Открытая дверь, стр. 41

Прежде чем взять у него воду, Гиссинг вылущил из фольговой упаковки пару каких-то квадратных таблеток.

— От изжоги, — пояснил он.

— Нун не сказал, как поживает Эллисон? — поинтересовался Майк.

Профессор отправил таблетки в рот и с хрустом разжевал.

— Из больницы он уже вышел, но сотрясение мозга и ушибы… — Гиссинг покачал головой. — Сдается мне, твой друг немного перестарался.

— Просто сделал так, чтобы впредь мы как следует думали, прежде чем прибегать к его услугам. — Майк пожал плечами. — Еще одно, Роберт: после того как вы закончите на Марин-драйв, берите такси и возвращайтесь сюда. Я или Аллан отвезем вас домой.

Тут запищал уже его мобильник, но это не был вызов — от Чиба пришло текстовое сообщение:

Майк решил пока не отвечать. «Залог» — это же слово Чиб использовал, когда разговаривал с кем-то по телефону. «Отличный залог» — сказал он тогда.

Тем временем программа новостей переключилась на последствия наводнения где-то в Англии. Журналист, комментировавший телевизионную картинку, старательно озвучивал опасения местных жителей, боящихся, как бы их дома «не ушли под воду слишком глубоко». Гиссинг жевал третью таблетку. Аллан потирал дергающийся глаз и переминался с ноги на ногу, словно гиперактивный ребенок, которому не стоится на месте.

Чтобы дома не ушли под воду слишком глубоко?..

«Не этого на самом деле им нужно бояться», — подумал Майк отрешенно.

19

Детектив-инспектор Рэнсом сидел в рабочем зале отдела уголовного розыска, когда по радио передали последние новости. Включенный на музыкально-информационную волну приемник — это была какая-то местная станция, передававшая золотые хиты прошлых лет вперемежку с погодой и обстановкой на дорогах, — создавал необходимый шумовой фон: Рэнсом приехал на работу два часа назад, и за это время стопка входящих документов на его столе уменьшилась почти на дюйм. В частности, детектив узнал, что в ближайшие две недели ему предстоит трижды побывать в суде, и теперь ему было необходимо как следует отрепетировать свои показания. Количество времени, которое полицейские — как патрульные, так и следователи — проводили в городских гражданских и общеуголовных судах, в последние годы возросло в разы — и это без учета необходимой подготовки. Нередко бывало и так, что вызванному в суд сотруднику полиции вовсе не приходилось подниматься на свидетельское возвышение, — такое происходило в случаях, когда обвинение и защита в последний момент заключали так называемое «соглашение о признании вины». Один из коллег Рэнсома ухитрился даже получить диплом Открытого университета, ^[21] выполняя домашние задания почти исключительно в то время, пока сидел в судебных присутствиях.

Несколько минут Рэнсом праздно гадал, какую специальность он бы избрал, если бы и ему пришла в голову фантазия поступить в Открытый университет, когда радио-диджей сообщил о «дерзком ограблении» склада в Грантоне. Рэнсом хотел было пропустить это сообщение мимо ушей и вернуться к работе, но его внимание привлекли слова «весьма ценные произведения искусства». «Какого черта эти «ценные произведения искусства» делали на складе в Грантонской промзоне?» — удивился детектив и стал слушать внимательнее. Картины из коллекций крупнейших городских музеев… налетчики угрожали посетителям и охране оружием… размеры возможного ущерба уточняются…

Оружие и произведения искусства.

Произведения искусства и оружие…

Отодвинув от себя очередной отчет, Рэнсом взялся за телефон и позвонил Лауре в аукционный дом, но там никто не взял трубку. Никто не ответил и на звонок по мобильнику. Вполголоса чертыхаясь себе под нос, Рэнсом спустился на служебную стоянку.

