Черный ястреб, стр. 62

Красные отсветы пламени скользили по его красивому телу, подрагивали на очертаниях тугих мускулов. Жюстина еще ни разу не встречала мужчину, нагота которого воспринималась бы столь же естественно. Хоукер всегда чувствовал себя легко и непринужденно в собственном теле, словно сатир, не имеющий представления о скромности. Он мог бы с таким же успехом родиться дикарем, не знающим одежды.

По собственному опыту Жюстина знала, что он занимается любовью, совершенно не испытывая стыда или неловкости. Наверное, мужчины, живущие на краю света и не носящие одежды, поступали так же.

— Думаешь, Невидимка появится настоль грандиозном мероприятии? Мне кажется, это пустая надежда. Если она является представительницей высшего света, то мы непременно ее там увидим. — Хоукер внимательно посмотрел на собственную руку, словно надеялся прочитать на ней информацию о событиях сегодняшнего вечера. Словно там были ответы на интересующие его вопросы. — Мы многих упустили. Невидимки по-прежнему живут среди нас в неродных для них семьях.

— Но эту девушку не ждала семья.

— Знаю. Пакс поищет завтра среди богатых представителей лондонского полусвета. Я же возьму на себя дешевые бордели. У меня есть старинные друзья, которых я смогу порасспросить. — Подавшись вперед, Хоукер взял кончиками пальцев полено и подтолкнул его в огонь. Искры взметнулись вверх. — Она уже не молода. А мы с тобой оба знаем, какая жизнь ожидает таких проституток.

— Я обрекла ее на такую судьбу, — произнесла Жюстина.

— Мы оба.

— Это была моя операция.

— А я был экспертом. Ты меня слушалась. — Хоукер поворачивал полено до тех пор, пока огонь полностью не охватил его. — И теперь, спустя много лет, я скажу тебе то же самое. Мы не смогли бы вытащить ее оттуда.

— Некоторых людей нельзя спасти. — Жюстина потратила не одни год, чтобы понять это. — Она сделала свой выбор. Но все равно будет обвинять нас. Так уж устроен мир.

— Представляю, какую ненависть она к нам испытывает.

— Но даже если это так, зачем уничтожать тебя спустя столько лет? И зачем использовать для этого меня, да еще так все усложнять? Она все тщательно просчитала и спланировала. Она… — Ночь была не слишком холодной, да и тепло камина обжигало лицо. И все же Жюстине вдруг стало очень холодно. После ранения она постоянно мерзла. — Она направила свою ненависть на Патлена и Гравуа. И все же эти убийства можно назвать своего рода милостью: быстрый взмах ножом, и все кончено. Основной удар направлен на тебя, mon ami. Это тебя она ненавидит больше всего на свете.

— Я об этом гоже подумал. — Хоукер отодвинулся от камина и положил руки на колени. — Я сразу распознаю ненависть.

Ненависть врагов не способна была лишить его присутствия духа. Причинить Хоукеру боль мог только друг. А то, что сделала Жюстина…

— Я тебя не ненавижу. Давно перестала ненавидеть.

Беспощадное узкое лицо Хоукера повернулось к ней. Он улыбался. И улыбка эта была подобна лучу солнца, выглянувшего из-за зловеще-черного грозового облака.

— Думаешь, я об этом не знаю?

На груди Хоукера, ближе к плечу красовалась небольшая отметина в форме звезды. Именно сюда попала пуля Жюстины, когда она выстрелила в него много лет назад на мраморной лестнице Лувра. Жюстина легонько коснулась шрама.

— Это сделала я.

— Несчастный случай. — В глазах Хоукера плескался смех. — Я узнал это из компетентного источника.

— Тебе смешно, что я в тебя выстрелила?

— В тот момент, когда это случилось, мне было не до смеха. Но теперь с высоты прожитых лет этот случай кажется мне забавным.

Никто в целом мире не способен был смеяться над собственным ранением. Только Хоукер.

— Не стоит ссориться из-за какой-то крошечной пули.

Жюстина встала на колени, а потом подалась вперед и поцеловала шрам на груди Хоукера. Он был нежным, точно шелк, и очень теплым. Теплее, чем окружавшая его ровная кожа. Шрамы истончают защитную стену. Можно даже ощутить, как близко к поверхности бьется жизнь, когда причинено так много боли. Сквозь этот шрам можно было почувствовать саму сущность Хоукера. Глупое пренебрежение к собственной жизни в этом полном опасностей мире. Мужество и сарказм.

