Тайна древней рукописи, стр. 25

Но я была уверена, что угольки чувств еще тлели. Много лет спустя Абеляр подтвердил мою догадку — мучительно прямым образом — решив, что хочет быть похоронен рядом с ней. Лежать рядом с ней после смерти, ведь при жизни им этого так и не удалось сделать.

Я задумалась о них, камне и цветке. Я и представить себе не могла, как любовь может пережить двенадцать лет разлуки. Теперь, разобравшись в своих чувствах к Августу, я не пережила бы расставания и на день, что уж говорить о годах. Возвращение в Бостон виделось мне все мрачнее и печальнее. Но как Элоиза могла быть такой уверенной в своих чувствах?

Зазвонил мобильный.

— Ты добралась? — В трубке послышался голос Августа.

— Да.

— Как я хочу, чтобы ты сейчас была здесь, рядом. Я скучаю по тебе.

— Я тоже. Вот читаю об Элоизе. Ты знал, что для своего времени они были слишком несдержанны?

Он рассмеялся.

— Да. Я покопался в Гугле и выяснил всю их судьбу. К тому же у моего отца было несколько книг.

— А еще Астроляб. Ты можешь представить, каково это — быть их ребенком? Ведь тогда об их страстном романе знали абсолютно все, они были буквально знаменитостями. И все бы знали о тебе — ты бы всегда нес эту ношу, знак плода трагической любви. Твоя мать ушла в монастырь, отец стал отшельником. Черт, да после этого история моих родителей кажется путем, усыпанным розами. А Астроляб рос, зная, что когда-то в прошлом они так любили друг друга, что были просто одержимы. Пока все не потеряли. Я хочу сказать, что если бы я была им, я бы не смогла никого полюбить. Я бы просто боялась.

— Или наоборот.

— В смысле?

— Ты бы захотела найти любовь, которая могла бы сравниться с их чувством. Сколько людей сталкивается с такими переживаниями? Этой безумной любовью, когда ты готов на все? Возможно, он думал, зачем влюбляться, если это не такое сильное чувство, как у его родителей? Вот если бы они были примером для тебя, ты бы наверняка захотела испытать такие же чувства.

— Ну… при условии, что никакие части тела не пострадают, да. Просто, Август, это ведь не счастливый конец.

— Что, если бы мы никогда не смогли… Я имею в виду не сейчас, а вообще когда-нибудь сделать это? Вообще никогда. Ты бы меня любила?

— Конечно. Для меня важно не только это, но и твои мысли, твоя личность.

— Именно. Может, Астроляб искал родственную по разуму и сердцу душу? Родителей влекли физические страсти, но когда это стало невозможным, они вышли на другой уровень — уровень интеллектуальной платонической любви.

Я легла на кровать.

— Как бы я хотела просто спросить их.

— Ну, у нас есть книга.

— Мы надеемся, что это она. Нам надо еще доказать, что эта книга принадлежала ему.

— Ты поцелуешь меня на Эйфелевой башне?

— Да. Ты пойдешь со мной к их могиле?

— Да, Каллиопа, поговори со мной, пока я не засну, ладно?

— Конечно.

И так мы шептались обо всем и ни о чем, пока я не услышала, как дядя и Гейб пошли спать. Я была уверена, что Август и есть мой А.

15

Мы спланировали наш тайный отъезд в Париж. Профессор Соколов и Август связались с медиевистами и монахами и попытались собрать все возможные доказательства происхождения Часослова так же тщательно, как дядя Гарри использовал научные технологии, чтобы проанализировать пергамент и точно определить время создания манускрипта. Он также получил сведения от одного из своих друзей в Лондоне, что Расхититель гробниц был замечен в Париже, но снова ускользнул от властей.

Зная, что известия о Расхитителе гробниц заставят всех только повысить бдительность, мы скрывали наши намерения. Отец Августа считал, что едет только его сын. Ни Гарри, ни профессор Соколов не имели ни малейшего понятия о том, что собираюсь сделать я. Мы с Августом решили, что я позвоню дяде за пять минут до вылета и попрошу его понять мой поступок.