Чтобы добраться до Марин-драйв, детективу потребовалось меньше двадцати минут. Чем ему всегда нравился Эдинбург, так это тем, что его можно было пересечь из конца в конец меньше чем за полчаса — и в любом направлении. В этом отношении город напоминал большую деревню, и, как в деревне, в Эдинбурге были редки случайности, а многие вещи были тесно связаны друг с другом. Мозг Рэнсома, во всяком случае, уже начал работать, сопоставляя известные ему фрагменты информации. С одной стороны, налет на склад, где хранились произведения искусства, а с другой — внезапный интерес, который начал проявлять к живописи один из самых известных городских криминальных авторитетов. Что это, совпадение или что-то другое? Может ли сегодняшнее ограбление быть прямым продолжением чаепития, свидетелем которого он стал в Национальной галерее, когда Кэллоуэй встречался со своим школьным приятелем Майком Маккензи? Насколько Рэнсом знал, последний был не только миллионером, сколотившим состояние на производстве программного обеспечения, но и известным коллекционером. Странная парочка, поистине странная…

Белый «форд-транзит» был огорожен бело-голубой полицейской лентой. Патрульные в форме направляли движущиеся по улице машины в объезд. Группа экспертов уже работала на месте преступления, делая фотографии и посыпая поверхности специальной пудрой в поисках отпечатков. Распоряжался всем детектив-инспектор Хендрикс. Рэнсом заметил его, как только выбрался из машины, и досадливо сморщился. Хендрикса он считал одним из главных конкурентов при продвижении по карьерной лестнице. Детектив был его ровесником, имел неплохой послужной список и к тому же обладал представительной внешностью и хорошо подвешенным языком, что одинаково нравилось и общественности, и начальству. Когда-то давно они вместе учились в Туллиаланском полицейском колледже. Для первокурсников там существовало особое испытание, заключавшееся в том, чтобы организовать сбор денег на нужды колледжа. Несмотря на все усилия Рэнсома, Хендрикс обошел и его — да и всех остальных тоже, — устроив в Стирлинге благотворительный ужин, на который ему удалось привлечь двух по-настоящему знаменитых футболистов. Только много позднее Рэнсом узнал, что дядя Хендрикса был президентом одного из футбольных клубов премьер-лиги. Несомненно, именно он по-родственному помог племяннику.

Впрочем, вражды между двумя детективами никогда не существовало: Рэнсом был не настолько глуп, чтобы вступать с соперником в открытую конфронтацию. На публике оба демонстрировали отменную профессиональную этику и иногда даже сотрудничали. Кроме того, Рэнсом служил в Уэст-Энде, а Хендрикс — на Гейфилд-сквер, то есть на другом конце города, так что сталкивались они нечасто. «Интересно, — подумал Рэнсом сейчас, — был ли Хендрикс дежурным детективом или он специально вытребовал себе это дело?» В строгом костюме, в новой рубашке и при галстуке Хендрикс выглядел вполне официально — похоже, он, как и Рэнсом, отрабатывал сегодня бесплатные сверхурочные в надежде отхватить что-нибудь перспективное.

Бригада телевизионщиков, а также радиожурналисты и газетчики были, что называется, in situ. ^[22] С побережья подтянулись и несколько собачников, которые теперь стояли за ограждением, с удовольствием глазея на происходящее. Представители прессы торопливо сравнивали записи, внося последние уточнения. Один из пишущей братии заметил Рэнсома и бросился к нему с традиционным вопросом, может ли он как-то прокомментировать происшествие, но детектив только покачал головой. Дело обещало быть достаточно громким. Надо же было случиться, что оно досталось именно Хендриксу!

— Рэнсом? Что ты тут делаешь? — Детектив Хендрикс очень старался, чтобы вопрос прозвучал дружелюбно. Засунув руки в карманы брюк, он пружинистой походкой шагал навстречу сопернику. Безупречная прическа, аккуратно подстриженные усы… Пожалуй, только ботинки без шнуровки выглядели дешевыми, и Рэнсому пришлось утешиться этим.

— Так… любопытствую, — отозвался он. — Ты же меня знаешь. Что у вас новенького на Гейфилд-сквер?