Арлекин, стр. 25

Я объяснила, кратко, как можно суше — только фактами, — что такое ardeur.

— Тебе нужно каждые несколько часов трахаться — или что будет?

— Или я в конце концов умру, но сперва высосу всю жизнь из Дамиана и Натэниела.

— Как?

— У меня есть слуга-вампир и зверь моего зова.

— Что??

Никогда не слышала у него такого удивленного голоса.

Я повторила.

— Про это даже слуха не было, Анита. У человека-слуги не может быть слуги-вампира. Так просто не бывает.

— Знаю.

— А Натэниел — зверь твоего зова?

— Очевидно.

— Совет об этом знает?

— Ага.

— Блин, тогда понятно, чего они спустили на тебя собак. Тебе еще повезло, что тебя просто не убили.

— В совете раскол насчет того, как поступить с Жан-Клодом и со мной.

— И как разделились мнения?

— Некоторые требуют нашей смерти, но не большинство. И они никак не могут прийти к согласию.

— И Арлекин явился разорвать эту патовую ситуацию? — спросил Эдуард.

— Может быть. Честно говоря, не знаю.

— Ты ничего больше не делала, что может навести совет на решение убить тебя быстрее, до того, как я появлюсь?

Я подумала о факте, что я могу оказаться оборотнем-универсалом. Подумала много еще о чем, потом вздохнула. Потом подумала об одной вещи, нами сделанной, которая могла бы заставить всех прочих мастеров городов США воззвать к совету о помощи.

— Может быть.

— Что именно «может быть»? Анита, у меня есть время собрать своих, или я должен все бросать и лететь сломя голову в Сент-Луис? Мне нужно знать.

— Честно, не знаю, Эдуард. Мы с Жан-Клодом одну штуку сделали в ноябре, достаточно мощную. Настолько, что могла перепугать Арлекина.

— Что сделали?..

— У нас был небольшой междусобойчик с двумя нашими гостями — мастерами городов. Жан-Клод называл их своими друзьями.

— И что?

— И Белль Морт вмешалась аж из самой Европы. Воздействовала на меня и на мастера Чикаго.

— Огюстин, — сказал Эдуард. — Для друзей — Огги.

— Ты его знаешь?

— Я знаю о нем.

— Тогда ты знаешь, насколько он силен. Мы его подчинили, Эдуард.

— Подчинили — в каком смысле?

— Мы с Жан-Клодом питали от него ardeur, оба. Питались от него, а через него — от всех, кого он с собой привел на наши земли. Это был потрясающий прилив энергии, и все, кто связан со мной или Жан-Клодом метафизически, набрали от него сил.

— Я свяжусь с теми людьми, которых хочу взять, они подъедут потом. Я выеду в… — он посмотрел на часы, — четыре часа, максимум в пять. Буду в Сент-Луисе еще до заката.

— Ты думаешь, это настолько серьезно?

— Будь я вампиром и знай я, что ты завела себе слугу-вампира, я мог бы убить тебя уже за одно это. А ты еще подчинила Огюстина, одного из самых сильных мастеров страны. Так что они должны нервничать. Я только удивлен, что Арлекин не появился в Сент-Луисе раньше.

— Думаю, им нужен был повод в виде Малькольма и его отбившейся от рук церкви. В совете действительно существует раскол по вопросу о Жан-Клоде и его подданных. Может быть, совет не согласился бы выпустить на нас Арлекина, но раз уж все равно надо заняться Малькольмом и его церковью, так чтобы два раза не вставать.

— Похоже на правду, — сказал он. — Я приеду как только смогу, Анита.

— Спасибо, Эдуард.

— Рано еще говорить спасибо.

— А что такое?

— Буду через несколько часов, Анита. Ты пока оглядывайся и остерегайся изо всех сил: если эти ребята — мастера, то у них есть люди и оборотни, чтобы делать дневную работу. То, что в небе солнце, еще твоей безопасности не гарантирует.

— Знаю, Эдуард, и даже лучше тебя.

— Все равно, побереги себя, пока я не приеду.

— Сделаю все что смогу.

Но это я уже сказала в глухой телефон — Эдуард повесил трубку. Ну, и я тоже тогда.

