Пешка в большой игре, стр. 50

– Проверь его сам. Потянешь?

– А чего ж, – ответ прозвучал не очень уверенно.

– Возьми Ивана, вдвоем сподручней.

– Сделаем, – теперь голос референта окреп.

Седой печально вздохнул. В этом и состоит отличие Гены Сысоева, да и других ему подобных, от Рудика и Опанаса.

– Присмотри кандидатов на место Опанаса и остальных. У меня запасная бригада есть, – соврал Седой на всякий случай. – Поэтому спешку не гони. Но и не затягивай.

– Ясно.

– И последнее. У ментов есть такой Кабанов, он командует группой задержания и первым приезжает на вызовы. Когда наши погибли у Клыка, он тоже приехал первым. Надо узнать – кого он там застал. Угрозы и подкуп исключены. Но он пьющий и со своими может быть откровенным. Понятно?

Сысоев задумчиво кивнул.

Клык испытывал те же проблемы, что и Седой. Его личные «специалисты по крови» убиты. Дурь и Скокарь бесследно исчезли. Рваный, похоже, вертит хвостом – пропажа общака не способствовала авторитету. Опереться особо не на кого. Правда, в отличие от Седого он сам мог замочить кого надо. И длительный опыт выживания в волчьей стае подсказывал ходы более безошибочно, чем настольный гангстерский роман Седого. Клык решил убрать Очкарика.

Личная обида не играла роли в этом решении. Во всяком случае, определяющей роли. Очкарик поставил себя над Законом. Он не служил братве, наоборот – использовал авторитет вора в личных целях.

Он вел свою игру, на толковище подыграл «новым», не покарал Змея и других, которые готовы переметнуться или уже переметнусь. Среди братвы очень смутно прошел слушок, что Очкарик хочет осесть в Москве и даже обратился за помощью к властям, чего вор не должен делать никогда, а сделав – перестает быть вором.

Устранение Резо имело и ряд политических последствий. Под подозрение первым Седой попадет: ему Очкарик смертью грозил. Если не доказать, что Резо «ссучился», то его кровь падет на общину, значит, воры должны будут крепче объединиться, чтобы отпор дать. Ничем серьезным это не грозит: силы у грузинской общины войной ослаблены, а в Москве тоже на них со всех сторон наезжают. А вот «новым» перья-то под общий шум пощиплют. И Змею с остальными предателями худо придется.

Своими мыслями Клык поделился с Крестным и Антарктидой. Те в последнее время набирали силу, тесно держались друг за друга, несколько дерзких, нарочито демонстративных убийств безошибочно занесли на их счет. Хотя сами они в том не признавались, но убитые стояли на пути именно у них, и это говорило само за себя. И класс ликвидации бросался в глаза: снайперский выстрел с дальней дистанции. Среди братвы подобных специалистов не было, значит, авторитеты имели контакты, не уступающие возможностям «новых».

Вместе с тем и Клык, и Антарктида четко держались своих и перекраситься в бизнесменов не пытались.

– Согласен, – хмуро кивнул Крестный. – Он Закон забыл, в банкиры собрался. Сейчас за него Седой в мэрии старается. Прописать хотят, чтобы кругом чисто.

– И я – за, – подтвердил Антарктида. – Он нам здесь не нужен. У нас свои расклады... Только как правила соблюсти?

– Ты, я, он, – сказал Клык. – Мы все по союзному уровню. Решили – исполнили. Если захотят с нас спросить, мы ответим!

– Он уже не гость, не судья, – добавил Крестный. – Пока толковище – он под охраной общины. А сейчас он свои личные вопросы решает. Причем всей братве во вред!

– Значит, решили! – Клык пристукнул кулаком по столу, так что дрогнула водка в стаканах.

– Решили.

– Решили.

Три граненых стакана ударились и быстро опорожнились.

– Кто исполнять будет?

Крестный и Антарктида переглянулись.

– Есть человек.

Число высокопрофессиональных киллеров ограничено, а специалистов экстра-класса можно вообще перечесть по пальцам. Ничего удивительного, что Крестный поручил заказ тому же снайперу, который уже слышал о Резо Ментешашвили.

