Кровь слепа, стр. 52

18

Они сидели на площади перед церковью Санта-Мария-Ла-Бланка, золотившейся в вечерних огнях. Их пиджаки были повешены на спинки стульев, верхние пуговицы рубашек расстегнуты, узлы галстуков ослаблены. Перед ними в запотевших бокалах стояло пиво, и официантка только что принесла им окорок, жареную сельдь, patatas bravas ^[15] под острым томатным соусом, хлеб и оливки. Разговор шел о Никите Соколове, но говорили они вяло, невнятно и чуть устало после насыщенного работой уик-энда и утомительного долгого понедельника.

— Ладно, давайте рассуждать с научной точки зрения, — сказал Рамирес. — Какой, по-вашему, рост у Соколова?

— Он маленький, метр шестьдесят шесть, — сказал Кортес. — Чем ближе спортсмен к земле, тем на меньшую высоту ему приходится поднимать штангу. А со времени его олимпийских успехов он еще и поднабрал по меньшей мере килограммов десять. Чтобы сбить такого с ног, надо быть значительно крупнее.

— А какова высота стола в квартире Калеки, Эмилио?

— Семьдесят пять сантиметров.

— Прибавь два на пушку, выходит семьдесят семь, — сказал Рамирес. — Куда легче всего угодить пуле, если рост жертвы метр шестьдесят шесть?

— При нормальном телосложении — в бедро или ногу, — сказал Фалькон. — Но Карлос Пуэрта не заметил, чтобы Соколов хромал, когда садился потом в машину.

— Пуэрта не заслуживает доверия.

— Его могло ранить в руку или кисть, — сказал Фалькон.

— Но от такого ранения он не оказался бы на полу, верно? — возразил Кортес.

— Он мог сам упасть на пол, инстинктивно, от грохота выстрела, — сказал Фалькон. — В комнате было жарко, кондиционера там нет. Значит, на Калеке скорее всего была одна рубашка. Держать пушку на себе ему было негде. Вот он и прикрыл ее журналом. Выстрелом он надеялся только шум поднять, спугнуть пришедших и дать деру. А Соколов бросился на пол, чтобы схорониться.

— Но ранен он все же был, это очевидно, — сказал Рамирес. — Ранение в кисть или руку более вероятно — отсюда и капли. Если б он был ранен в ногу, то кровь намочила бы брюки и капли в комнате и на лестнице не были бы столь отчетливы.

— Все капли на лестнице с правой стороны, — сказал Эмилио.

— Ясно. Значит, и рана была справа, в руку или кисть, а может, в ногу или бедро, — сказал Рамирес. — Теперь следующий вопрос: на кого работает Никита Соколов?

— Он дружок Василия Лукьянова, а мы считаем, что Лукьянов переметнулся от Леонида Ревника к Юрию Донцову, тогда… — начал Фалькон.

— И в Коста-дель-Соль мы Соколова некоторое время не наблюдаем.

— Мой разведывательный источник сообщил мне, что Юрий Донцов наладил канал доставки героина из Узбекистана в Европу и в качестве центра операций избрал Севилью, — сказал Фалькон. — Калека занимается торговлей героином. Парни из наркоотдела утверждают, что героин в Трес-Миль обычно поступал через итальянцев, но теперь положение меняется. По моему мнению, Никита пытался захватить этот рынок для Донцова, создав для его товара исключительное преимущество, а Калека — уж не знаю почему — этому воспротивился.

Несколько минут они молча поглощали еду и пили пиво. Рамирес заказал еще.

— Думаете, Ревник или Донцов были связаны со взрывом шестого июня? — спросил Кортес.

— Мадридский ЦРОП считает, что Юрий Донцов здесь водворился в сентябре две тысячи пятого, а девять месяцев — слишком малый срок для организации столь хитроумного заговора, — сказал Фалькон.

— Им только и делов было, что бомбу подложить, — заметил Перес.

— Но предварительно надо было провернуть большую работу, — сказал Фалькон. — Одни политики из партии «Фуэрса Андалусия» чего стоят! Не думаю, что такой деловой человек, как Лукрецио Аренас, допустил к участию в заговоре кого-то, с кем не имел дела на протяжении ряда лет. Я всегда полагал, что его крут — это клиенты, чьими деньгами он распоряжался, работая в «Банко омни», но может быть, это и ошибка.

