Зеркало Кассандры, стр. 87

Некоторые дети приподнимаются на кроватях, чтобы получше рассмотреть Кассандру. Другие вновь опускают головы на подушки. Никто не встает.

Они похожи на зверей из зоопарка, которые не могут жить на воле, потому что слишком боятся внешнего мира.

Кассандра вспоминает Жанну, кошку, поджаренную на вертеле в Искуплении. Домашнее животное, которое захотело свободы и погибло.

— Да, риск есть, — заявляет она. — Но жизнь и заключается в риске, в возможности проиграть и погибнуть. Если вы не рискнете, вы останетесь зомби. Начинайте сами руководить своей жизнью, или навсегда останетесь рабами.

Все дети опускают головы, прячутся под подушки и одеяла от света и тревожащего их голоса.

— Подожжем здание, — говорит Кассандра тихо, но решительно.

Вот что надо делать, чтобы выгнать животных из помещения, в котором им не нужно находиться, но откуда они бояться выйти.

— Я не уверен, что это хорошая идея, — отвечает Ким, испуганный таким чрезвычайным предложением.

— В первый раз в жизни доверься мне. Самое страшное для них — это прозябать здесь и оставаться во власти докторов, которые обращаются с ними с фальшивой осторожностью, словно с учеными обезьянами.

— Может быть, здесь есть и хорошие врачи. Твоя мать была великолепным ученым.

— Да, хорошие врачи есть, но только не в школе «Ласточки». И уж во всяком случае, к ним не принадлежит Пападакис. В этом я уверена.

Кассандра и Ким поджигают занавески.

Словно в замедленной съемке дети в конце концов вылезают из-под одеял, одеваются и выходят из дортуара более-менее организованной вереницей, в то время как их кровати одну за другой охватывает пламя.

Но Кассандра еще не успокоилась. Она забыла об усталости и чувствует в себе массу энергии. Она идет в подсобку за бензином и поливает им доски пола. Потом она говорит Киму, что точно так же следует действовать и в северном крыле.

Старое здание с деревянными полами и огромными перекрытиями в считаные минуты становится добычей рычащего и быстро распространяющегося огня, раздуваемого порывами ветра.

Юные пансионеры неподвижно стоят и удивленно смотрят на завораживающее и ужасающее их пламя.

Воспитатели школы мечутся среди криков, гудков сирены, толпящихся людей.

Как она часто делает в критические моменты, Кассандра отключает себе звук, чтобы сосредоточиться на изображении и стуке собственного сердца. Ким, забыв о минутных сомнениях, помогает ей и следует ее распоряжениям.

Я мщу за античную Кассандру. Трою пожрало пламя, сегодня сгорит деревня грека.

Вынырнувшая из мрака рука хватает Кассандру за шею. На нее бросается Виолен Дюпарк. Волосы у нее всклокочены, она в ночной рубашке, лицо искажено яростью.

И опять девушки катятся по земле. Стена огня окружает их и скрывает от посторонних взглядов. Сначала Кассандра, ослабевшая от усталости и недавних испытаний, уступает противнице, но затем, подключив внутренние резервы, собирает силы и наносит Виолен один-единственный удар кулаком в область горла. Та теряет равновесие, хрипит и валится с ног.

Девушка с большими светло-серыми глазами наклоняется и шепчет ей в ухо:

— Тебе нужно изменить имя. Виолен, насилие и ненависть — это слишком жестокие слова. С этого дня я нарекаю тебя Анжеликой [21]. Попроси всех отныне называть тебя так. Твоя жизнь станет другой.

Кассандра оттаскивает противницу подальше от огня и оставляет у входа в дом, где ее обязательно найдут пожарные.

Школа «Ласточки» пылает. Ветер относит огонь к домику директора, который тоже начинает тлеть.

— Надо вытащить Пападакиса, — говорит Кассандра.

— Ты шутишь? После всего, что он с тобой сделал!

— Я делаю это не для него, а для себя. Школа должна быть разрушена, поскольку ее создание — ошибка. Но люди, работающие в ней, ни в чем не виноваты.