Естественно, маленький бледный человечек с помятым лицом не выказал своей осведомленности и не удивился, что один клиент снимает заказ, а другой его размещает заново. Он вообще ничему не удивлялся: платили ему не за это.

– Семь тысяч баксов. – Он уже знал, сколько стоит Очкарик, а потому сразу назвал цену. – Половину – вперед.

Решая судьбу Резо, Клык не назвал одного весомого аргумента.

После толковищ, «разборок» и правилок расстановка сил в общине изменится, а поскольку сам Клык Закон свято соблюдал – не исключено, опять в гору пойдет. Тем более общак вот-вот вернется: адрес крысятника позорного известен, как Дурь объявится, так и заберет.

Только что-то очень долго нет ни его, ни Скокаря... Какая-то полоса у ребят – то в ментовку загремели, еле вытащили. А сейчас куда?

Глава семнадцатая

Дурь очнулся в маленьком бетонном боксе, куда почти не попадал свет. Дико болели голова и шея. Он вспомнил пустой подвал со странными металлическими шкафами, странного работягу... Неужели это он так его «выключил»?

Бесшумно открылась дверь, потянуло сырым воздухом, по глазам ударил острый луч фонаря.

– Встать! Руки за спину! – рявкнул грубый голос. – Выходи!

Машинально выполнив команду. Дурь оказался в узком коридоре между двумя автоматчиками. Наверху серели прямоугольники зарешеченных окошек. Сапоги конвоя пахли ваксой.

На миг ему показалось, что в беспамятстве он пропустил суд, этап, карантин и уже на полный ход мотает неизвестный срок. Но за что?!

Его вывели во двор. Нет, не зона, похоже, военный городок, и у солдат погон не красный, а черный. Куда ж он попал?

Когда Дуря завели в кабинет к капитану с надменным холодным лицом, он попытался узнать о своем местонахождении.

Тот внимательно осмотрел урку со всех сторон, неторопливо закурил, не предложив, как у них водится, «для душевного расположения», и сказал:

– Вы проникли на особо секретный государственный объект и подозреваетесь в шпионаже. Лучше будет, если вы расскажете правду добровольно. Иначе расскажете все равно, но с осложнениями.

Ноги стали ватными, и Дурь повалился на грубый деревянный стул. Шпионаж! Вот так влип! Тут уж никакая гуманизация не спасет, никак не откупишься, и цацкаться с тобой не станут – мигом мордой к стенке прислонят, запах могилы нюхать!

Он начал плести про анашу и помутненное сознание, про самый обычный подвал и умысел на кражу, но капитан перебил:

– На двери специальный замок. Открывается он особым способом. Кто вас этому научил?

Дурь клялся и божился, что ни с кем, кроме Скокаря, в сговоре не состоял и никаких секретов ни от кого не узнавал.

Капитан немного послушал и кивнул тем, кто стоял за спиной.

Дуря прижали к высокой спинке, специальными ремнями прикрутили руки к подлокотникам, разрезали левый рукав и наложили резиновый жгут повыше локтя.

Капитан откуда-то извлек шприц, набрал из темной ампулы густую розоватую жидкость и умело вколол в вену.

– Посмотрим, что у тебя на уме, – сказал он, включая диктофон.

Через две минуты Дурь начал подробный рассказ о совершенных им и подельниками преступлениях, о притонах и «малинах», местах сбыта краденого и продажи наркотиков – в общем, обо всех тайнах криминальной Москвы.

В соседнем помещении аналогичный рассказ вел Скокарь.

Через несколько часов отредактированные и систематизированные показания граждан России Медведева и Лепешкина, аккуратно перепечатанные на машинке, доставили генералу Верлинову. Он внимательно ознакомился с документом.

Более подробного и откровенного протокола не знало отечественное судопроизводство за всю свою историю, включая беспросветное время царизма.

Преступная биография гражданина Медведева начиналась семнадцать лет назад, когда четырнадцатилетним юношей он зверски изнасиловал шестилетнюю девочку. Потом он многократно насиловал, грабил, воровал, совершал разбойные нападения, хулиганил, в последние годы довольно часто убивал. Лишь за небольшую часть содеянного он был судим, причем суд относился к нему все более и более гуманно.