Обещание, стр. 33

— Правда? — спросил Крис, помимо воли поддаваясь искушению. — Ты испекла его для меня?

Гас кивнула.

— Не каждый день человеку исполняется восемнадцать лет, — ответила она. Посмотрела на ветчину и морковь, на сладкий картофельный пирог. — По правде говоря, в честь такого события можем начать с торта.

Глаза Криса заблестели.

— Ты права, мама, — произнес он.

Гас взяла коробку спичек, лежащую у блюда с тортом, и зажгла девятнадцать свечек — одну на счастье. Ей пришлось трижды чиркать спичками, она обожгла себе кончики пальцев, пока зажгла все свечи.

— С днем рождения! — пропела она, а когда никто не подхватил песню, встала, уперла руки в бока и нахмурилась. — Если хотите есть торт, вы должны петь.

На этот раз ее поддержали Джеймс и Кейт. Крис взялся за вилку, готовый схватить первый кусочек.

— Каково оно, когда тебе стукнуло восемнадцать? — спросила Кейт.

— Чувствуешь себя совершенно по-другому. Артрит начинает пошаливать, — пошутил Крис.

— Очень смешно. Я имела в виду, ты, например, чувствуешь себя умнее? Взрослее?

Крис пожал плечами.

— Теперь меня могут призвать в армию, — ответил он. — Вот и вся разница.

Гас открыла было рот, чтобы сказать, что в настоящий момент, слава богу, нет войн, но потом поняла, что это неправда. Война происходит внутри самого человека. Если США никуда не вводили свои войска, это еще не значит, что Крис не воюет.

— М-м… — промычал Джеймс, протягивая руку за вторым куском. — Пусть Крису каждый день исполняется восемнадцать.

— Кушай-кушай, — подбодрила Гас.

Крис втянул голову в плечи и улыбнулся.

В дверь позвонили.

— Я открою, — сказала Гас, бросая салфетку на стол.

Пока она дошла до двери, позвонили во второй раз. Гас распахнула дверь, на крыльце в свете фонаря стояли двое полицейских.

— Добрый вечер, — поздоровался тот, что повыше. — Кристофер Харт дома?

— Дома, — ответила Гас, — но мы только что сели за стол…

Полицейский достал лист бумаги.

— У нас ордер на его арест.

Гас принялась ловить ртом воздух, дышать стало нечем.

— Джеймс… — выдавила из себя она.

Появился ее муж. Он взял из рук полицейского ордер и прочел написанное.

— На каком основании? — отрывисто спросил он.

— Ему предъявлено обвинение в убийстве первой степени, сэр.

Полицейский проследовал мимо Гас в освещенную столовую.

— Джеймс, — попросила она, — сделай же что-нибудь.

Джеймс схватил жену за плечи.

— Позвони Макфи! — приказал он и бросился в столовую. — Крис! — выкрикнул он. — Ничего не говори. Ни слова.

Гас кивнула, но к телефону не поспешила, а направилась за Джеймсом в столовую. Кейт сидела за столом и плакала. Криса сдернули со стула. Один из полицейских надевал ему наручники, второй зачитывал его права. Глаза у сына были огромные, лицо — белым как мел. На верхней губе дрожала кокосовая стружка.

Полицейские взяли Криса под руки и повели из дома. Он слепо, спотыкаясь, шел между ними: брови недоуменно сдвинуты, глаза не в состоянии задержаться ни на одном знакомом домашнем предмете. На пороге столовой, где стояла Гас, полицейские помедлили, ожидая, что она даст им пройти. В этот краткий миг Крис взглянул прямо на мать.

— Мамочка! — прошептал он.

Гас попыталась прикоснуться к сыну, но полицейские двигались слишком быстро. Рука ее ухватила лишь воздух, потом сжалась в кулак — и Гас прижала кулак ко рту. Она слышала, как Джеймс мечется по дому и звонит Макфи. Слышала, как в соседней комнате рыдает Кейт. Но все эти звуки перекрывал голос Криса, ее восемнадцатилетнего сына, который звал «мамочка», — он так не называл ее уже лет десять.

Часть II

Соседская девочка

В конце концов, что есть ложь? Замаскированная правда. Лорд Байрон. Дон Жуан

Нет иного способа уйти от признания, кроме самоубийства, а это и есть признание. Даниэль Вебстер

Настоящее

Конец ноября 1997 года

Криса трясло, пока он сидел на заднем сиденье полицейского автомобиля. Обогреватель был включен на полную, но Крису пришлось сесть вполоборота, чтобы наручники не давили в спину, и как он ни старался взять себя в руки, его все равно продолжало трясти.

— Как ты там сзади? Нормально? — спросил полицейский, сидевший рядом с водителем.

Крис заверил, что все в порядке, однако голос его треснул, словно спелая дыня, когда он произнес лаконичное «да».

Ничего нормального с ним не было. Даже близко. Он еще никогда в жизни не был так напуган.

В машине витал аромат кофе. По радио что-то болтали на диалекте, который Крис не понимал, и на мгновение происходящее обрело истинный смысл: если рушится весь его мир, разве не логично, что он больше не может говорить на родном языке? Он замер на сиденье, опасаясь, что намочит штаны от страха. Это какая-то ошибка. Отец с адвокатом встретят его возле полицейского участка, и Джордан Макфи, подобно Перри Мейсону, выступит с убедительной речью, и окружающие поймут: произошла ошибка. Завтра он проснется и посмеется над этой ситуацией.

Машина резко свернула налево, и Крис увидел, как в окне блеснули огни. Он полностью потерял ощущение времени и пространства, но догадался, что они подъехали к полицейскому участку.

— Идем! — велел тот полицейский, что повыше, открывая заднюю дверцу автомобиля. Крис подполз к краю сиденья, опираясь на скованные за спиной руки, чтобы не упасть. Опустив одну ногу на тротуар, он попытался выбраться из патрульной машины, но упал лицом прямо на асфальт.

Полицейский, ухватившись за наручники, рывком поставил его на ноги и не церемонясь поволок в участок. Криса втолкнули в заднюю дверь, которую он раньше не заметил. Полицейский запер свое табельное оружие в ящик и связался с кем-то по внутренней связи. Потом послышалось жужжание, и двери открылись. Крис оказался у стойки дежурного, где за письменным столом сидел заспанный сержант. Крису разрешили сесть и стали задавать вопросы: имя, возраст, адрес. Он отвечал как можно учтивее, пытаясь хорошим поведением заслужить их благосклонность.

Потом патрульный, который доставил Криса в участок, поставил его у стены и всучил карточку с номером и датой, как в кино. Он поворачивался налево, направо, пока делали снимки.

По их приказу Крис вытащил все из карманов и протянул руки, чтобы у него взяли отпечатки пальцев, двадцать один отпечаток — в картотеку местной полиции, полиции штата и ФБР. Потом полицейский вытер ему руки влажной салфеткой, забрал его обувь, ремень и по внутренней связи велел открыть третью камеру.

— Шериф уже едет, — сообщил он Крису.

— Шериф? — удивился Крис, и его снова пробрала дрожь. — Зачем?

— Ты не можешь остаться на ночь в участке, — объяснил полицейский. — Он отвезет тебя в окружную тюрьму в Графтон.

— В тюрьму? — прошептал Крис.

Его отправят в тюрьму? Вот так, за здорово живешь?

Он остановился, преградив дорогу идущему следом полицейскому.

— Я никуда не пойду! — заявил Крис. — Сюда едет мой адвокат.

Полицейский рассмеялся.

— Серьезно? — И подтолкнул его вперед.

Камера оказалась размером полтора на два метра и находилась в полуподвальном помещении. Честно признаться, Крис уже бывал здесь ранее: когда он был в лагере скаутов, их возили на экскурсию в полицейский участок Бейнбриджа. В камере имелась раковина из нержавейки, унитаз и койка. Дверь из стальных прутьев, система видеонаблюдения.

Полицейский заглянул под матрас — искал клопов, оружие? — потом расстегнул наручники и втолкнул Криса внутрь.

— Есть-пить хочешь? — спросил он.

Обескураженный тем, что полицейский заботится о таких земных благах, Крис удивленно уставился на него. Есть он не хотел, от происходящего тошнота подступала к горлу. Он отрицательно покачал головой, пытаясь не обращать внимание на лязг запираемых камерных засовов, подождал, пока полицейский отойдет от камеры, встал и справил малую нужду. Ему хотелось признаться полицейским, которые его арестовали, тем, кто бросил его в эту камеру, что он, Крис, не убивал Эмили Голд. Но отец велел ему хранить молчание, и это отцовское предупреждение оказалось даже сильнее липкого страха, сковавшего Криса.