Всю неделю я втайне собирала и снова разбирала чемодан, проверяя все мелочи. Каждую минуту я проводила с Августом, и в те моменты, когда я оставалась одна, мне становилось ужасно плохо. За это время я потеряла четыре килограмма, я перестала спать, от возбуждения у меня пропал аппетит, и я перешла на кофе. Это и еще рвущее душу чувство вины боролись внутри меня.

За сутки до нашего побега дядя Гарри зашел ко мне перед сном.

— Я беспокоюсь за тебя, Каллиопа.

— Почему?

— Ты выглядишь усталой.

— Так и есть.

— Любовь должна благотворно воздействовать на тебя.

— Ну да.

— Я знаю. Ты не спишь, не ешь, голова уже не работает. Ты не можешь делать ничего, кроме как думать об Августе. Я знаю. Я проходил через это.

— С Гейбом?

— Да, и с ним тоже немного. Но когда мы встретились, мы были чуть постарше. У нас была работа, и мы вели респектабельный образ жизни. — Он рассмеялся. — Самым сумасбродным поступком, который я сделал в то время, было то, что я потратил небольшое состояние на билеты на мюзикл.

— Да, тоже не лучше меня.

— Возможно. Но мы ели и спали. Нет, я безумствовал раньше, еще в юношеские годы. В университете. Тогда, мне кажется, я не спал месяцами. Я был настолько влюблен, что это больше походило на болезнь.

— Значение сна переоценивают.

— Знаешь, я считаю, что юношеская любовь — это прекрасно. Но не успеешь оглянуться, а лето скоро закончится. И я не хочу, чтобы вы расстались из-за твоего отъезда в Бостон. Я уверен, если вы предназначены друг для друга, вы справитесь с расстоянием — каникулы и всякое такое. Но всепоглощающая страсть — это не всегда здорово. Я не хочу, чтобы тебе было больно. Ладно?

— Ты сам нас свел, — сказала я.

— Знаю, знаю. Думал, так, летний роман. Я и представить себе не мог, что это будет та самая любовь. В любом случае просто… уважь своего чрезмерно беспокоящегося дядю хоть немного, хорошо?

— Конечно. Обещаю. — И как только я произнесла последние слова, я пожалела о своем вранье.

Он с сомнением посмотрел на меня и вышел из комнаты. Я была уверена, что не послушаюсь его. Я чувствовала себя как Элоиза. Ну как кто-нибудь может понять меня и мои чувства? Хотя мы с Августом еще не были близки, в глубине души я чувствовала к нему непреодолимое влечение.

И не могла дождаться нашей поездки в Париж. Август был моей настоящей любовью.

Август оплатил наши билеты кредитной картой компании «Соколов и Сыновья». У меня было восемьсот долларов наличными — мои карманные деньги на лето, — и еще я сняла деньги с моего вклада. Я вышла из дома, когда дядя был на работе, а Гейб в театре. Мы встретились с Августом на вокзале Пеннстейшн и сели на экспресс до аэропорта.

Больше часа у нас ушло на то, чтобы пройти контроль, но вот уже объявили посадку, и мы стояли у выхода к самолету. Я взглянула на Августа.

— Сейчас или никогда.

Я набрала дядин номер. Пошли гудки, я громко сглотнула.

— Привет, Каллиопа!

— Гарри… ты сейчас сидишь?

— О боже… только не говори мне, что ты беременна!

«Я как-то не подумала, что по сравнению с такой новостью то, что я лечу в Париж, может показаться даже скучным!»

— На самом деле нет. Я улетаю в Париж.

— ЧТО? — Дядя так громко произнес это, что мне пришлось убрать телефон подальше от уха.

— Мы хотим съездить к могиле. И встретиться с Этьеном.

— Так, мне надо выпить. Ты врешь. Ты не можешь так поступить, Каллиопа!

— Ты сам попросил нас изучить историю палимпсеста. Мы просто заканчиваем то, что начали.

— Это безумие! Быстро возвращайся домой. Где ты сейчас? Я слышу объявления на посадку. Повторяю, нет, я приказываю тебе.

— Я не отступлю, дядя. Вернусь через пять дней.

— Интерпол засек Расхитителя гробниц в Париже. Каллиопа, ты должна сейчас же вернуться домой.

— Нет.

— Это… никуда не годится. Когда твой отец узнает обо всем, он убьет меня. А потом тебя. Это самая эгоистичная вещь, которую ты когда-либо вытворяла.