Молчание мертвых, стр. 38
— Боишься, что я расскажу о нас кому-нибудь? Испорчу твою безупречную репутацию, если другие узнают, что ты хотел трахнуть меня?
— Меня это не беспокоит.
— Тогда в чем дело? С чего такая нерешительность?
— Может, мне не нравятся твои условия.
— Не хочешь отдавать Библию?
— Библия тут ни при чем.
— Тогда какие еще условия? — Грейс непонимающе посмотрела на него. — Нет никаких условий. Для такого парня, как ты, лучшего предложения и быть не может, разве нет?
Он повернулся. Ожег ее взглядом.
— Для такого, как я? Ты же совсем меня не знаешь. Мы больше не в школе, Грейс.
— Думаешь, не понимаю?
— Думаю, тебе трудно это забыть. — Кеннеди убрал упавшие на глаза волосы. — И мне неприятно сознавать, что я часть этого твоего прошлого.
— Если не хочешь меня, ступай, занимайся своими делами.
Грейс коснулась наконец дна и тут вывернулась из его рук, но Кеннеди обернулся так быстро, что у нее от удивления расширились глаза.
Его жадный взгляд скользнул по ее лицу, губам, голым плечам.
— Я хочу тебя. — Кеннеди развязал узелок, и тот соскользнул, обнажив то, что он уже видел в окне и о чем мечтал с того утра. Но и тогда он не тронул ее. Только коснулся губами ее губ. — Но мне нужен не секс. Я хочу любить тебя, Грейс. И если ты еще не знаешь, между этими понятиями есть разница.
Она не двинулась с места и ничего не сказала. Он поднял голову.
— И вот что еще. Если ты через десять минут не вернешься в свою палатку, я отнесу ту чертову Библию в полицию. Ясно?
Кеннеди отпустил ее, не дожидаясь ответа. Потом вышел на берег и торопливо зашагал к кемпингу, потому что знал, что если задержится еще на секунду, то возьмет все, что она будет готова дать, даже если получит не все, что хочет.
Глава 11
Сидя на берегу, Грейс пыталась понять, что же случилось, и не находила объяснения. Не в силах оставаться в палатке после телефонного разговора, она в результате оказалась в объятиях Кеннеди Арчера и испытала прилив того самого желания, которого так недоставало ее отношениям с Джорджем. Почему в жизни все так неправильно?
Закрыв глаза, она заново переживала те мгновения, когда ощутила нежное прикосновение его губ, нетерпеливую атаку языка, горячее давление плоти, когда ее ноги обхватили его. От одних лишь этих воспоминаний по рукам и спине побежали мурашки. Если бы она чувствовала то же самое в отношении Джорджа, возможно, они были бы счастливы вместе.
Но с Кеннеди?..
— Нет, — прошептала Грейс и закрыла лицо руками.
Ее трясло от холода, но она не спешила уходить, надеясь, что холод приведет ее в чувство, встряхнет, напомнит, что Кеннеди нельзя доверять, что ему не было, нет и никогда не будет до нее никакого дела. Его божеством была Рэйлин, а они с ней такие разные. К тому же в ней до сих пор жило мучительное воспоминание о том, что она делала с его друзьями. Если она сама не в силах простить себя, то как может простить это кто-то другой? Нет, их не должны даже видеть вместе. Его семья возненавидит ее. И если она не смогла быть до конца честной с Джорджем, то сможет ли открыться Кеннеди, доверить ему хранимую восемнадцать долгих лет тайну? Тайну, которая, если ее раскрыть, способна уничтожить не только ее, но и самого Кеннеди?
Но больше всего ее беспокоили его сыновья. Что, если они привяжутся к ней? Что, если она станет для них чем-то большим, чем просто знакомая?
Опустив голову на колени, Грейс обхватила ноги и попыталась справиться с дрожью. Что же делать дальше? Первым порывом было как можно скорее, незамедлительно уехать из Стилуотера, вернуться в большой город. Но ведь Джорджу она там не нужна, а ее семье не обойтись без нее здесь.
— Грейс, возвращайся в кемпинг, — позвал откуда-то Кеннеди, который вовсе и не отправился спать, как она предполагала.
Вот уж не ожидала. Какой ответственный. Из него наверняка получится хороший мэр.
