Охота на президента, стр. 7

А утром проснулась, и напрочь забыв про то, что видела ночью, быстро оделась и побежала за молоком. В очереди она оказалась четвертой. Самым первым был старичок, ветеран войны, вырядившийся как на парад. По крайней мере, Людмила нисколько не сомневалась, что, собираясь за молоком, он нацепил на засаленный пиджак все значки и медали, которые только в его доме имелись. И теперь бряцая наградами, негодовал по поводу высокой цены на молоко.

Людмила особенно не прислушивалась к его болтовне. Скучающим взглядом водя по сторонам, терпеливо дожидалась, пока старичок наконец-то расплатится и уйдет. Но ветерана, как видно потянуло на общение. И откуда только он взялся такой дотошный. Раньше его Людмила не видала тут.

Кажется, старик просто так уходить не собирался. Стал докалываться до продавцов, откуда молоко, и есть ли у них разрешение на торговлю тут.

Небольшая очередь из нескольких человек, в том числе и Людмила, готовы были проклинать старого. Сам он молока уже купил, и теперь решил поискать правду матку, докучая всем остальным и рассуждая на тему несправедливости, раздражая продавцов своим присутствием. Так, по крайней мере, решила Людмила, заметив, что продавцы молочники занервничали. Но тут же она поняла, что причина их невроза была совсем в другом, когда глянув, увидела, остановившуюся неподалеку белую «Тойоту» с тонированными стеклами.

Из машины явно наблюдали за тем, как идет торговля.

Людмила подала банку бородатому продавцу. Старалась не смотреть ему в глаза. После того случая с сумкой ничего кроме неприязни к нему не испытывала.

– Мне как всегда, – сказала она словно в пустоту.

Показалось несколько странноватым, что продавец приняв из ее рук банку, наполнил ее молоком, и как обычно поставил в сумку. Людмиле опять показалось, что он своей лапищей шарит по сумке, но на этот раз она возмущаться не стала. Раз это нисколько не волнует мужа, то почему должно волновать ее. Пусть шарит, сколько хочет. Она перехватила его взгляд.

Бородатый верзила так смотрел на белую «Тойоту», словно ничего и никого кроме не замечал. И его помощница в белом фартуке и нарукавниках не отводила от иномарки настороженного взгляда.

Людмила протянула деньги за молоко.

– Быстро уходите, – чуть наклонившись, тихо сказал ей верзила молочник, накинув на свой бидон крышку.

Людмила не поняла, ей ли вообще, предназначались эти слова. Растерянно спросила:

– Что? Это вы мне?

Но продавец не ответил. Запихнул бидон в открытый багажник. Его помощница мигом сложила столик, швырнула в машину следом за бидоном. Села на сиденье.

Кто-то из очереди начал возмущаться тем, почему не досталось молока.

– Прокисло молоко, – шутливо отозвался молочник и, видя, что Людмила все еще стоит, шепнул ей: – Немедленно уходите домой.

– А деньги? – спросила Людмила, не понимая, что вообще происходит. – Я же вам должна заплатить за молоко.

Но бородатый молочник уже ее не слушал. Запрыгнул в салон своей машины. Старик ветеран стучал костлявой рукой по крыше его машины, требуя вернуть деньги за молоко, раз оно кислое.

Когда машина продавцов молока тронулась, почти следом за ней поехала белая «Тойота». Людмила не видела, в какую сторону обе машины поехали. В конце концов, ей было глубоко наплевать на это. Наплевать на продавцов. На старика ветерана, принадлежавшего к неукротимому отряду вечно недовольных. Наплевать на все. Из того, что здесь произошло, она ровным счетом не понимала ничего. Возвращалась домой с тяжелыми мыслями, почему изо всей очереди продавец обратился только к ней. И денег за молоко не взял. Странно и не понятно.

В подъезде, въедливая до всех дел с проворностью дворовой собаки лифтерша, сообщила новость, от которой Людмиле стало не по себе. По крайней мере, приходу к ним милиционера, Людмила не обрадовалась. Наоборот, сердце подсказывало, что случилось нечто ужасное. Она пока еще не знает, что. Но оно уже случилось.

На ее долгий звонок в дверь, муж «ботаник» не открывал. И Людмила отперла дверь своим ключом.

