Воин сновидений, стр. 35

– Это ты, кажется, не понимаешь, – совершенно ледяным тоном бросила Ирка. В глазах ее пылал такой яростный ведьмовской огонь, что Танька осеклась. – С того дня, как у нас всех начали проявляться чаклунские способности, мы все время решаем собственные проблемы – мои, твои, проблемы, в которые нас втравили, или в которые мы влезли сами. И только сегодня в первый раз делаем то, ради чего, наверное, и нужны наше колдовство, твои знания, мое умение превращаться в крылатую хортицу, меч здухача… Мы должны справиться! Чего бы это ни стоило! Богдан первым понял! И наплевал на свои собственные обстоятельства! И на то, что он может погибнуть! Если по твоей милости окажется, что наш здухач порвал сам с собой, а Костея мы не урыли… в смысле, под бабу не засунули… ну, не закопали… Короче! – Ирка потрясла кулаками. – Нечего истерики закатывать, пока здухач с Костеем бьется! Быстро села в машину и поехала к каменным бабам договариваться, раз знаешь – как! – командным тоном рявкнула Ирка.

– Ничего себе! – потрясенно выдохнул Вовкулака.

Танька поглядела на разъяренную подругу совершенно безумными глазами и с испуганной торопливостью нырнула на заднее сиденье.

Ирка опустила руки… и уже самым обычным тоном добавила:

– А я пока перекинусь и полечу за телом Богдана.

– И даже не так, – вмешался Вовкулака. – Отправляйтесь обе. Я вас до музея довезу, чтоб не пришлось на переполненный проспект со швабр десантироваться.

– Не надо никому со мной ехать. Не сбегу, – хмуро буркнула нахохлившаяся на заднем сиденье Танька.

– Верю. Но с толпой даже обычных баб в одиночку справиться тяжело, а тут – каменные! – подполковник покрутил головой. – А за парнишкой отправлюсь я. Нюх у меня не хуже, чем у некоторых сильно бурзых, – он покосился на Ирку. – Крыльев, правда, нет, зато есть милицейские корочки, с которыми гораздо проще прибирать к лапам сумасшедших работниц железнодорожного транспорта. – Вовкулака острозубо улыбнулся и выжал педаль газа.

Глава 30

Здухач vs. Костей Бездушный

…Лавируя меж облаками, здухач несся в поднебесье. Ведьме он сказал чистую правду – он чувствовал себя замечательно! С той секунды, как его связь с собственным телом истончилась до невесомой паутинки и наконец окончательно истаяла, появилось ощущение, будто от ног отвязали огромную чугунную гирю. Правда, ног у него больше не было – ни материальных, которыми так классно бегать по земле, ни призрачных… Формы не было вообще, он то становился вихрем, то вытягивался в тонкую серебристую цепочку, обвитую вокруг эфеса серебряного клинка. И с потерей самого себя пришла свобода, абсолютная и беспредельная.

Уцелевшим сознанием он отлично понимал, что нахлынувшая свобода – это конец, предвестие полного растворения, когда и эти веселые белые облака, пронизанные лучами клонящегося к закату солнца, и небо, и расчерченная квадратиками городских кварталов земля просто исчезнут, а сам он истает струйками пара. Навсегда.

Но страха не было. Ни тоски, ни сожалений. Даже мысли о мамином лице, когда она увидит его навсегда бессмысленное, лишенное души тело, его больше не беспокоили. Даже память о глазах светловолосой ведьмы, в которых плескалась тоска… В самую последнюю секунду, когда тончайшая связь с самим собой начала рассыпаться, словно под порывом злого ветра, здухач успел скатать эти чувства в тугой комок – и швырнуть их вдоль растворяющейся нити в свое спящее тело. Оставив себе лишь веселую, бесшабашную ярость и азарт приближающейся схватки.

В только что пустом и безмятежном небе полыхнула злая ветвистая молния – темная молния. Колючие черные разряды терзали горизонт. Там, где они вонзались в землю, на мгновение возникала проплешина, полная клубящейся черной злобы, которая тут же исчезала, впитавшись в здания, тротуары, людей… Здухачу даже казалось, что он слышит визгливые крики – отзвуки вскипающих на зараженной земле ссор и скандалов, перерастающие в рев возбужденной толпы.

