Зеркало Кассандры, стр. 96

Все-таки поговорки помогают. Эта цитата, во всяком случае, внушает мне желание продолжать борьбу. Поговорки служат заплатками, которые мы нашиваем на прорехи в судьбе.

При условии, что мы даем им возможность помочь нам таким образом.

Черчилль, наверное, в какой-то момент своей жизни открыл одну из основополагающих истин. Он что-то понял. Несомненно.

Она повторяет про себя:

«Добиться успеха — значит идти от поражения к поражению, не теряя оптимизма».

Она взвешивает и впитывает в себя каждое слово, осознавая, что заключенные в этой фразе обещание, надежда и сила помогают побеждать превратности судьбы и преодолевать испытания.

177

Похожая на разверстую пасть дыра в ограде, кажется, ждет их. Кассандра пролезает в отверстие, Ким следует за ней. Они проползают под плотным кустарником, поднимаются на ноги и созерцают Свалку.

Семь часов вечера, серое небо прекращает изливаться дождем. Ветер затихает. Мгновение затишья перед непогодой. Еще даже светло. С места своего наблюдения они видят лежащие друг на друге машины и горы мусора. Кассандра узнает вставшего на дыбы динозавра с открытой пастью — распотрошенный вагон метро.

Быть может, это последствие теракта.

Она видит и гигантскую стрекозу — потерпевший крушение вертолет.

Они дышат полной грудью и узнают запах дома.

Могла ли я думать, что в один прекрасный день вонь свалки станет для меня милее городского воздуха?

Они идут вдоль колючих кустов и чертополоха, ощетинившегося шипами.

Бродячие собаки, рыча, следят за ними. Они собираются группой, приближаются, но напасть не смеют.

Они помнят о наших предыдущих встречах. Некое «коллективное знание дикой стаи».

Двое молодых бомжей бредут среди гор мусора, среди рядов наваленных друг на друга ржавых автомобилей, среди холмов из стиральных машин и сломанных телевизоров.

Здесь все заканчивается, и все начинается.

Дойдя наконец до Искупления, они видят развалившуюся в гамаке Эсмеральду Пикколини. Ее волосы накручены на бигуди, она читает журнал «People». «Все разладилось между Беренис де Роканкур и Тимоте Филипсоном». Надпись на обложке сопровождается огромным восклицательным знаком, подчеркивающим важность драмы.

Фетнат Вад занят поливкой клочка земли с лекарственными растениями. Орландо ван де Пютт помешивает в котле ватерзуйи, в котором кипят крысиные лапки и мордочки. Он с хрустом грызет яблоко, которое при ближайшем рассмотрении оказывается большой розовой луковицей.

Не говоря ни слова, два представителя молодого поколения набрасываются на еду. Ким хватает нож и отрезает себе кусок от бродячей собаки, которая поджаривается на вертеле. Потом залпом выпивает бутылку вина.

Измученная голодом Кассандра зачерпывает кружкой ватерзуйи, опускает в смесь ложку и, не обращая внимания на плавающие в ней подозрительного вида ингредиенты, глотает, не жуя.

— Эй, сопляки, вы подавитесь, если «здрасте» скажете? — спрашивает их Эсмеральда.

Вместо ответа Ким оглушительно рыгает, обдавая всех запахом перебродившего винограда.

Экономя время, они едят руками, словно должны срочно чем-то заполнить рот.

С Шарлоттой я вкушала, а с Кимом пожираю. И получаю не меньшее наслаждение.

Голод придает любой пище необыкновенный вкус.

Через некоторое время Кассандра находит в кружке нечто, похожее на рыбий плавник.

— Я добавил летучую мышь, — считает нужным пояснить марабу. — Она придает супу привкус горькой вишни, очень ценимый знатоками.

Утолив первый голод, молодые люди снимают грязное, мокрое платье, вытираются полотенцами и скомканными газетами, затем надевают чистую и сухую одежду.

— Ну что там с вами случилось? — небрежно спрашивает Орландо, проверяя центровку стрелы.

— Да ничего особенного, рутина, — говорит Ким, снова принимаясь за жареную собаку. — А у вас что нового?

— А у нас произошло много событий. И среди них очень важные.

— Какие?

