Черный ястреб, стр. 20

Воспаленное сознание нарисовало ей несколько способов умереть. Но оно никак не могло подсказать Жюстине способ спасти оставшихся Невидимок.

— Они же дети.

Не намного младше тебя.

Она стояла, опустив руки. Потерпев поражение.

— Ты ублюдок!

— Мать всегда утверждала, что родила меня в браке, хотя я в этом сильно сомневаюсь. Сова, я думал об этом дольше, чем ты. Поверь, если бы я смог придумать, как нам вызволить тех троих, мы непременно сделали бы это.

— Я никогда не прошу себе, что оставила их здесь.

— У большинства из нас есть грехи, не дающие заснуть по ночам.

— Но ты так несерьезно отнесся…

— Черта с два! Думаешь, у меня не бывает кошмаров? — Они стояли некоторое время и молча смотрели друг на друга. Хоукер пнул ногой саквояж. — Выбрось это куда-нибудь.

Жюстина раскидает пожитки Дриё по всему Парижу. Рубашку засунет в водосточную трубу, а ботинки бросит в канаву.

В этот момент она вдруг поняла, что ее руки покрыты засыхающей липкой кровью. Свет фонаря выхватил из темноты очертания мертвого тела. А над головой в черном небе безжалостно мерцали звезды, наблюдая за Жюстиной и зная о ней все. Страх завладел ею настолько, что она готова была обречь тех троих на жизнь в аду.

Если у Жюстины и оставалась душа, тo сегодня ночью она умерла.

Чуть дальше от того места, где стояла Жюстина. операция по спасению Невидимок подходила к концу. Дети скрылись. Черный Дрозд поковыляла следом за ними за угол.

Пакс растворился в ночи.

— Нужно убрать отсюда труп. Подожди. — Хоукер сделал шаг в сторону Жюстины, но не для того, чтобы преградить ей путь, а чтобы привлечь внимание. — Возьми.

Словно по мановению волшебной палочки в руке у Хоукера возник нож. Он держал его за лезвие, протягивая рукоятку Жюстине.

— Твой нож?

— Не стоит ходить без оружия. — Ни Хоукер, ни Жюстина не смотрели на грудь Дриё, в которой торчал нож. — Бери. У меня есть еще.

— Ты очень предусмотрителен. — Нож был теплым: нагрелся от кожи Хоукера. Жюстина почувствовала это, когда прятала его под рубашку. — Я его верну.

— Оставь себе. Тем более что мы больше не увидимся. Хоукер заметно посерьезнел. — Я должен сказать тебе кое-что.

Хоукер ошибался. Они встретятся. Ибо в их шпионском мире это было неизбежно. И, встретившись в следующий раз, они уже не будут союзниками.

— Говори, что хотел.

— Уезжай с Невидимками.

— Именно это я и собиралась сделать. Проследить, чтобы они без осложнений покинули город. Не беспокойся о них.

— Я не об этом. Вернись в бордель, который считаешь домом, забери сестру и уезжай из Франции. Невидимки уезжают, и тебе лучше уехать с ними.

Как странно, что этот жестокий английский шпион в точности повторил слова Мадам.

— У меня не было намерения покидать Францию.

— Значит, ты глупее, чем я думал. Ты живешь в проклятом Богом борделе. И не одна, а вместе с сестрой. — Хоукер резанул рукой воздух. — Ты пытаешься играть роль шпионки. Из всех глупостей…

— Ты тоже шпион. Вернее, ты стал им лишь недавно. Этакий юный неоперившийся шпион, только что вылупившийся из скорлупы. Но…

— Ты можешь помолчать и выслушать меня? — Хоукер провел пальцами по волосам, а его глаза бегали из стороны в сторону, как если бы он читал написанные в воздухе слова. — Мы сейчас говорим не обо мне.

— Но у меня нет желания это обсуждать.

— Деятельность шпиона лучше того, чем я занимался раньше. К чему привык. Я пытаюсь себя изменить, превратиться в совершенно другого человека. С гобой же все обстоит иначе. Ты образованна, ешь аккуратно и пользуешься носовым платком. Это у тебя в крови.

— Совершенно не понимаю, о чем это ты.

— В тебе есть порода. Прекрати играть в шпионские игры. Отправляйся в Англию и будь той, кем должна быть. — Хоукер нетерпеливо покачал головой.

Все было так просто. Неужели он этого не видел?

