Донгар – великий шаман, стр. 31
– Если бы тебя слышала моя мама – она бы тебе рот вымыла! Теплой водой! – вскакивая на ноги, запальчиво выкрикнул Пукы.
– У меня рта нет, – с достоинством откликнулся Кэлэни. – А если бы ты слушал свою маму, а не посторонних голубоволосых теток – сейчас дома сидел бы, а не мэнквов по лесам своим… шаманским духом распугивал! Зато он к тебе больше ни в жизнь не сунется, – утешил мальчишку дух. – Мэнкв старый, зачем ему нарываться, охотясь на большого и с-страшного черного шамана, когда тут поблизости едет б-беззащитный обоз, а у охранников всего-то копья да стрелы!
– Я не Черный! – с угрюмым упрямством откликнулся Пукы, лишь потом сообразив, что именно ему сказал дух. – Обоз? Тут люди поблизости?
– А чего б им тут не б-быть – дорога наезженная, – рассудительно откликнулся Кэлэни. – Вон, даже мэнквы приметили – охотятся…
– Чего ж ты раньше молчал? – вскакивая, взвыл Пукы.
– А т-ты меня с-спрашивал? Э, т-ты куда? – закричал Кэлэни, когда Пукы, оправив на ногах снегоступы, ринулся в просвет между деревьями.
– К обозу! – скользя по снегу, выкрикнул Пукы. – Их надо спасти! – Приминаемый снегоступами снег хрустел все громче, все сильнее… Сосны стремительно замелькали мимо…
– Да к-куда ж ты н-несешься? – от быстрого бега заикаясь больше, чем обычно, простонал Кэлэни. – Хочешь спасти – с-спасай, чего проще-то! Даже для молодого шамана один старый мэнкв – тьфу! Землю у него под ногами р-разверзни, и все д-дела! П-проси Калтащ, она хоть на т-тебя и злится, а не откажет! Заодно п-помиритесь…
– На Ночь только Черные камлают! – на бегу крикнул Пукы. – И отстань от меня со своими темными делишками! Сам сказал – посторонних не слушать, вот я тебя и не слушаю! Так справлюсь! По-людски!
– Какой же я тебе п-посторонний, если я внутри тебя сижу? – возмутился Кэлэни. – Ближе меня у т-тебя, п-почитай, сейчас и нет никого!
Лес вокруг начал редеть, позади Пукы ощутил уже знакомое дрожание земли – топ-топ-топ! Пока еще слабое, отдаленное, но явственное. Пукы наддал, разгоняясь по слежавшемуся снегу.
Крак!
Старый снегоступ с треском переломился. Потерявший равновесие Пукы полетел головой вниз. Забарахтался, ломая слежавшиеся пласты снега. Неподалеку, за деревьями, промелькнуло что-то… Пукы услышал скрип полозьев, рванул завязки, сдергивая с ноги ставший бесполезным снегоступ, и по-мэнквьи, на четвереньках пополз вперед. Скрип полозьев стал ближе. Пукы даже услышал подбадривающее цоканье возниц. Земля под ним стала подпрыгивать – где-то неподалеку мэнкв перешел на бег.
– Люди! – хрипло заорал Пукы. – Берегитесь, люди! – Он еще раз рванулся, заскользил, съезжая по едва заметному уклону… и кубарем покатился вниз.
Свиток 17
В котором Пукы вместе с обозом спасается от многоголовых людоедов
Бац! Он больно ударился обо что-то ровное и твердое и остался лежать. Над ним отчаянно затрезвонили колокольчики, послышались крики – и Пукы увидел над головой крепкие копыта. Мальчишка отчаянно зажмурился, понимая, что сейчас эти копыта обрушатся ему на голову, разнося ее вдребезги… У самого его уха громко шарахнуло! А потом теплое дыхание взъерошило ему волосы. Пукы приоткрыл глаза. Замшево-коричневая оленья морда склонилась к нему с участливым любопытством. Ездовой олень аккуратно переставлял копыта, чтобы не наступить на вывалившегося на дорогу мальчишку. Из-за оленя показалось перекошенное от испуга и злости мужское лицо в обрамлении темного мехового капюшона. Брызгая слюной, мужик завопил:
– Тебя мамка не учила правильно дорогу переходить? Или тебе, малой, жить надоело – прямо оленю под копыта прешь, дубина еловая!
Пукы приподнял голову и прямо в это орущее лицо прошептал:
– Мэнкв! За вами…
Выражение лица мужика мгновенно изменилось, став решительным и собранным. Раскосые глаза сощурились в прицельные щелочки. Он вскинул руку и зычно гаркнул:
– Мэ-энквы! Мэнквы идут! Тревога! – Опустившаяся сверху ладонь ухватила Пукы за ворот парки. Натужно хакнув, мужик потащил его наверх. Пукы уцепился за бортик саней, подтянулся – и перевалился внутрь. – Сколько их там, малой? – торопливо спросил мужик, ударами шеста-хорея разворачивая упряжку.