Здухач прибавил скорости, вихрем ввинчиваясь в пространство.

Застывшая на облаке фигура всадника казалась даже величественной. Скелеты коня и седока, еще недавно лежало-желтоватые, почернели после попадания под сопла самолета. Алые отсветы закатного солнца обрисовывали их мрачным багряным ореолом, просвечивали сквозь ребра. Темными отблесками мерцала венчающая череп корона. Словно плащ, беспросветная мгла струилась с плеч скелета и утекала за горизонт. Пустые глазницы черепа шарили по простирающейся под копытами мертвого коня земле. Костей Бездушный гулко рассмеялся, грохоча ребрами, и воздел темный меч. Бездонно мрачное, будто поглощающее свет острие уставилось вниз – и поток беспросветной тьмы тягуче, как масло, стек с клинка и устремился к людям.

Коротко блеснуло… и сгусток тьмы упал прямо на подставленный серебряный клинок. Меч изогнулся… запустил тяжелую мрачную каплю обратно в хозяина. Тьма лопнула, разбившись о морду конского костяка. Оскорбленная Моровица мотнула костяной башкой и гневно заржала. Костей Бездушный захохотал, разглядывая танцующий у копыт мертвого коня, брызжущий серебром вихрь. Острие черного меча дрогнуло, перенацеливаясь в воронку смерча…

Здухач снова ощутил страшную, всепожирающую силу, исходящую от черного металла… Почувствовал, как составляющую его туманную субстанцию неумолимо влечет навстречу клинку Костея… Иронически хмыкнул и со свистом всосался прямо в темное острие…

…Старый Ментовский Вовкулака отключил радио. Искать надо, лапами землю рыть!

Подполковник загнал «уазик» в тихий темный дворик. Зафиксировал запоры на дверцах. Настороженно огляделся по сторонам – не смотрит ли кто. И, швырнув нож, кувыркнулся прямо с водительского сиденья. Могучий серо-седой волк, истинный вожак стаи, поднялся с земли и легко встряхнулся. С солидностью, выработанной долгим опытом и привычкой, когтистой лапой прихлопнул водительскую дверь. Замок защелкнулся. Волк потрусил вокруг «уазика», носом потыкал багажник, проверяя, надежно ли заперт. Постоял, прислушиваясь к едва пробивающейся изнутри ругани Буняка, удовлетворенно мотнул головой. Прижал уши, придав морде умильное выражение «большой, но доброй собачки». Старый волк умел быть незаметным на городских улицах.

В сгущающихся сумерках тот, кого наивные горожане принимали за лохматую дворнягу, торопливой рысью мчался по следу. Знакомый запах мальчишки, смешанный с ароматом крови, красной нитью выделялся среди остальных – серых, размазанных и припорошенных бензином. Рядом тянулась кисловатая смесь из ароматов поездного чая, несвежего постельного белья и вагонного туалета. Вовкулака чувствовал, что с каждым шагом могучих лап приближается к цели.

… – Ну, долго они еще? – нетерпеливо поглядывая на высокие ступени, по которым, переговариваясь и весело смеясь, спускались сотрудники исторического музея, проворчала Ирка. – Вот уже энтузиасты своего дела! Домой идите, хватит на работе торчать!

Некоторое время ступени были абсолютно пусты, уже в который раз внушая девчонкам надежду, что сотрудники наконец разошлись по домам и здание опустело. Громадная дубовая дверь снова распахнулась. Девчонки издали дружный стон и почти с ненавистью уставились на сбегающую со ступеней компанию женщин – молодых и постарше. А те, как назло, остановились у самого входа и принялись что-то обсуждать, оживленно жестикулируя.

– Может, молнией по ним долбануть? – кровожадно предложила Танька, воображая, как трескучий разряд шарахает прямо посредине тесного кружка не наболтавшихся за рабочий день женщин – и те с визгом разбегаются. Дубовая дверь хлопнула снова…

– Гляди! – Ирка пихнула подругу локтем.

Появившаяся на верхней ступеньке женщина была одна и выглядела солидно – строгое пальто, портфель в руках. При виде ее судачившие внизу сотрудницы торопливо снялись с места и двинулись в сторону трамвайной остановки. А дама с портфелем набила на кнопках замка код. Послышался короткий пикающий сигнал.