— Так вы склоняетесь к мысли, что непосредственный исполнитель — это Леонид Ревник? — спросил Диас. — И это несмотря на то, что прибыл он сюда только после того, как его предшественник в июне две тысячи пятого сбежал в Дубай?

— Наверное. Не вижу причины, по которой Ревник не мог бы поддерживать связь со своим предшественником, — сказал Фалькон. — Но, узнав сейчас о Юрии Донцове, я начинаю думать, что и он мог найти для себя роль в новом заговоре, начало которому положил взрыв шестого июня. Ведь то была попытка захватить политическую власть во всей Андалузии. Теперь же — цель более приземленная. Донцов намеревается возглавить крупную криминальную структуру. Похищение дисков через Василия Лукьянова очень важный элемент его плана — получить влияние не только среди членов банды, но и в более широком масштабе. Диски должны дать ему толчок, помочь получить вес в корпорации «Ай-4-ай-ти» и компании «Горизонт», служащие которых запятнали свою репутацию неблаговидным поведением, в результате чего их можно шантажировать.

— Так чего же он хочет? — спросил Диас.

— Не знаю, — отвечал Фалькон, — но думаю, что на этот раз речь идет не о политике, а о приумножении капитала — о деньгах.

— Кстати о деньгах, — сказал Рамирес. — Их-то мы еще не обсудили. Я забыл сказать, что сегодня фургон компании «Prosegur» увез деньги, найденные в багажнике «рейнджровера» Василия Лукьянова. Сейчас они уже в «Банко де Бильбао».

— Сколько же их там? — спросил Диас.

— Семь миллионов семьсот сорок восемь тысяч двести евро, — сказал Рамирес. — Я присутствовал при передаче.

— Знаете, Хавьер, если вы хотите прищучить русских и уличить их в том, что они участвовали во взрыве шестого июня, то сильно сомневаюсь, чтобы Никита Соколов вам в этом помог, — сказал Кортес. — Не такой он парень, чтобы расколоться на допросе. Прижать его по поводу двойного убийства — это да. Ну и что дальше? Не забудьте, что он вор в законе, а в их кодексе, как и у сицилийской мафии, в таком случае прописано одно: молчание.

— А руководители, о которых мы толкуем, — сказал Диас, — невидимки. В нашем распоряжении только одна фотография предшественника Ревника, снятая в начале две тысячи пятого года. Снимка самого Ревника у нас нет, Юрий Донцов представлен только старым тюремным снимком. Да столкнись мы с этими ребятами на улице, мы и знать не будем, что видели их!

— К тому же за убийство Ревник никогда и не привлекался, — сказал Кортес. — Был замечен в отмывании денег, проживании по фальшивым документам, организации ложных банкротств и участии в криминальной группировке. Наркотиками же он не торговал, равно как и людьми, случаев вымогательства за ним не числится. И убивать он не убивал.

Завибрировал мобильник, и отвечать вызвался Перес.

— Кто-нибудь внедрен в группировку Ревника? — спросил Фалькон, переведя взгляд с Кортеса на Диаса.

— У нас имеются информаторы, — отвечал Диас.

— Меня интересуют верхние этажи лестницы, — сказал Фалькон, — и какова ее высота. Во всех этих гангстерских предприятиях обычно участвуют и местные.

— Но к Ревнику местные не суются, — сказал Кортес.

Диас обменялся с ним взглядом, и тот качнул головой — жест еле заметный в сгущавшихся на площади сумерках.

— Звонила дорожная, — сказал Перес. — На улице Эрнан-Руис найдена машина Калеки. На заднем сиденье оставлена окровавленная футболка. Я лучше туда подъеду.

— Возьми с собой Фелипе из судмедэкспертизы, — сказал Рамирес и вздохнул: — Я тоже туда загляну — мне по пути.

Фалькон заплатил по счету и обменялся телефонами с Кортесом и Диасом, все еще тянувшими свое пиво. Он направился обратно ко Дворцу правосудия забрать машину.

Возле Садов Мурильо они нагнали его.

— Простите, Хавьер, — сказал Кортес, — но прежде чем обсуждать с вами наших информаторов, надо было получить разрешение, а делать это прилюдно мы не хотели.