Одиссей покидает Итаку, стр. 115
Два выстрела в голову Сталина – и все проблемы мира и социализма будут решены хотя бы в здешней исторической реальности.
Прибор сработал – Новиков и Берестин только что перенеслись из этих тел в свои, плавающие в капсуле нулевого времени на «далеком берегу», на Валгалле, в трех десятках парсек от Земли.
Момент перехода Воронцов уловил по ставшим бессмысленными глазам Новикова (нет, теперь уже только Сталина), еще секунду назад смотревшим на него с удивлением.
Этого Воронцов и ждал. Сейчас он стреляет в Сталина – вот когда, наконец, история по-настоящему изменит свой ход. Тут уж без вариантов – кто бы ни пришел на смену тирану, его политической линии он продолжить не сможет.
Друзьям о своем плане он не сказал не только потому, что боялся возражений. Хотя, конечно, трудно сказать человеку, что через пять минут он будет тобой убит. Прежде всего Дмитрий опасался, что его намерение станет известно пришельцам. И тем и другим. А вот им как раз он и хотел показать, кто хозяин ситуации. Вы строили свои планы? Ну так нате, получите! Мне плевать, на какой вариант вы рассчитывали, вот вам мой, и подавитесь!
Сейчас он выстрелит Сталину в голову, отскочит на пару шагов от машины и постарается ранить Маркова, лучше всего – в плечо и в ногу. Чтобы у него было моральное оправдание. Юридическое ему не нужно. Если не дурак – сумеет найти выход.
Воронцов вскинул пистолет, нажимая спуск, непроизвольно зажмурился, представив, как брызнет кровь и мозги от выстрела почти в упор.
Только выстрела не получилось.
Вокруг него сомкнулись стенки вдруг отвердевшего пространства, втянувшие Воронцова в тот же внутренний двор Замка, из которого он начал свое очередное путешествие.
– Все, капитан, отбой, – услышал он голос Антона и открыл глаза. Почувствовал не то чтобы разочарование, а облегчение и злость сразу. Пришелец вновь оказался умнее. Но зато и убивать не пришлось.
Пусть величайшего в истории преступника, а все же…
Однако палец Воронцов не остановил. Пистолет бросило в руке раз, второй и третий. От гулкого грохота заложило уши.
«А если бы я сейчас в тебя, под запал?» – подумал он, по-ковбойски, как Юл Бриннер в «Великолепной семерке», дунул в ствол и опустил «ТТ» в кобуру…
– Знал бы ты, братец, как ты мне надоел… – сказал Воронцов подчеркнуто небрежно. Чем еще мог он выразить свои чувства? Жизнь не научила его сложным формам проявления эмоций, подобных тем, какими пользуются персонажи «интеллектуальной прозы».
– Сам виноват, – ответил Антон. – Все время стараешься что-то мне доказать. Зачем? Никак не поймешь, что я ведь не человек…
– Пожалуй. Что сделаешь – антропоцентризм. Не могу выйти из круга врожденных предрассудков… – вздохнул Воронцов. Но при этом подумал: врешь ты, парень. Или я совсем уж законченный дурак, или ты человек гораздо больше, чем сам о себе догадываешься. Ну да ничего, еще не вечер…
– Из-за своего гонора ты чуть все не испортил, – продолжал выговаривать ему Антон. – Мы ведь все очень четко с тобой спланировали. Весь смысл интриги в том и заключается, чтобы Сталин оставался в измененной реальности. Твои друзья и без этого порядочно поднапортили. Неужели трудно обойтись без импровизаций? Мне даже страшно представить, что произошло бы, успей ты выстрелить…
– Так нечего и темнить! – огрызнулся Воронцов. – Поискал бы себе по вкусу, сговорчивых и дисциплинированных. А с нами лучше сразу начистоту.
Они перешли двор, поднялись в лифте и шли теперь по тому коридору, что вел к адмиральскому кабинету, постоянной уже резиденции Воронцова, где начинались и заканчивались циклы его приключений.
– Нельзя все сразу объяснить, я же говорил…
– Ну, на нет и суда нет, есть «особое совещание», как любил говаривать мой друг Андрей. Хотел чистой импровизации – получил, чего тебе еще? Однако, надеюсь, до правды мы все-таки доберемся?
– Обязательно. Не далее чем в ближайший час.
Антон толкнул тяжелую даже на вид дверь, но не ту, что вела в кабинет, а напротив, Воронцов и не помнил, чтобы она здесь была. Ну, на то он и Замок.
