Зеркало Кассандры, стр. 15

Кассандра смотрит на него с тревогой. Эсмеральда предупреждала, что после стадии почесывания наступает следующая стадия распада личности: потребность разговаривать с самим собой. Она содрогается от этой мысли и с тревогой наблюдает за остальными бомжами, которые произносят монологи, адресованные самим себе.

Только бы не стать такой, как они.

Свой третий день Кассандра проводит в Люксембургском саду. Она кое-как умывается водой из фонтана, потом бродит по улицам и исследует мусорные баки, теперь уже с большим знанием дела. Она с первого взгляда распознает пакеты с отвратительным содержимым вроде трупиков хомяков, использованных подгузников, гигиенических салфеток или экскрементов кошек и собак.

У нее появилась привычка нюхать еду перед тем, как съесть. Она заново открывает этот старый забытый рефлекс так же, как искусство использовать зубы и ногти для защиты от нападения.

Я и вправду становлюсь первобытной женщиной, живущей в самой гуще современного мира.

Понюхав, она надкусывает еду кончиками зубов, чтобы обнаружить вкус гниения до того, как проглотит кусок. Раньше информацию Кассандре поставляли этикетки, теперь — ее собственные вкусовые рецепторы.

Падение происходит медленно, неотвратимо, естественно.

На четвертый день у Кассандры возникают проблемы с пищеварением, они завершают этап отторжения недоброкачественной еды. Кассандра понимает, что привыкаешь ко всему, даже к вредной пище.

Однажды, прогуливаясь по Пятнадцатому округу, неподалеку от станции метро «Конвент», Кассандра проходит мимо кондитерской и видит в витрине свой любимый десерт: лимонное пирожное, покрытое слоем миндальной пасты, на которой шоколадом написано «лимон». На ценнике написано: 2,5 евро.

У Кассандры их нет. Именно это пирожное, именно в этом месте и именно в это время кажется ей пределом желаний.

Кассандра Катценберг входит в кондитерскую:

— Я хотела бы купить лимонное пирожное, но у меня нет денег, чтобы расплатиться за него.

Молодая женщина за стойкой смотрит на нее, потом говорит:

— У вас есть часы.

— Они не показывают время. Это часы для розыгрышей.

— Я люблю розыгрыши.

— Эти часы много значат для меня. Подарок того, кто меня любит, но кого — я не знаю.

Молодая продавщица, кажется, заинтересовалась. Кассандра продолжает:

— Но мне так хочется съесть это пирожное! Возьмите!

Она протягивает продавщице часы, на которых написано «Вероятность умереть в ближайшие пять секунд: 88 %». Та, удивленная надписью, колеблется.

— Если вы уж так хотите съесть это пирожное, я вам его подарю, а игрушечные часы оставьте себе. Сегодня будет бесплатное угощение.

Кондитерша протягивает Кассандре лимонное пирожное с салфеткой и ложечкой, чтобы десерт было удобнее есть.

Значит, существуют все-таки щедрые люди. Нельзя утрачивать доверия, иначе я потеряю возможность наслаждаться вот такими встречами.

Продавщица кондитерской — полненькая девушка, розовощекая и добродушная. От нее пахнет молоком.

— Меня зовут Шарлотта.

— А меня нет.

Кассандра делает паузу, потом уточняет:

— …Меня не зовут Шарлотта.

Кондитерша пожимает плечами, вешает табличку «ЗАКРЫТО» на стекло входной двери и предлагает Кассандре присесть, чтобы спокойно поесть.

Кассандра, дрожа, хватает пирожное и подносит его к губам. Она закрывает глаза и наслаждается свежим вкусом каждого кусочка. Никогда в жизни она не ела ничего столь восхитительного. Она жует очень медленно. Она впитывает каждую молекулу лимонного крема, даже зубы чувствуют вкус сквозь эмаль. Она распределяет тесто языком во все уголки рта, чтобы каждая клетка смогла получить удовольствие.

— Надо же, вы были ужасно голодны.

Кассандра не отвечает, ее рот полон, глаза полузакрыты от наслаждения. Шарлотга задумчиво смотрит куда-то вдаль.

