Эрагон.Наследие, стр. 16

Роран подхватил с земли свой пояс и молот:

— Готов. Пошли.

8. Цена власти

Ну вот, госпожа моя, вам это больше не понадобит­ся, и слава богу.

С тихим шелестом был снят с руки последний слой по­вязки, и Фарика унесла старые бинты. Бинтовать изранен­ные предплечья Насуада была вынуждена с того дня, когда она и воинственный Фадавар, испытывая свое мужество и соревнуясь друг с другом, подвергли себя Испытанию Длинных Ножей.

Насуада стояла, изучая рисунок огромного старого ковра, а Фарика обмывала и умащивала мазями ее руки. Сама Насуада, с тех пор как победила во время Испыта­ния Длинных Ножей, ни разу даже не посмотрела на свои шрамы; тогда эти, еще совсем свежие, раны показались ей столь ужасными, что ей не хотелось снова их видеть, пока они не заживут.

Шрамы располагались асимметрично: шесть поперек внутренней стороны ее левого предплечья, три — поперек правого. Каждый из шрамов был три-четыре дюйма дли­ной и совершенно прямой, лишь самый конец одного из них на правой руке чуть изогнулся; тогда она все-таки не­сколько утратила самообладание, и нож дрогнул в ее руке, нанеся слегка извилистый порез почти в два раза длиннее всех остальных. Кожа вокруг шрамов была нежно-розовой и морщинистой, а сами шрамы были лишь немного свет­лее остальной ее кожи, и она была очень благодарна за это судьбе: она боялась, что шрамы будут белыми, блестящи­ми и куда более заметными. Впрочем, они и так выделя­лись довольно сильно, приподнимаясь над поверхностью кожи примерно на четверть дюйма; эти твердые складки выглядели так, словно под кожу Насуаде вставили гладкие стальные прутья.

Она рассматривала свои шрамы с двойственным чув­ством. С детства отец учил ее соблюдать обычаи родного народа, однако почти всю свою жизнь она провела среди варденов и гномов. Единственные ритуалы, которые она дей­ствительно соблюдала, да и то нерегулярно, были связаны с религиозными верованиями кочевников. Она, например, никогда не осмелилась бы руководить Танцем Барабанов или участвовать в энергичном Выкликании Имен, а также — и от этого Насуада особенно воздерживалась — соревноваться с кем бы то ни было во время Испытания Длинных Ножей. И все же ей пришлось это сделать! И в результате у нее, еще совсем молодой и прекрасной женщины, были предплечья, «украшенные» девятью длиннющими шрамами. Она могла бы, разумеется, приказать своим магам, и те удалили бы урод­ливые шрамы, но тогда исчезло бы драгоценное свидетель­ство ее неоспоримой победы в Испытании Длинных Ножей, и кочевые племена наверняка перестали бы ей подчиняться.

Но если Насуада и жалела, что руки уже не такие глад­кие и округлые, как прежде, а потому больше не вызывают восхищенных взглядов мужчин, она все же гордилась свои­ми шрамами. Они были свидетельством проявленного ею мужества, очевидным знаком ее преданности варденам. Теперь любому, кто их увидит, стало бы ясно, каков ее ха­рактер. А потому Насуада в итоге решила, что эти шрамы гораздо важнее, чем ее былая красота рук.

— А ты что думаешь? — спросила она и показала руки королю Оррину, который стоял у открытого окна и смо­трел на город.

Оррин повернулся к ней, внимательно посмотрел на ее шрамы и нахмурился; глаза его под густыми ресницами потемнели. Свои доспехи он уже успел сменить на плот­ную красную тунику и длинный жилет, отделанный белым горностаем.

— Я думаю, что смотреть на них неприятно, — сказал он и вновь отвернулся, изучая город. — Прикрой свои руки, пожалуйста; в приличном обществе неприлично выстав­лять напоказ такое уродство.

Насуада еще некоторое время изучала свои шрамы, по­том задумчиво, но твердо сказала:

— Да нет, я, пожалуй, не стану их прикрывать. — И она лишь поправила кружевные манжеты своих рукавов, дохо­дивших до локтя. Затем она отпустила Фарику, прошла по старинному, вытканному еще гномами ковру, лежавшему в центре комнаты, и присоединилась к Оррину, изучавше­му разрушенный сражением город. И с удовлетворением увидела, что все пожары, за исключением двух, вдоль за­падной городской стены, уже потушены. И лишь после это­го Насуада посмотрела на Оррина.