— Сливовое деревце, талисман нашего проекта, облетело, оно засыхает, — объявляет Фетнат Вад.

— Растения иногда приживаются, а иногда — нет. Из-за загрязнения окружающей среды, наверное, — философски замечает Орландо ван де Пютг.

— Проиграли в лото, — сплевывая, прибавляет Эсмеральда. — Прямо какая-то полоса невезения.

— Ох, вы не представляете, как я рад вас снова видеть, — говорит Ким, чтобы сменить тему. — В городе все не так. Чем чаще я там бываю, тем больше ненавижу буржуев.

Кассандра наливает себе еще ватерзуйи. Кусочек крыла летучей мыши застревает у нее в зубах, и она осторожно вынимает изо рта тягучую перепонку.

Толстый Викинг протягивает ей бутылку теплого пива.

— Эй! Барон-эгоист! А мне ты не предлагаешь? Ты же прекрасно знаешь, что она не любит спиртное.

— Не лезь, Герцогиня. Может, она изменила мнение.

— Да уж, просто она красивее и моложе меня, вот ты за ней и ухаживаешь, а про меня забыл, жирный ты боров. Хотя малявка приносит нам одни неприятности, а я постоянно все улаживаю.

— Так, началось. Оскорбления, непристойные выражения, беспричинная агрессия. Браво, Герцогиня, какой пример мы подаем молодежи! Хочешь, я скажу тебе, кто ты? Просто старая бессердечная скандалистка!

— Я — скандалистка! Нет, это уже ни в какие ворота не лезет!

— Да, скандалистка, ты вечно выводишь меня из себя!

Эсмеральда хватает бутылку вина, разбивает ее о тележку из супермаркета и целится блестящим осколком в Орландо.

— Повтори еще раз, что я скандалистка, и я тебе живот распорю!

— Успокойся, — говорит Фетнат. — Успокойся!

Обращение «успокойся» раздражает почему-то всегда еще больше. Очередной парадокс. Обычно после такого призыва никто и не думает успокаиваться.

— Слышишь, дура, тебе говорят! Поумерь пыл и прекрати всех доставать! — отвечает Орландо, тоже беря в руки бутылку с отбитым донышком.

Они некоторое время раздумывают, потом опускают оружие. Но лишь для того, чтобы схватить друг друга за грудки и начать бешено брызгаться слюной.

— Старая сволочь!

— Дерьмо из унитаза!

— Убийца детей!

— Сутенерша!

— И ты еще удивляешься, почему жена запрещает тебе видеться с дочкой! Отличный пример ты бы ей подавал, толстый мерзкий боров, ходячее дерьмо!

Слова можно использовать как оружие и наносить ими раны.

— Какую звезду потерял кинематограф!

— Не смей! Все мужчины лежали у моих ног!

— Между прочим, во времена расцвета твоей головокружительной карьеры ты еще не достигла размеров слона и в двери могла протиснуться!

Кассандре кажется, что она в театре.

— При всем уважении, Барон, еще одно слово, и я разобью тебе морду молотком.

— Осмелюсь заметить, Герцогиня, не пришел еще тот день, когда я испугаюсь жирной вульгарной дуры и наркоманки!

— Жирной?! Ну-ка повтори!

— Жирная наркоманка, так и есть.

— Алкоголик мне будет мораль читать! Чья бы корова мычала!

— Или наоборот. Да, скорее именно наоборот.

Никогда не понимала смысла этой поговорки.

— Чья бы корова не мычала? Это бессмыслица! Идиотская антипоговорка!

Я забыла, что они только так и общаются. Как собаки лаются.

А ужасные оскорбления означают самые простые вещи. Можно было бы пустить такие субтитры: «Как дела, милая?» — «Ничего, а у тебя, любовь моя, все хорошо?» Оскорбления — это такой же язык, как и любой другой. Надо все-таки попытаться их успокоить.

— Каждый из нас — просто скопление частиц, — произносит Кассандра.

— Ну так скажи большому скоплению частиц, которое стоит рядом с тобой, что если оно не заткнет свою пасть, то отросток моего организма под названием «рука» войдет в соприкосновение с соединениями молекул под названием «его толстая морда»!

— Ты оскорбляешь меня потому, что тебе хочется меня поцеловать, — говорит Орландо.