Скиталец, стр. 49

— Узри бледного коня, — сказал Томас.

Робби бросил на него недоуменный взгляд.

— "И я взглянул, и вот, конь бледный, и на нем всадник, которому имя смерть; и ад следовал за ним", — процитировал Томас.

— Ад — это что, второй всадник? — не понял шотландец.

— Ад — это то место, куда попадут сейчас эти ублюдки, — пояснил Томас.

Он поднял лук, оттянул назад тетиву и ощутил нахлынувшую на него душную волну ненависти к этим четверым нормандцам. Потом тетива пропела свою низкую, протяжную ноту, и, прежде чем этот звук замер, Хуктон уже взял вторую стрелу. Дюжина их торчала в земле остриями вниз у его ног. Он снова оттянул тетиву назад, в то время как четверо всадников продолжали ехать прямо на них. Выпустив вторую стрелу в крайнего левого всадника, Томас взял третью. Теперь копыта громыхали по мерзлой земле, словно шотландские барабаны под Даремом, второй всадник справа мотался из стороны в сторону со стрелой в груди, а самый левый откинулся назад. Двое остальных, сообразив, что им грозит, поворачивали, надеясь сбить лучника с цели.

Комья земли и травы вылетали из-под лошадиных копыт. «Если бы у этих двоих, пока еще целых и невредимых, хватило ума, — подумал Томас, — они ускакали бы прочь так быстро, словно Смерть и Ад гонятся за ними пятам, лишь бы избежать губительных стрел». Однако, встретив отпор там, где они ожидали его меньше всего, воины пришли в бешенство. Они снова направили коней к каменному кольцу. Томас выпустил третью стрелу. Два всадника были уже вне игры: один выпал из седла, тело другого обмякло на спине лошади, теперь мирно щипавшей мерзлую траву. Третья стрела тоже была нацелена верно, однако мчавшийся вскачь конь вскинул голову, и стрела скользнула по ней, вспоров черную шкуру. Хлынула кровь, ошалевший от боли конь взбрыкнул, и всадник замахал руками, пытаясь сохранить равновесие, но Томасу было не до него. Лучник переключил внимание на четвертого всадника, уже домчавшегося до каменного круга. На нем был широкий черный плащ, который взметнулся, когда он развернул бледно-серую лошадь и с боевым кличем выставил меч острием вперед, намереваясь пронзить им Томаса на скаку, как копьем. Однако четвертая стрела уже лежала у юноши на тетиве.

— Non! — заорал француз, поняв, что опоздал на какую-то долю секунды и это промедление будет стоить ему жизни.

Хотя Томас натянул лук лишь наполовину, но этого вполне хватило, чтобы вонзившаяся в переносицу стрела глубоко погрузилась в череп. Всадник дернулся, и рука, державшая меч, упала.

Третий воин, тот, которого сбросил раненый черный конь, упал в центр каменного круга и теперь приближался к Робби. Томас выдернул стрелу из земли.

— Нет! — крикнул Дуглас. — Он мой.

Томас опустил лук.

— Chien batard [11], — бросил француз Робби. Он был гораздо старше шотландца и, должно быть, счел того ни на что не годным мальчишкой. Во всяком случае, когда француз сделал первый выпад, на губах его играла презрительная усмешка.

Робби, отступив на полшага, отбил выпад, и мечи наполнили прозрачный морозный воздух металлическим звоном.

— Batard! [12] — Выругавшись, нормандец атаковал снова.

Робби постепенно отступал, дойдя до каменного кольца. Это обеспокоило Томаса, который уже взялся было за тетиву, но тут шотландец сам перешел в атаку, нанося удары так стремительно, что теперь пятиться пришлось его врагу.

— Ты, английский ублюдок! — выкрикнул Робби, нацелив клинок в живот противника.

Тот попытался парировать удар, опустив свой меч, но шотландец отбил вражескую сталь в сторону ударом ноги и, резко и неожиданно вскинув дядюшкин меч вверх, рубанул врага по шее.

— Английский ублюдок! — прорычал Робби, вытаскивая меч со струившейся по нему ярко-алой кровью. — Проклятая английская свинья.

Высвободив клинок, он для верности снова вонзил его в почти разрубленную шею.

— Вообще-то он был французом, — заметил Томас, глядя на мертвое тело и растекавшуюся по мерзлой траве лужу крови.

— Да, знаю. Это я так, по привычке. От дядюшки научился. — Дуглас шагнул вперед. — Интересно, этот малый умер?