Глава 3

– Я вот никак не пойму, – на возвышенном эмоциональном подъеме произнес Грек, вытаращив на майора Туманова свои черные глаза.

Федор посмотрел на Грека.

– Чего ты не поймешь?

– Да криминалист наш, Семин, мать его так. Еще там, в квартире, битых полчаса доказывал мне, что случившееся с Калугиным не похоже на самоубийство…

– И что? – спросил старший лейтенант Ваняшин.

Грек подвинул ему заключение криминалистической экспертизы.

– Да ни хрена! На, почитай, если не читал, – запальчиво произнес он. – Непонятка какая-то получается, если судить по этой бумаге. На рукоятке револьвера, из которого была выпущена пуля, имеются отпечатки пальцев погибшего Калугина. Так?

Федор Туманов кивнул.

– Ну так, – сказал майор. – Семин оперирует фактами. А они таковы: на рукоятке револьвера обнаружены только отпечатки пальцев самого Калугина. Но ты не забывай и про следы.

Грек едва не подпрыгнул на стуле.

– Вот как раз про них я и хотел сказать. Семин со своими лоботрясами обнаружили в квартире наличие нескольких следов. Так?

– Да что ты все заладил, так да так? Выражайся яснее, – потребовал майор.

– Ладно, – тряхнул усатый Грек своей башкой. – Пожалуйста. Извольте, товарищ майор. Судя по заключению криминалиста, один след принадлежит вдове Калугиной. Другой – врача «скорой помощи». Есть еще пара следов. Один из них, принадлежит помощнику врача, стажеру. А другой – тому самому неизвестному нам милиционеру.

– Ну и что? – спросил старший лейтенант Ваняшин, плохо понимая, чего этим Грек хотел выразить.

Усатый наставник разочарованно покачал головой.

– Да, Алексей, – вздохнул он. – Видать рановато тебе старлея дали, – заметил Грек.

Ваняшин обиженно надулся.

– Ты давай по делу, – предложил он, решив, что Грек отвлекается.

– А если по делу, то суть его такова, – важно заговорил Грек. – В комнату, где лежал на полу Калугин, заходили только два человека: его супруга и врач «скорой помощи». Следы подозреваемого нами мента обнаружены только в прихожей на коврике и линолеуме. Следы практиканта фельдшера – в прихожей, коридоре и кухне.

Федор Туманов закурил и сказал задумчиво:

– А ведь действительно. Как же я не подумал об этом. Если этот милиционер выстрелил в Калугина, то тело его должно было лежать в прихожей, а не в комнате.

Грек хмыкнул.

– Да я сам поначалу не подумал. А сейчас заглянул в заключение, и мысль эта пришла мне в голову.

– А еще чего пришло в твою светлую головку? – с ехидцей спросил Ваняшин.

– Пока только это, – сказал Грек, глянув на улыбающуюся физиономию приятеля Лехи Ваняшина.

– Да, Сан Саныч, – иронично произнес старлей Ваняшин. – Видно светлые мысли тебя боятся беспокоить и обходят стороной.

Грек на это замечание отмолчался. Заметив, что Федор Туманов сидит задумчивый, он не удержался, чтобы не поинтересоваться:

– О чем кумекаешь, гражданин начальник?

– Пытаюсь, разобраться, как все на самом деле могло происходить. Не мог же тот милиционер выстрелить Калугину в голову и каким-то неведомым образом перетащить его труп в комнату и при этом не наследить.

– Не мог, – согласился Грек, и тут же высказал другую точку зрения: – Но он мог передать Калугину оружие и что-то сказать на словах. Вдова уверяет, что у них в доме оружия не было. Но вдруг оно откуда-то появляется. Не из воздуха же. Значит, кто-то все-таки принес его в дом.

– Вот видишь, – радостно воскликнул приятель Леха. – Все-таки, ты не лишен логического мышления. Это ж надо до чего додумался. Гениально.

Грек нахмурившись, мрачно глянул на приятеля.

– А что, скажешь, я не прав?

Ваняшин не ответил, и Грек расценил это как поступок, при котором старший лейтенант остался верен своему мнению. Не сумел он убедить Ваняшина, ну и не надо. В конце концов, это не так и важно. Пусть считает, как хочет. Лично для Сан Саныча его мнение тоже ничего не значит. Другое дело майор. И Грек спросил у Федора Туманова: