Привести в исполнение, стр. 38
Попов посмотрел на покрывающееся пятнами лицо первого номера и отыграл назад.
– Вот такое в книжках пишут. Не знаю – правильно, нет…
– Да глупости все это! – грубым голосом сказал первый номер. – Выходит, я убийца. А вы все соучастники?! А судья, вынесший приговор? А кассационный суд? А Президиум? Выходит, все убийцы? – Он перестал сдерживаться и почти кричал. – Давай не будем казнить Удава, Лесухина, Учителя, давай в задницу их целовать! Кто только пишет такую ерунду?!
– Да разное пишут. Одни против смертной казни – они свое доказывают, другие – за, они с первыми спорят. Есть профессор, он в свое время руководил судебной коллегией и, видно, немало расстрельных приговоров вынес, так он предлагает исполнение сделать гласным: в присутствии журналистов, адвокатов, представителей общественности… Чтоб все ясно и понятно и не ходили слухи про урановые рудники…
– Тоже глупость! – непримиримо отрезал Ромов. – Зачем из этого представление устраивать? Это ведь не театр!
– Валера же объяснил, аксакал. Чтобы все знали: приговор исполняется, никаких замен рудниками. Для гласности, одним словом.
Сергеев разглядывал Ивана Алексеевича в упор и едва заметно улыбался какой-то неопределенной улыбкой.
– А я говорю – глупость! Ну посуди сам – кто тогда согласится приговор исполнять? Может, еще по телевизору показывать?!
– А чего стыдиться? – с той же странной полуулыбкой продолжал майор.
– Закон ведь исполняем! В крайнем случае, маску надеть. Или колпак с прорезями…
– Да ну вас к свиньям собачьим! – Иван Алексеевич встал, с грохотом отбросил стул. – Совсем сказились!
Хлопнув дверью, он выскочил во двор.
– Дисциплина ни к черту, – сказал прокурор Викентьеву. – Исполнение превращается в балаган с пьянкой. Чтоб это было в последний раз!
– Пишите на меня представление, – безразлично отозвался второй номер.
– Или сами исполняйте. Можете судью с собой прихватить, вдвоем надежней.
Справитесь? А у меня группа работает. Худо-бедно, а приговоры в исполнение приводятся. И клиенты не жалуются. – Последнюю фразу он произнес с явной издевкой.
Григорьев отодвинул нетронутый стакан, поднялся и, зажав под мышкой неизменную папку, направился к выходу. Попову показалось, что кособочится он больше обычного.
– Да, пора ехать, поздно уже. – Сглаживая неловкое молчание, Буренко стал собирать посуду, болтая ни о чем, будто поддерживал общий разговор.
– Пойду вымою…
– Зачем вы все это затеяли? – спросил Викентьев, когда они остались втроем. – Ты, Валера, стал много пить. Раньше прикладывался через силу, по необходимости, а сейчас с удовольствием. Командуешь, разливаешь, разговоры провокационные заводишь… Доктор поутих, так ты хочешь его заменить?
– Брось, Михайлыч! – фамильярно сказал Сергеев, небрежно развалившись на стуле. – Я-то не пил и не пью, трезвый как стеклышко. А скажу то же, что и Валера: он все правильно сказал. Другое дело, что говорить об этом не принято! Но он живой человек и не такой толстокожий, как этот дурак Шитов, да и мы все, кстати сказать. И он поступал в уголовный розыск, а не в спецгруппу! Я, кстати, с самого начала был против. Да я и сам поступал в уголовный розыск…
– Что ты из себя целку строишь! – Викентьев ударил железной ладонью по столу, бутылка подпрыгнула и со звоном упала на пол. – Я тебя совратил?! Тебе предложили, ты согласился, да и он тоже! Взрослые мужики, свои головы на плечах! А теперь виноватого ищете? Да пошли вы знаете куда?!
– Я не жалуюсь и виноватых не ищу, – сказал Попов. – Просто черт за язык дернул…
Викентьев уставился на Сергеева, ожидая, что скажет тот. Но Сергеев ничего не сказал и даже не изменил развязной позы. Пожалуй, впервые тяжелый, парализующий волю взгляд Железного Кулака не оказал обычного воздействия. Попову показалось, что Сергеев именно это и хотел продемонстрировать руководителю спецгруппы.