— Ну, ты ведь почти отрубил ему голову. Сам-то как думаешь?

— Я думаю, что заберу его деньги, — сказал Робби и опустился на колени рядом с убитым.

Оказалось, что самый первый, пораженный стрелой Томаса всадник еще жив. В горле у него булькало, на губах выступила розовая пена. Француз до сих пор чудом держался в седле и громко застонал, когда Томас спихнул его на землю.

— Может, оставим его в живых? — спросил Робби, увидев, что делает Томас, и перекрестился.

— Еще чего не хватало! — сказал Томас и вынул нож.

— Иисус!

Когда из перерезанной глотки хлынула кровь, Робби отшатнулся.

— А что, без этого нельзя было обойтись?

— Я не хочу, чтобы граф де Кутанс узнал, что нас было только двое, — пояснил Томас. — Лучше перепугать его до смерти. Пусть думает, будто за его людьми охотятся исчадия Ада.

Они обыскали четыре трупа и после нелегкой погони сумели заарканить всех четырех лошадей. В общей сложности друзьям досталось около восемнадцати фунтов серебряными монетами дурной французской чеканки, два кольца, три хороших кинжала, четыре меча, отменная кольчуга, которой Робби поспешил заменить свою собственную, и золотая цепь (ее они разрубили пополам одним из захваченных мечей). Потом Томас, использовав два меча поплоше вместо коновязи, привязал двух лошадей у дороги, закрепив тела их всадников в седлах так, что они кренились набок. Другие два трупа, стянув с них кольчуги, друзья усадили у дороги, засунув каждому в рот по веточке утесника. Никакого символического значения это не имело, но тому, кто найдет тела, подобная деталь должна была показаться странной, а то и сатанинской.

— Представляю, как напугаются эти ублюдки, — заметил Хуктон.

— От четверых мертвецов у них точно поджилки затрясутся, — согласился Робби.

— Они перепугаются до смерти, если вообразят, будто это дело рук самого дьявола, — сказал Томас. — Узнай граф де Кутанс, что на подмогу мессиру Гийому д'Эвеку явились двое парней, он лопнет со смеху, но ему трудно будет оставить без внимания гибель четверых ратников, тем паче что она сопровождается столь странным ритуалом. Он не может игнорировать Смерть.

Вот почему, художественно разместив трупы, Томас помимо денег и оружия забрал также широкий черный плащ, а из захваченных коней его, в первую очередь, заинтересовал бледный. Ибо конь бледный принадлежал всаднику, имя коему Смерть, и с его помощью Томас и сам намеревался посеять ужас.

* * *

Когда спутники приближались к Эвеку, прозвучал одинокий раскат грома. Собственно говоря, далеко ли усадьба, они не знали, но поскольку местность, по которой они теперь ехали, носила все следы разорения, было нетрудно заключить, что это владения мессира Гийома.

Робби, заслышав грохот, был озадачен, ибо небо у них над головой оказалось ясным, хотя к югу и собирались темные тучи.

— Слишком холодно для грозы, — сказал он.

— Может быть, во Франции такое бывает?

Они съехали с дороги и поскакали по фермерской тропе, которая, попетляв по лесам, сошла на нет рядом с каким-то недавно сожженным, еще слегка дымившимся строением. Жечь такие халупы не имело смысла, и Томас сомневался, чтобы приказ об этом был отдан самим графом, но упрямство мессира Гийома донельзя обозлило осаждавших, что делало поджоги и грабежи неизбежными. Томас и сам так поступал в Бретани. Ему не раз доводилось слышать истошные крики людей, чьи дома были обречены на сожжение, а потом подносить факел к кровле. Они на войне. Шотландцы поступали так с англичанами, англичане — с шотландцами, а здесь граф де Кутанс обошелся так со своим собственным вассалом.

Громыхнуло во второй раз, и, едва раскат смолк, Томас увидел на востоке завесу дыма. Он указал в ту сторону, и Робби, мигом признавший этот чад и сообразивший, что нужно соблюдать тишину, понимающе кивнул. Они оставили своих лошадей в зарослях орешника, а сами поднялись на длинный лесистый холм. Садившееся позади них солнце отбрасывало на мертвую листву длинные тени. Красноголовый дятел с белыми полосками на крыльях кружил над головами юношей, когда они взобрались на гребень, чтобы взглянуть на лежавшую внизу деревню и усадьбу.