Просто молодой рыцарь запомнил старшего товарища опрятным и набожным воином-католиком, коему доверял сам архиепископ Бремена, и верил, что существуют идеальные рыцари, на которых стоит равняться. Уттенхайм был одним из таких людей, поэтому Седрик был несколько обескуражен.