Они вместе идут обратно к домику директора. Рядом ними падают пылающие балки. Показания на часах вероятности скачут с удивительной быстротой. С шестидесяти семи процентов они опускаются до двадцати двух, потом резко поднимаются до пятидесяти восьми. Кассандра полагает, что благодаря GPS-навигатору Пробабилис заметил, что она находится в самом центре пожара, но поступающая информация постоянно меняется.

Молодые люди спускаются в подвал, уже затронутый огнем, и освобождают Пападакиса из его подземной тюрьмы. Крики комментатора скачек за их спиной превращаются в победную песнь: «…необыкновенные скачки, как хотелось бы видеть такие почаще. Кажется, что животные бегут из последних сил, а лидер выложился весь, чтобы обогнать соперников…»

Филипп Пападакис уже почти задохнулся, но сердце его бьется. Молодые люди доносят его до тротуара и оставляют там. К месту происшествия прибывают первые пожарные машины. Кассандра и Ким торопливо уходят.

Неожиданно старый «рено-твинго» притормаживает рядом с ними. Передняя дверца открывается.

— Быстро залезайте! — говорит им водитель.

Внутри машины из полумрака выступает знакомое лицо: Шарль де Везле.

Кассандра колеблется, но он протягивает ей листок бумаги.

«…Кассандра заколебалась, но записка от брата убедила ее принять приглашение, и она села в машину. Брат ждал ее…»

Любопытного послания хватило, чтобы помочь им решиться. Молодые люди мгновенно запрыгивают на заднее сиденье, и Шарль де Везле нажимает на газ. Они покидают место драмы, куда, словно бабочки, привлеченные странным светом пылающего здания, стаями мчатся пожарные машины.

Кассандра Катценберг оборачивается и издалека смотрит на пожар. Он уменьшается, становится горящим угольком, потом маленьким желтым огоньком в темноте ночи. Сияющее оранжевое пятнышко стоит у нее перед глазами, даже когда она опускает веки.

151

Это плохо, когда горит школа.

Но цель оправдывает средства.

Хотя…

Еще одна поговорка, чье противоположное значение вернее, чем прямое. Антипоговорка будет звучать так: «Цель не оправдывает средства».

Да, так правильнее.

Я не должна была этого делать…

Но однажды наступает момент, когда, если ты не хочешь бесконечного повторения прошлого, нужно прибегать к сильнодействующим средствам.

Это не необходимость, это просто нетерпение.

У меня не было времени убеждать их словами. Все слишком важно.

И потом, честно говоря, этим чрезвычайным поступком я сводила и личные счеты.

Я не хочу больше видеть Виолен.

Я не хочу больше видеть Филиппа.

Мне невыносима уже сама мысль о том, что существуют лаборатории, ставящие научные опыты над детьми!

Отныне животные освобождены из клеток. Я уверена, что они найдут способ устроить новую жизнь вне лаборатории-тюрьмы.

Раз они так умны, они отыщут свою дорогу…

Чем больше я думаю об этом, тем больше мне кажется, что моя мать была нехорошим человеком.

(…Подлая тварь?)

Нет. Я не могла так подумать.

(НЕТ, МОГЛА… ПОДЛАЯ ТВАРЬ!)

НЕДОСТОЙНАЯ МА ТЬ.

Она не имела права ставить эксперименты над детьми. Особенно над своими.

А отец стал ее сообщником.

Мои родители были законченными эгоистами. Несмотря на дипломы, почести, научные заявления, они оказались бессердечными людьми, не чувствующими боли, которую причиняют другим.

И никто их в этом не упрекнет. Потому что никто никогда ни о чем не узнает.

Кроме меня. И моего брата.

Как говорил Орландо? «Мы не обязаны любить своих родителей. И они не обязаны любить нас». Этот бомж-философ все понял.

Любовь детей и родителей — это маркетинговый ход для продажи игрушек к Рождеству, рубашек ко Дню отцов и кухонных комбайнов ко Дню матерей.