Дальтоник, стр. 31

Она отбросила волосы назад, имитируя жест кинозвезды сороковых годов.

— У тебя красивые глаза. Тебе кто-нибудь это говорил?

Бальдони скромно потупился, как подросток, затем подмигнул и надел очки.

— Глаза — ерунда. Посмотри, какие у меня мускулы. — Он согнул руку, обозначив бицепс величиной с небольшую дыню.

— Здорово! — восхитилась Кейт.

— Так я еще по утрам ем «Завтрак чемпионов». — Бальдони осветился улыбкой, глубоко вздохнул и напряг грудные мышцы.

— Bay! — вскрикнула Кейт и провела пальцами по твердой как камень груди. — Скажи, а он был стоящий?

— Кто?

— Ну, Лео. Я имею в виду как художник.

— Меня не впечатлял. Так ведь современное искусство — это же полное дерьмо. А? — Он посмотрел на нее.

— Согласна. — Кейт с улыбкой откинулась на спинку стула.

— Не слабый удар, — сказал Перлмуттер, потирая колено, когда они садились в машину. — Значит, прощай карьера танцора. А все из-за вас.

— Извините, но мне нужно было остаться с мистером Бальдони наедине.

— И что? — Ники вывел машину на дорогу.

— Вначале он заявил, будто не знал, что Мартини — художник. Верно?

— Верно.

— Так вот, пока вы сидели в туалете, Бальдони признался, что картины Мартини не впечатляли его.

— Как вам удалось это из него вытянуть?

— У меня свои приемы.

— Не сомневаюсь. — Перлмуттер широко улыбнулся. — Я получал большое удовольствие, слушая начало вашей беседы. Как ловко вы перешли на жаргон.

— Это до сих пор живо во мне. Много лет старалась забыть, но все равно, разбудите меня посередине ночи, и я, если нужно, заговорю языком персонажей «Клана Сопрано».

Перлмуттер засмеялся.

— А как вам понравились эти молодые головорезы в задней комнате? Может быть, копировальная мастерская у Бальдони просто для прикрытия, а занимается он совсем другими делами. Эти ребята у него бегают не за пиццей и не за содовой. Готов съесть свой ботинок, если Бальдони окажется законопослушным гражданином.

— Со смешанным соусом или сальсой? [23]

— Сальсой. К тому же фамилия Бальдони чем-то знакома.

— А что, если он заказал Мартини картину, чтобы прикрыть убийство, а потом ликвидировал свидетеля, инсценировав самоубийство?

— Не исключено.

Кейт замолчала, обдумывая версию. Мартини пишет картину, которую убийца Ричарда оставляет на месте преступления, чтобы имитировать действия маньяка из Бронкса. Но зачем? Она смотрела невидящим взглядом на проплывающие мимо магазины и жилые дома. Почему Ричард? Почему его убили? Он, должно быть, во что-то замешан, если им занялся профессионал.

«Боже мой, Ричард! Что ты такое сделал, что тебя заказали?»

Перлмуттер скосил на Кейт глаза. Ему хотелось сказать, что он сочувствует ей, понимает, какое горе потерять мужа, понимает, как ей больно. Но он видел, что она изо всех сил старается ничего этого не показывать, и уважал ее мужество.

— Ладно, вот вам вопрос на засыпку. Кто играл роль мужа Мишель Пфайфер в фильме «Замужем за мафией»?

— Что? — спросила Кейт. — А… Тоже мне вопрос на засыпку. Конечно, Алек Болдуин.

Флойд Браун обрадовал их. Оказывается, Анджело Бальдони — племянник Джулио Ломбарди, ныне покойного главы одного из мафиозных кланов. За ним числятся кражи со взломом, вооруженные нападения и подозрения в убийстве. ФБР очень старалось, но ему так и не удалось упрятать его за решетку. Не хватило доказательств.

— Ну, если Бальдони связан с организованной преступностью, много мы из него не вытянем, — сказал Перлмуттер.

— Не вытянем, — согласился Браун. — Но я пошлю пару полицейских, чтобы привезли его сюда для допроса. Пусть он разозлится, это не повредит. И может быть, Марти Грейндж захочет с ним поработать.

«Ричард — жертва гангстеров? Неужели такое возможно? Неужели я только что разговаривала с человеком, причастным к убийству Ричарда?» От этой мысли Кейт зазнобило.