За тот короткий промежуток времени, во время кото­рого вардены вместе с жителями Сурды успели несколько раз нанести армии Гальбаторикса серьезное поражение, Насуада не раз замечала, что Оррин становится все более серьезным и даже мрачным; свойственные ему энтузиазм и эксцентричность почти исчезли, на лице было написано почти недовольство. Сперва Насуада этому даже обрадо­валась, решив, что молодой король просто повзрослел, но война все продолжалась, и до конца ее было еще далеко, и Насуада стала скучать по тем оживленным беседам, ко­торые они прежде вели с Оррином о естественной философии, по его веселым каламбурам и даже по его причудам и чудачествам. Оглядываясь назад, она понимала, что именно мальчишеское поведение Оррина и делало порой ее жизнь светлее, хотя иногда его выходки и казались ей грубыми и неуместными. Мало того, в этих переменах она видела и некую опасность для себя, ибо теперь, видя на­строение молодого короля, легко могла себе представить, что он может попытаться сместить ее с поста предводи­тельницы варденов.

«А была бы я счастлива, если бы просто вышла за него замуж?» — думала она.

Оррин обладал весьма привлекательной внешностью: прямой изящный нос, но довольно тяжелая нижняя че­люсть, волевой подбородок, рот красивой формы, губы выразительно изогнуты; годы военных упражнений обе­спечили ему отличную осанку и ощутимую физическую силу. Он был, безусловно, умен, тут у нее не было ни малейших сомнений, да и в целом его характер был вполне приемлемым. И все же. если бы Оррин не был королем Сурды и если бы не представлял собой некой угрозы ее нынешнему положению среди варденов и самое главное самой независимости варденов. Насуаде явно даже в го­лову бы никогда не пришло размышлять о возможности брака с этим человеком.

«А хорошим ли он мог бы стать отцом для своих детей?»

Оррин на нее даже не смотрел. Опершись руками об узкий каменный подоконник, он вдруг заявил:

— Ты должна расторгнуть свои договор с ургалами.

Застигнутая врасплох. Насуада даже вздрогнула.

— Это почему же?

— Потому что они приносят нам только вред. Люди, которые в ином случае присоединились бы к нам. теперь проклинают нас за то. что мы вступили в союз с этими чудовищами, и отказываются сложить оружие, когда мы подступаем к их жилищам. Им кажется, что Гальбаторикс справедливо и разумно сопротивляется нашему натиску, а виной всему наш союз с ургалами. Простые люди не по­нимают, почему мы с ними объединились. Они не знают, что и Гальбаторикс вовсю использовал ургалов. что он. обманом заманив их в свои войска, заставил их пойти в атаку на Тронжхаим. да еще и под командованием этого проклятого шейда. Все эти тонкости насмерть перепуган­ным крестьянам и фермерам не объяснишь. Все они пони­мают одно: существа, которых они всю жизнь ненавидели и боялись, направляются прямиком к их домам, и ведет их огромный оскаленный дракон и никому не известный Всадник, с виду куда больше похожий на эльфа, а не на обычного человека.

— Но поддержка ургалов нам необходима. — возразила Насуада. — У нас на самом деле не такая уж большая армия.

— Ну. не настолько уж она нам необходима! Ты уже сама понимаешь, что я прав, а иначе почему ты не позволила ургалам участвовать в штурме Белатоны? Почему ты при­казала им не входить в город? И все же недостаточно про­сто в некоторых случаях не допускать их на поле брани. Об ургалах по-прежнему распространяются по всему миру ужасные слухи. И единственный способ исправить такое положение вещей — прервать свой договор с ними, пока этот злосчастный союз не принес нам еще больше вреда.

— Я не могу этого сделать.

Оррин резко повернулся к ней, лицо его исказилось от гнева.

— Люди умирают, потому что ты предпочла принять помощь Гарцвога. Мои люди, твои люди, жители Импе­рии… они умерли и похоронены, Насуада! Этот союз не стоит такой жертвы, и, клянусь жизнью, я просто предста­вить себе не могу, почему ты продолжаешь защищать его необходимость.