Натэниел спал среди красных шелковых простыней Жан-Клода. Сам Жан-Клод на день ушел в комнату к Ашеру, но не преминул сообщить мне, что простыни сменил на красные именно потому, что на этом цвете мы трое смотримся прекрасно. В глазах Мики отражался свет от приоткрытой двери в ванную. Курчавые каштановые волосы темным фоном обрамляли изящное треугольное лицо. Дверь была для нас тут ночником, потому что лампочек около кровати здесь не предусмотрено, а выключатель в другом конце комнаты, у двери. Глаза Мики сверкнули в полосе света — леопардовые глаза. Один врач ему сказал, что оптика у глаз человеческая, но сами глаза — уже нет. Хотя, по-моему, это несущественные детали. Химера — тот гад, который устроил засаду, когда Натэниелу пришлось схватить пистолет и стрелять в живого, — заставил Мику слишком долго пробыть в зверином облике, и он уже не мог полностью вернуться обратно. У него никогда глаза не бывали человеческими. Я его однажды спросила, какого цвета они были до того, и он сказал — карие. Я попыталась себе представить — и не смогла. Никак не могла увидеть на его лице другие глаза, а не эти зелено-золотистые, с которыми впервые увидела его. Вот это были его глаза, а любые другие сделали бы его лицо незнакомым.

Он спросил тихо, как спрашивают, когда не хотят разбудить спящего в той же комнате:

— Что он сказал?

— Что будет здесь через четыре или пять часов. Его люди приедут потом.

Я подошла к кровати.

— Что за люди?

— Не знаю.

— Ты не спросила.

— Не спросила.

Честно говоря, мне бы это и в голову не пришло.

— Настолько ты ему веришь? — спросил Мика.

Я кивнула.

Он перевернулся под простыней, чтобы достать до моей руки. Попытался меня притянуть на кровать, но в шелковом халате на шелковые простыни — есть у меня некоторый опыт. Слишком скользко. Отняв руку, я развязала пояс халата. Мика лег на спину и смотрел на меня, как умеют смотреть мужчины — отчасти сексуально, отчасти взглядом собственника, а отчасти — просто мужским взглядом. Не такой взгляд, который говорит о любви — во всяком случае, не о той, что с сердечками и цветочками, — этот взгляд говорил о том, что мы вместе, что у нас — настоящее. Эдуард был прав: Мика — мой любовник, а не бойфренд. Мы встречаемся, мы ходим в театры, в кино, даже на пикники — по настоянию Натэниела, — но в конечном счете нас тянет друг к другу секс. Желание — как лесной пожар, который мог бы спалить нас дотла, а вместо этого был нам спасением. По крайней мере так я чувствовала. Никогда его не спрашивала столь многословно.

— Серьезное лицо, — прошептал он.

Я кивнула и дала халату соскользнуть на пол. Стояла голая перед Микой, и было у меня чувство, которое с самого начала он мне внушал — будто у меня по коже мурашки бегут от желания. Он снова протянул мне руку, и на этот раз я взяла ее, забралась на большую кровать. Такую большую, что он смог притянуть меня к себе, уложить рядом, не потревожив спящего Натэниела.

В ноябре, когда мы с Жан-Клодом подчинили себе Огюстина из Чикаго, мы еще кое-что сообразили. Моя внезапная тяга к Мике, а его ко мне — это была вампирская сила. И сила не Жан-Клода или Огюстина, а моя. Моя вампирская сила. Моя и только моя. Она началась от меток Жан-Клода, но под влиянием моих способностей некроманта превратилась в нечто иное, в нечто большее. Я стала подобна вампиру линии Белль Морт, а сила всех вампиров ее линии действовала сексом и любовью — пусть обычно и не истинной любовью. Эта последняя была почти недоступна линии Белль. Мой вариант ее ardeur’а позволял мне видеть самую жгучую нужду в чужом сердце и в своем — и удовлетворить эту нужду. Когда Мика пришел ко мне, мне нужен был друг-помощник, чтобы руководить коалицией оборотней, только что нами учрежденной. Нужно было, чтобы кто-то помог мне править леопардами-оборотнями — я их унаследовала, убив их предводителя. Нужен был помощник, который не считал бы дурным свойством мою хладнокровную практичность. Мика был ответом на все эти желания, а я стала ответом на его самое горячее, самое страстное желание — охранить его леопардов от Химеры, сексуального садиста, который захватил над ними власть. Я убила Химеру, освободила их всех, а Мика переехал ко мне жить. Это был поступок очень не в моем стиле, и лишь в ноябре мы поняли, почему так случилось. Мои собственные вампирские фокусы сделали нас парой.