За дверью Дмитрий увидел полукруглый зал, похожий на Центр управления полетами на Байконуре, только поменьше. Но с таким же количеством экранов, цветных дисплеев, пультов управления и прочих элементов научно-технического интерьера.
На центральном, самом большом из экранов застыло изображение того участка Можайского шоссе, где только что был Воронцов, и так же стоял сталинский «ЗИС» с открытыми дверцами, и сидели на своих местах Сталин и Марков. Стоп-кадр.
В креслах перед экраном, словно в просмотровом зале для «узкого круга ограниченных людей», оживленно о чем-то спорили Лариса, Ирина, Наташа и Альба. Впрочем, Наташа в дискуссии практически не участвовала, она ждала и первая заметила, как открылась дверь.
Слишком порывистое движение, с которым она встала с кресла, выдавало степень тревоги.
Такое непосредственное и почти непроизвольное проявление чувств не могло не тронуть Воронцова, но одновременно он ощутил и раздражение. Все ж таки Антон выставил его перед девушками дураком.
Он-то жил там, принимая все за чистую монету, бегая под пулями, вжимаясь в землю среди рушащихся от немецкой бомбежки деревьев, и выражений не выбирал в разговорах и командах, а они смотрели и слушали, и знали, что в любую секунду все можно прекратить.
Пустили дебила в Диснейленд…
Воронцов коснулся губами щеки Наташи, показав глазами, что иные знаки внимания здесь неуместны, поздоровался с девушками, словно вообще ничего не было и расстались они не далее как прошлым вечером. Предупреждая возможные неискренние слова, слышать которые он не хотел, Дмитрий предпочел заведомо снизить планку.
– Интересное кино? – кивнул он на экран. – Только чуток длинноватое… – Присел рядом с Наташей. – Ну, крути дальше, поглядим, что они делать будут.
Антон понял его мысли.
– С этим придется подождать. Самое главное сейчас начнется на Валгалле. А чтобы смотреть интереснее было, имей в виду, что тут далеко не кино. И даже не видеозапись, а прямой репортаж. Если с кем случится что, почти наверняка вытащим, но последствия… – он поджал губы и покрутил головой. – Впрочем, будем оптимистами. Все должно быть хорошо.
Глава 4
Здесь Валгалла выглядела совсем другой планетой, и на Землю она походила единственно тем, что атмосфера оставалась кислородной, да и это сейчас особой роли не играло. Потому что в противном случае пришлось бы всего лишь добавить еще один баллон дыхательного прибора ко всему снаряжению, которое несли на себе «галактические рейнджеры».
Вскользь оброненный, с обычной долей самоиронии, термин, которым Шульгин окрестил членов своей группы, так к ним и пристал, поскольку соответствовал действительности не только по форме, но и по сути их теперешней деятельности.
Как еще назвать людей, выполняющих сложную диверсионную задачу в глубоком вражеском тылу, причем являющихся не солдатами регулярной армии одной из воюющих сторон, а в полном смысле наемниками?
Правда, сейчас нравственные проблемы никого из них не занимали, даже Герарда Айера, который был самым упорным и последовательным противником какого угодно вмешательства в дела земные, а тем более космические. Но с тех пор, как его убедили, что единственный путь в родное время (пусть даже не наверняка) лежит через Валгаллу, он успел доказать, то в XXIII веке кого зря в экипажи дальних разведчиков не принимают.
Так вот – тот пейзаж, что лежал сейчас перед ним, настолько отличался от типичного валгалльского, что не мог быть не чем иным, как частью совсем другой, неизвестной планеты, перенесенной оттуда или смоделированной на месте пришельцами, не чуждыми самой обычной ностальгии.
Почву покрывал плотный слой синевато-желтой растительности, похожей на тундровый мох или на водоросли, которыми обрастают прибрежные камни в южных морях. Чтобы ландшафт не выглядел слишком монотонным и мрачным, его устроители добавили деревьев – низких, с корявыми черными стволами и плоскими игольчатыми кронами, похожими на расправленные для просушки шкуры гигантских ежей. Этот лес, а может, и сад, наподобие бесконечных садов Молдавии, тянулся до горизонта, и даже в сильный бинокль нельзя было увидеть, где он кончается. Между деревьями, где поодиночке, а где обширными скоплениями, были разбросаны отливающие малахитовой зеленью валуны, примерно от метра до трех в диаметре.