— Сейчас иду. — Грейс поднялась, смахнула с ног прилипший песок и направилась к палаткам. Кеннеди дожидался ее на полпути. Она завязала купальник, но, встретившись с его взглядом, снова почувствовала себя голой. И снова испытала уже знакомый пульс неутоленного желания.
…Мне нужен не секс. Я хочу любить тебя, Грейс…
И как бы это могло быть? Впервые она хотела отдаться целиком и полностью, без остатка, уступить страсти. С ним это было бы возможно.
Но только она никогда не узнает…
Возвращались молча, каждый сам по себе. Возле палатки Грейс пробормотала «спокойной ночи» и уже наклонилась, чтобы нырнуть внутрь, но Кеннеди схватил ее за руку.
— Грейс? — прошептал он.
Повернувшись, она увидела странно напряженное лицо.
— Ты знаешь, что в той Библии?
— В Библии? — растерянно, не понимая, о чем речь, повторила она.
— Ты когда-нибудь заглядывала в нее? Читала то, что записывал преподобный?
— Нет. А что он записывал?
— Там много записей о тебе.
Грейс промолчала. Только опустила глаза.
— Я прочитал кое-что и вот теперь думаю…
Словно предчувствуя что-то нехорошее, сердце застучало чаще.
— Что? — неуверенно спросила она.
— Скажи… — Кеннеди запнулся. — Скажи, преподобный не пытался…
Все ее тело мгновенно напряглось, будто готовясь отразить нападение.
— Я не хочу об этом говорить. Он взял ее за руки:
— Когда ты была девочкой, преподобный трогал тебя? Я имею в виду, не позволял ли он себе такое, что считается неприличным?
Воздух в легких застыл коркой льда — не продохнуть. Как бы она хотела признаться, рассказать все, выплеснуть наконец скопившиеся в душе боль и гнев, избавиться от тяжкого бремени омерзительной тайны, поделиться которой не решалась даже с психотерапевтом.
Хотела бы, но…
Разве не была она сама отчасти виновата в том, что делал с ней отчим? Разве не было подтверждением ее вины то, что она сама делала в старших классах с друзьями Кеннеди? Поселившийся в ней стыд жег изнутри так же, как затаенная обида. К тому же, раскрыв ту тайну, она дала бы веский аргумент тем, кто считал, что у их семьи был мотив для убийства преподобного. А ведь Кеннеди уже знал о Библии и вполне мог в какой-то момент использовать этот козырь. В конце концов, все его друзья и близкие настроены против Монтгомери. Так что минутная слабость грозила непоправимыми последствиями.
— Нет. — Для пущей убедительности Грейс приказала себе посмотреть ему в глаза, но сделать это не смогла. Испугалась, что он все поймет, увидит ее насквозь, прочтет правду за завесой лжи, как уже случилось у озера.
Она снова попыталась спрятаться, прошмыгнув в палатку, но Кеннеди удержал ее.
— А я думаю, что так оно и было, — упрямо сказал он. Не верит. Ему нужна правда. Что ж, значит, ей надо сыграть поубедительней.
— Ты с ума сошел? — Грейс подпустила насмешливую нотку. — В городе немало людей, которые проклянут тебя, если ты скажешь что-то подобное. Преподобный был образцом во всем, разве не так?
Кеннеди смотрел на нее с тем же непроницаемым выражением.
— Не знаю. А ты как думаешь?
Похоже, он улавливал все, даже самые тонкие нюансы. Нужно быть осмотрительнее.
— Ли Баркер… конечно… то есть, я хочу сказать… Все ведь знают, каким добропорядочным он был. Он… — Слова застряли в горле. Она должна была хвалить отчима, но что-то мешало. Нет, здесь у нее ничего не получится. Она не может лгать. Не может лгать Кеннеди Арчеру.
— Он был хорошим человеком? — негромко спросил Кеннеди.
Надо взять себя в руки. Перевести дыхание. Успокоиться. Слишком много всего случилось за одну ночь. Все смешалось в калейдоскопе эмоций. Боль. Злость. Обида. Разочарование. Желание. Надежда. Кеннеди предлагал якорь, без которого ей было не обойтись, но она знала — нельзя тешить себя иллюзией. Стоит лишь поверить, уцепиться за протянутую руку, как мираж рассеется, и ты поймешь, что хватался за пустоту. Перед ней стоял сам Мистер Стилуотер, а она осталась Зубрилкой Грейси.