— Хоукер, я проститутка. Была ею на протяжении двух лет.

— Тогда уйди из этого проклятого борделя и перестань ею быть.

— Нет, ты не понял. В «Золотом яблоке» меня и пальцем не трогают.

— Значит, ты не проститутка.

— Это ничего не меняет. Слишком поздно. Мне уже никогда не отмыться. Я не могу быть…

Хоукер фыркнул.

— Ты можешь быть кем только захочешь. Поезжай в Англию. Смени имя. Лги.

— И все же этой лжи может быть недостаточно. — Неужели он решил, будто она ни разу не рассматривала подобную возможность? Но мысль о том, кем она была на протяжении двух лет, не оставляла Жюстину ни на секунду. Прошлое смотрело на нее из зеркала каждое утро. — Я была малолетней проституткой в самом модном и развращенном борделе Европы. Многие пользовались моими услугами. Где бы я ни находилась, всегда существует вероятность того, что и ненароком встречу бывшего клиента.

Хоукер молчал. Жюстина была права. И они оба это знали.

Я могу убежать из Франции, — продолжала Жюстина, но от себя не убежишь.

Хоукер поднял руку, словно хотел дотронуться на нее, но не стал этого делать.

— А как насчет Северен?

— Я о ней позабочусь. Я всегда о ней заботилась. Конечно же, Жюстина понимала, что должна сделать.

Она уже приняла решение. Печаль, поселившаяся в ее душе с того самого момента, была такой глубокой, что временами становилось трудно дышать.

— Я защищу Северен. Сделаю для этого все, — сказала Жюстина, прежде чем развернуться и уйти.

Глава 14

Когда первые лучи солнца окрасили горизонт, промышляющий по ночам люд направился по домам, в то время как честные граждане начали понемногу заполнять улицы просыпающегося города. В своем сомнительном прошлом Хоукер так же, зевая, направлялся в предрассветный час в один из воровских притонов, чтобы отдохнуть от своего опасного противозаконного ремесла.

Но теперь он стал другим, хоть и возвращался домой пол утро, как и раньше. Прошлой ночью он избавился от трупа, положил себе в карман его туго набитый монетами кошель и унес с собой пачку документов; некоторые из них могли представлять интерес.

И вот теперь Хоукер шел рядом с Дойлом и Мэгги, ведущими под уздцы навьюченных ослов. Небо стало молочно-белым. Освещавшие его лучи солнца пробивались с востока. Воздух был тяжелым и неподвижным. Еще немного — и над городом вновь повиснет одуряющий зной, превращая его в раскаленную сковороду.

Дойл решил покинуть Париж как можно скорее, ибо слишком много людей жаждало его крови. Кроме того, он хотел увезти Мэгги в безопасное место. Тем более что политическая ситуация в стране становилась все более шаткой. Время от времени в городе начинались волнения, и тогда простые граждане вытаскивали своих более богатых соседей из их домов и вешали прямо на фонарных столбах. Мэгги была аристократкой, поэтому Дойл счел, что пришло время отправить жену в скучную старую Англию.

Дойл шел рядом с ослом, засунув большие пальцы в карманы жилета. Со стороны он казался невозмутимым глуповатым крестьянином, шагающим по своим обыденным делам. Он оглянулся, посмотрел направо, а потом взглядом велел Хоукеру забежать вперед и проверить дорогу.

Когда они свернули с улицы Палмье за угол, Хоукер увидел поджидающую их Сову.

Она сидела на ступенях богатого особняка, и никто не прогонял ее, потому что было еще слишком рано. Девочка была одета в простенькое платье служанки. Ее голову венчал большой белый чепец, а плечи укрывала кружевная косынка. У ног Совы стоял большой саквояж из коричневой кожи, а на ее коленях сидела Северен.

— Доброго вам дня, граждане, — произнесла Сова. — Приятно прогуляться на свежем воздухе, не так ли?

— Очень. — Дойл поравнялся с Хоукером. — Нас поджидаешь?

— Маргариту. Хотя вас это тоже касается.

Сова напоминала туго завязанный узелок. Она нежно обнимала сестру, но ее пальцы были сжаты так, словно она боялась, что Северен упадет и будет съедена крысами.

Улицы были пусты, точно карман бедняка. Ничто не настораживало и не привлекало внимания. Ослы не водили ушами. Однако Сова была чем-то напугана или рассержена. Или и то, и другое вместе.