Глава четырнадцатая
Гальского хоронили в середине ноября.
Организацию похорон по инициативе Сергеева взяла на себя спецгруппа. По официальному, подписанному генералом, письму УВД для погребения выделили четыре квадратных метра земли в одиннадцатом квартале северо-восточного квадрата – между лесополосой и ложбиной, где «Финал» закапывал свои брезентовые свертки. Сержант Шитов, который исполнял обязанности шестого номера спецгруппы, тесно контактировал с кладбищенскими работниками, устроил место во втором квартале, рядом с центральной аллеей.
Яму выкопали аккуратную, положенной глубины и, главное, к намеченному времени. С траурным салютом тоже были сложности: комендантский взвод разрывался между погребениями отставных офицеров, и время похорон Женьки оказалось уже забитым. Сергееву пришлось ехать к коменданту гарнизона, и неизвестно, решилось бы дело или нет, но комендант вспомнил атлета с угрожающей внешностью, который участвовал в задержании вооруженных дезертиров, и над могилой капитана милиции Гальского троекратно ударил резкий и сухой автоматный залп.
К автобусу возвращались медленно: впереди, опираясь на костыль, тяжело ковыляла Женькина тетка, рядом семенила его двоюродная сестра, чуть сзади Эд Тимохин и неизвестный пожилой человек вели рыдающую навзрыд Веру. Больше родственников не было: несколько школьных товарищей, институтские друзья и сослуживцы.
Гальские жили в Рабгородке на кривой и грязной улице, откуда в 1902 году пролетариат вышел на знаменитую Тиходонскую стачку. За прошедшие десятилетия там ничего не изменилось, только трущобного типа дома вконец обветшали, а бесконечные разрытия сделали дорогу непроезжей осенью, весной и зимой. В двенадцатиметровую комнату все собравшиеся поместиться не могли, и, подходя к автобусу, Попов с тоской представлял унизительную толкучку в темном коридоре коммуналки и конвейерную сменяемость за поминальным столом.
– Подожди, Валера, поедем на машине.
Сергеев придержал его за локоть и увлек к стоящей в стороне «Волге» спецгруппы «Финал». За рулем сидел Шитов, рядом Викентьев, сзади мостился Иван Алексеевич.
– Все правильно сказал этот долбаный коротышка. – Сергеев с трудом втиснулся вслед за Поповым на заднее сиденье. – Ему на кладбище работать, а не в больнице!
– Могилы копать! – встрял Шитов, хотя понятия не имел, о чем идет речь. – Только я вам скажу, они тут больше генерала нашего зашибают. Да что генерал! Кооперативщиков многих за пояс заткнут…
– А знаете что, – деловито начал Ромов, едва машина выехала на Магистральный проспект. – Давайте-ка мы заедем в «уголок» и спокойно Женечку помянем. Ей-Богу, удобней, чем к нему домой, только беспокойства больше людям…
Возражений не последовало, и через несколько минут машина свернула в знакомый тупик. Водка и спирт в точке исполнения имелись, а запасливый Иван Алексеевич припас нехитрую закуску.
– Вот чего стоит жизнь человеческая, – скорбно сказал Ромов после первой стопки. – Женечка только хорошее людям делал, пользу обществу приносил, и на тебе – за пару месяцев сгорел! А эта гадюка Лесухин наоборот – ничего хорошего никому не сделал, убил двоих, а его раз – и помиловали!
– Правда, что ли? – Сергеев недоверчиво взглянул на Викентьева.
Тот кивнул.
– Учитывая, что ранее не судим, по работе характеризовался положительно, раскаялся…
– По работе, значит… Видно, правду болтали, что он родственник Фомичева… Вот суки!
– А что, Фомичев на союзном уровне? – возразил Попов. – Его оттуда и не рассмотрят.
– Ты за них не беспокойся! – с прежней злостью огрызнулся Сергеев. – Они друг друга рассматривают… Как-то интересно получается – работягу на луну без лишних рассуждении, а как чей-то зять или сват – тогда характеристика хорошая…
– У Лунина характеристика тоже хорошая, – ни к кому не обращаясь, сообщил Викентьев.
– И что? – вскинулся Сергеев.
– Утвердили…
– А я так и знал! – Ромов махнул рукой и, посолив, отправил в рот ломтик лука. – Бучу-то какую подняли…