— Как-то раз один парень в клубе пригласил меня танцевать, и я подумала, что он захочет продолжения. Он и захотел продолжения, но только с моей лучшей подругой. Я была в отчаянии. Тогда какая-то незнакомая девушка протянула мне тарелку с большим куском торта. Я его прекрасно помню. Клубничный торт с огромным количеством заварного крема. Она, наверное, наблюдала за нами. Она сказала мне: «Ешь! Торт — не мужчина, он тебе разочарований не принесет!» Для меня это стало открытием. Удовольствие от еды — самое простое и самое сильное из всех наслаждений. Подумать только — меня и зовут Шарлотта. Как яблочная шарлотка. Вы верите в то, что имя определяет судьбу?

Кассандра даже не утруждает себя ответом. Кондитерша глубоко вздыхает:

— Любовь — это всегда будущее. Глядя на стоящего рядом мужчину, ты думаешь, что это твой будущий муж, с которым ты заведешь будущего ребенка. Даже секс — это будущее. Ждешь, что испытаешь оргазм. И вечно все это ведет к разочарованиям. Или даже драмам. А сахар ты ешь в настоящем. Я предпочитаю настоящее будущему. Будущее… вещь ненадежная.

Девушки смотрят друг на друга. Кассандра думает:

Ей скучно, ей нужно поговорить.

Никто ее не любит. Она угостила меня этим пирожным, чтобы получить слушателя, которому можно рассказать о своей жизни. В обмен на десерт она получила сеанс психотерапии. Она думает, что я могу ее понять.

Шарлотта улыбается:

— Ну и что, Кассандра Катценберг, ты думаешь, я тебя не узнала?

Девушка со светло-серыми глазами едва заметно вздрагивает.

— Твоя фотография висит на моей кассе. Не волнуйся, я тебя не выдам.

Шарлотта берет пирожное «пари-брест» со взбитыми сливками и шоколадом и говорит с набитым ртом:

— Мой отец был алкоголиком, к тому же буйным. Бил мою мать. Однажды она забрала меня и сбежала. Но после этого стала невыносимой, все время плакала, жаловалась, я этого вытерпеть не смогла, ну и, в свою очередь, тоже сбежала. Видишь, я тоже беглянка. Сначала я искала отца, но он уехал за границу. Я его больше никогда не видела. Помню лишь то, что у него на животе была татуировка. Орел, держащий в когтях змею, прямо над пупком.

Обе девушки едят маленькие профитроли с фисташковым кремом.

— А твои родители где? — спрашивает кондитерша.

— Убиты.

Слово «убийца», «assassin», происходит от «Haschischins», так называли персидских убийц, которые накуривались гашишем, чтобы впасть в беспамятство и умертвить как можно больше людей, надеясь таким образом попасть в рай к девственницам.

Кондитерша проглатывает кусок пирожного и вытирает губы.

— Мои соболезнования. Так будем же есть, будем наслаждаться здесь и сейчас.

Она хватает кофейное пирожное из заварного теста и собирается его съесть.

— Можно я тоже возьму? — вежливо спрашивает Кассандра.

— Конечно! В любом случае их выкинут, потому что завтра они будут уже не свежие. Так что не стесняйся.

Усевшись рядом с кондитершей, Кассандра устраивает себе настоящий пир. Девушки вместе поглощают вишневые тарталетки, слегка подсохшие круассаны с миндалем, сливовые фланы. Рты у обеих набиты. Шарлотта продолжает развивать свою мысль:

— Я ем пирожные каждый вечер. Лучше них ничего в этом мире не знаю. Сахар позволяет выносить все. Иногда, когда я ем взбитые сливки, меня пробирает дрожь — быть может, белый крем, похожий на женское молоко, напоминает мне о матери. На свете нет ничего более оригинального и прекрасного, чем цвет и форма пирожного. Мы отправляем к себе в желудок воздушные шедевры! Необходимость их выкидывать разбивает мне сердце. Я всегда подъедала остатки одна, но вижу, что вдвоем веселей. Я рада, что делю их с тобой. Приходи сюда, когда захочешь.

Кассандра застывает. Она выпускает из руки сливовый флан и убегает.

Какая же я дура!

Эта кондитерша — самый страшный человек из всех, с кем я встречалась. Она дает мне ложную надежду. Теперь, когда я попробовала эти чудесные пирожные, я не смогу больше есть отбросы. Теперь, когда я видела ее дружескую улыбку, я не вынесу презрительных взглядов прохожих.