– Одного видел, – цепляясь за бортик, прохрипел мальчишка. – Возле меня прошел… А я от него ползком – и к вам… Предупреждать…
– Не побоялся? Ка-акой ты смелый! – протянул восторженный девчоночий голосок.
Пукы вскинул голову – и увидел прямо перед собой приятно плоское личико с симпатичным коротеньким носиком. Девчонка восторженно жмурила глаза, глядя… на него! Так, как в родном пауле девчонки смотрели только на Орунга! Щекам Пукы вдруг стало горячо, а потом сразу прохладно.
– А вот я тебя сейчас хореем поперек спины перетяну! Что ж это за девчонка такая – мэнквы рядом, а ей и дела нет, с парнем заигрывает! – рявкнул мужик. – Лук мой ищи, копье давай, быстро, Нямка, быстро!
– Да ай, батюшка! Что вы говорите такое! – Девчонка досадливо мотнула косами, едва не съездив Пукы по лицу привешенными на концах медными бляхами. Но покорно принялась рыться в тюках на дне саней, выволакивать из чехла тюленьей кожи длинное охотничье копье.
Сани заложили крутой вираж – и встали как вкопанные. Мужик соскочил с передка, заворачивая оленей внутрь узкого кольца из уткнувшихся друг в друга саней. Олени нервно переступали копытами среди мельтешащих у их ног собак. Обоз оказался смешанный – тяжелые, нагруженные поклажей оленьи сани и легкие нарты. Нарты вместе с заходящимися лаем ездовыми псами загнали внутрь круга. Туда же набились испуганные женщины, прижимающие к себе вперемешку истошно ревущих детей и еще истошнее визжащих поросят. С быстротой, указывающей на немалый опыт, охотники залегли за санями, выставив острия копий. Среди каменных и костяных наконечников тускло поблескивали стальные. «Богатый род», – успел подумать Пукы.
Деревья вокруг дороги зашатались. Земля задрожала, и из леса выступил мэнкв. Три головы озирались по сторонам, высматривая добычу. Завидев обоз, замерли, вытянувшись на трех жилистых, как у старого гуся, шеях. На морщинистых старческих лицах расплылись идиотски-счастливые улыбки, открывающие выкрошившиеся гнилые зубы. Мэнкв похлопал себя по тощему, поросшему лишайником животу и, радостно кудахча, как старики над миской с рубленой олениной, торопливо поковылял к обозу.
Вот только что старый мэнкв был у кромки леса… Ручища-лопата взметнулась над обозом. Пукы обдало ветром, он испуганно присел, словно прочертившаяся по белому снегу черная трехголовая тень могла сожрать его. Со стремительностью атакующего медведя лапища врага протянулась поверх саней – и ухватила бегущего к матери ребятенка. Малыш завизжал. Сверкнул проблеск стали – подскочившая мать с размаху рубанула мэнква топором по запястью. Лапа людоеда разжалась – ревущий малыш упал в снег. Из-за саней послышался дикий, в три глотки, рев, и мэнкв воздвигся над обозом во весь свой гигантский рост. Снова потянулся за добычей… Грудью напоролся на вскинутые ему навстречу тяжелые – на медведя – охотничьи копья. Два сразу сломались. Одно удержалось, войдя людоеду в грудь на всю глубину остро заточенного наконечника. Пукы заткнул уши руками, когда яростный, полный боли и злобы вопль пронесся над обозом. Мэнкв рванулся. Выпустив копье, охотник откатился по снегу. Людоед отскочил, рывком выдернул из груди копье, швырнул его в сторону. И тут же жуткая трехголовая фигура выросла с другой стороны обоза.
Новые копья ударили мэнкву в грудь. Лучники выстрелили по людоеду в упор – одна стрела воткнулась тому в щеку, вторая пронзила одну из шей. Наконечник торчал с другой стороны. Ухватив стрелу за оперение, мэнкв с силой дернул, разворотив себе горло. Шарахнул кулачищем по краю саней – Пукы увидел, как изломанное тело лучника рухнуло в алый снег.
– Дядя! – тоненько, как поросенок, завизжала девчонка. – Дядечка, родненький!
Этот визг привлек внимание мэнква – лютый голод пересиливал даже боль от раны. Высоким прыжком, невероятным для такого огромного тела, людоед попытался перескочить преграждающие ему дорогу сани. Частокол копий принял на себя громадное тело, прошивая его насквозь. Луки ударили в упор – в толстую шкуру людоеда вонзились десятки стрел. Все три лица старого людоеда исказились болью, тело задергалось, с треском ломая древки копий, а вытянутые вперед лапы все шарили вокруг, пытаясь ухватить добычу.