— Макиннон, вы слушаете?

Она заставила себя сосредоточиться.

— Да.

— Это хорошо, потому что результаты рентгена картин готовы.

Глава 15

Комната начинает кружиться. На него обрушивается водопад цвета, словно запустили праздничный фейерверк.

Он вгоняет нож немного глубже, и глаза темноволосого парня — теперь уже видно, что они у него холодновато-синие, — расширяются от шока.

Он подхватывает голое тело, не позволяя ему упасть. Некоторое время вращает лезвие. Сам смотрит в другую сторону, на картины, развешанные на стенах, — работы парня. Большей частью это обнаженная натура и натюрморты, сделанные на занятиях. Все они сейчас ожили, засияли красками, как будто включили волшебную программу «Техниколор».

Он тоже голый. Позволял парню ласкать себя, до поры до времени. Сейчас, объятый восторгом, пытается ловить мгновения, пока не ослабло восприятие цвета. Пока поток, устремляющийся из живота парня ему на руки и образующий лужу вокруг голых ног, остается ошеломляюще алым с примесью цвета спелой сливы. Он поднимает глаза и смотрит на мерцающие стены квартиры. Оказывается, они васильковые.

Глаза блуждают, мечутся туда-сюда. Голубые джинсы парня на полу, светло-вишневая рубашка на стуле. Это потрясающе! Но он не может позволить себе задерживаться на столь незначительных предметах. Время ограничено, и его нужно провести с пользой.

Придерживайся плана. Выбери картину.

Он замечает, что алая лужа у ног стала слегка розоветь. Значит, пора спешить.

Поворачивает нож, это иногда помогает.

Действительно, розоватое быстро становится пунцовым, и яркость всех других цветов тоже усиливается.

Он потрясен. Это так похоже на картины Сутина с тушами или на Френсиса Бэкона. Он окунает руку в кровь, проводит ею по своему возбужденному члену, и тот становится ярко-красным.

И моментально накатывают воспоминания…

Убогая комнатенка. Плиточный пол. Разорванные рисунки. Кроваво-красный фаллос.

Музыку перекрывают ее крики.

Он упирается взглядом в васильковую стену, и море цвета смывает воспоминания. Он снова упивается красотой розового мяса и темно-фиолетовых внутренних органов мертвого парня, все еще висящего у него на руке. И наконец приходит оргазм.

Теперь можно заняться делом.

«Здор-р-рово!»

— Ой, Тони, ты здесь? — шепчет он. — Привет. Извини, но пока говорить не могу. Нужно выбрать картину.

Две яркие обнаженные фигуры не годятся. Не его стиль. На другой стене несколько картин. Обнаженная натура в розовых тонах, дальше пейзаж с преобладанием светло-зеленого. Опять не то. И вот рядом с пейзажем небольшой натюрморт: на темно-синей скатерти желтовато-зеленая ваза с тремя ослепительно-красными яблоками. Это именно то, что он ищет.

Несколько минут уходит на запоминание цветов, — пробовать, пробовать, пробовать, — затем, убедившись, что все хорошо упаковано, он роняет стройное тело парня на пол, пересекает комнату и мажет окровавленными пальцами по одному из незаконченных холстов парня.

«Это здор-р-рово!»

— Спасибо, Тони.

Цвета тускнеют. Он обводит взглядом картины и приходит к выводу, что все они заурядные, включая выбранный им натюрморт с яблоками в вазе. Тут нечему учиться.

Итак, творческая часть закончена.

Очень много времени уйдет на уборку. Несколько часов. Нужно все тщательно вымыть и протереть. Но он не торопится. Парень сказал, что их никто не потревожит.

Потом он с наслаждением долго стоит под душем, чистит свои вещи, внимательно осматривает ванную комнату, подтирает, вытирает, использованное им полотенце складывает и кладет в рюкзак.

Поднимает с пола синие джинсы парня, вытаскивает из заднего кармана бумажник и тоже кладет в рюкзак. Подумав, отправляет туда и джинсы.

Поднимает глаза на картины, пристально вглядывается в выбранный натюрморт. Но ваза теперь бледно-серая. Что ж, это в порядке вещей. Но он запомнил, и, значит, игра стоила свеч.