Хоукер погладил волосы Жюстины. как если бы отношения между ними были просты и понятны. Должно быть, он разглядел согласие, читавшееся в ее глазах.

— Я хочу делать это медленно. — Хоукер спокойно и уверенно потянул девушку за руку, а потом прижал к себе. Так уж случилось, что щека Жюстины коснулась раны на теле Хоукера. нанесенной ею же самой.

Хоукер крепко обнимал любимую обеими руками. Они смотрели на огонь, и Жюстина мало-помалу расслабилась.

Глава 44

Хоукер подвинулся так, чтобы Жюстине не пришлось опираться на больную руку. Он гладил ее, точно кошку, уютно устроившуюся у него на коленях. Глубокая привязанность переплеталась с настороженностью. И это сочетание казалось Жюстине невероятно возбуждающим.

Разжигая камин, Хоукер пропитался дымом. А еще от него пахло бренди.

— Ты пил хороший бренди на обед, — заметила Жюстина.

— Натаниэль любит все самое лучшее. Но в случае со мной он лишь напрасно потратил напиток. Думаю, я предпочитаю джин.

Натаниэль Конан, главный судья с Боу-стрит, не держал джина.

— Ты не знаешь, что именно из напитков для тебя предпочтительнее? Это странно.

— Когда я Хоукер. я люблю джин. А вот сэр Эйдриан Хоукхерст пьет бренди.

Ты оба этих человека. Хоукер и сэр Эйдриан. Должно быть, это сбивает тебя с толку.

— Не слишком.

Так приятно было ощущать поглаживания сквозь плотную ткань халата. А еще Жюстине ужасно хотелось коснуться кожи Хоукера. Она откинула полу халата, позволив ей скользнуть вниз по ноге, и приподняла колено, давая понять, что ждет прикосновения.

— Когда я сэр Эйдриан и делаю вот это… — Хоукер сжал колено Жюстины. Она раскрылась ему навстречу, точно бутон, явив его взору обнаженное бедро, живот и каштановые завитки, покрывающие лоно. — Я ценю искусство.

— Ты настоящий знаток.

— Восхитительное колено. Сильное и очень интересное. Вот тут парочка шрамов. А теперь я провожу рукой по изгибу цвета восхода и нахожу маленького дружелюбного зверька. Англичане называют его кроликом.

— По-французски это chatte. Кошка.

Я глажу маленькую кошечку. Знаешь, в середине ты… напоминаешь цветом одну из тех ракушек, что находила на побережье в Италии.

Хоукер провел пальцем по шелковистым складкам и слегка раздвинул их. У Жюстины перехватило дыхание. Чувства пустились в бешеный перепляс, побуждая ее как-то ответить. Сделать хоть что-нибудь. К тому моменту, когда рука Хоукера скользнула вверх по бедру и снова коснулась колена, Жюстина дышала часто и прерывисто.

— Когда я сэр Эйдриан. я люблю смотреть на тебя, — продолжал он. — Когда же я Хоукер. мне хочется поскорее опрокинуть тебя на спину, погрузиться в твое лоно и сделать нас обоих счастливыми. — Ласкающая се рука напоминала сталь, а вот ее прикосновения были легкими, точно пух. — Господи, дотрагиваться до тебя так чудесно. Натаниэль отличный малый, но рядом с ним я все равно чувствую себя не в своей тарелке. Меня ведь однажды допрашивали на Боу-стрит. Когда я совершил кражу.

Хоукер жил интересной жизнью.

— Но судя по всему, тебя так и не повесили.

— Произошла своего рода судебная ошибка. Мне предъявили обвинение, но мой прежний наставник король лондонских воров — подкупил нескольких свидетелей. Это была моя первая встреча с Боу-стрит. Начало долгого и интересного сотрудничества. Сядь. Пол ужасно жесткий. — Хоукер на мгновение ушел куда-то.

Спина Жюстины, лишившись согревающего ее мужского тела, тотчас же замерзла. Но потом рядом очутились полушки и одеяла. Хоукер снял с Жюстины алый халат, стараясь не задеть ее раненую руку. Сам он тоже успел полностью раздеться.

— Мы могли бы пойти в постель, — произнесла Жюстина. — Большинство людей так и делает каждую ночь. — И все же ей не хотелось покидать гостеприимный круг света, отбрасываемого пламенем. Этот маленький мирок принадлежал ей одной. Остальная комната утопала в темноте.