Пешка в большой игре, стр. 41
Столь удачный день следовало отметить. Платонов побежал за шампанским, ликером и хорошей закуской.
Клык позвонил Рваному.
– Где Дурь со Скокарем? – спросил он, разглаживая нетерпеливо подрагивающими пальцами клочок бумажки с установочными данными фуфлыжника, посягнувшего на святое святых – казну братвы.
– По своему делу поехали, к свидетелям. Должны уже быть, да что-то задерживаются.
Рваный прикрыл трубку ладонью и одними губами обозначил имя собеседника сидящему в комнате человеку.
– Как появятся – ко мне! – приказал Клык.
Рваный положил трубку.
– Все командует? – спросил гость. – Недолго ему осталось...
Гостем был Змей. Отношение к Змею в мире воровских авторитетов сложилось различное. Многие не признавали, что он «в законе», а те, кто не оспаривал правильности решения принявшей его сходки, старались близко не сдруживаться и имели с ним дело только в случае необходимости.
Даже кличка вызывала опасение: с одной стороны, она означала хитрость и мудрость, а с другой – на зонах так зовут коварного и подлого зека.
– Скоро ему конец, – продолжал Змей. – «Таганцы» на него зуб заимели, да и Седой не простит... Опять же – общак потерял, на первой крупной сходке обязательно по ушам дадут и на пику посадят!
Рваный молчал. По рангу Змей равен Клыку, по авторитету – чуть поменьше, но и пахану последние события власти не добавляют.
– Он уже мертвый. Кому его Законы нужны? Сам не живет и другим не дает!
Это было чистой правдой. Аскетизм пахана не нравился многим, но выступать против него не рисковали. Угрюмый недавно попробовал, и уже весь блатной мир обсуждал его ужасный конец. К тому же в зонах имя Клыка имело большой вес. А каждый блатной или приблатненный знает, что рано или поздно может попасть за проволоку и тогда, в случае чего, спросят с него на всю катушку.
– Седой обещал на его место тебя поставить. Теперь можно без сходки обойтись. И дела вести по-другому... На хера нам эти скоки, гоп-стопы, мокрухи? Будем валюту менять, банки держать, игральные автоматы... Бизнесом заниматься куда выгодней, и никто на тебя не жалуется, менты не давят...
– У меня на это ку-ку не хватит. – Рваный постучал себя по мощной лобной кости. – Я всю жизнь по карманам работал да по квартирам.
– Они научат! – успокоил Змей. – Ничего хитрого нет, у меня один жулик уже навострился валюту менять...
– И что надо? – спросил Рваный после некоторого раздумья. В конце концов, Клык ему не отец и не мать. И так за него на толковище мазу тянул, вполне мог башку потерять. А жизнь так устроена – каждый за себя.
Змей одобрительно похлопал его по руке, будто жаба прикоснулась.
– Все расскажем, когда время придет. А пока отдыхай да держись от него подальше. На всякий случай...
Глава пятнадцатая
Асмодей был доволен собой. Он не дал чекисту себя напоить, лишнего не болтал, держался достойно и просьбы выдвинул серьезные. Пусть знают: Асмодей не за бабки работает, не дешевка какая-нибудь... Это очень важно. Когда агент деньгами не интересуется, к нему следует другие подходы искать, уступок больше делать. А то кинут «хрусты», и готово: закрой пасть, виляй хвостом, служи!
И еще одна причина для довольства: с Иркой все получилось отлично! Первый раз, правда, быстро разрядился, как только дотронулся, но она молодец, высокий класс, на сегодня опять пригласил. Если придет, конечно. Она ведь по указке майора работает. Но он ее подкормил, не обидел, значит, и свой интерес должна иметь...
Асмодей с удовольствием побрился «Жиллеттом», протер лицо терпким, щиплющим раздраженную кожу французским одеколоном.
Пожарил яичницу с гренками, всыпал в чашку ложку растворимого кофе, смешал с сахаром, капнул воды, взбил густую массу добела. Когда залил ее кипятком, поднялась желтоватая пенка.
Такие завтраки он готовил еще до женитьбы. Да и после... Ольга к хозяйству особой любви не испытывала. К дрючеву – другое дело, тут хоть с утра до вечера и всю ночь, как хочешь, куда хочешь – пожалуйста, отказа не будет, только полное понимание и содействие. Зеркало против дивана повесила, а второе в постель брала, устанавливала старательно, чтобы видеть, как там плоть в плоть заходит.
Все это он в зоне вспоминал, когда гусю шею точил – здорово помогало. Только этим помощь женушки и ограничилась. Как он о длительной свиданке мечтал – трех днях вкусной жратвы и Гусю шею точить – заниматься онанизмом. круглосуточного сладостного харева! И руках, ногах, губах ее – любил ведь суку!
Ни разу не приехала, ни одной дачки не принесла. По зоновским меркам
– подлянка серьезная, многие в побег уходили, чтобы разобраться, на запретке падали с пулей в башке, на колючке повисали... У кого-то получалось – возвращались с новой статьей уже на строгий режим.
Он ведь ей «капусты» много оставил – и «деревянных», и «зеленых», и рыжевья... Все мало, даже хату продала и хвост винтом завернула, как последняя шалава. Ищи-свищи, дорогой муженек!
А ведь через Валентина Сергеевича вполне можно и найти!
От этой мысли Клячкин замер с приоткрытым ртом.
Вполне! И спросить: «Что же ты, прошмандовка, так по-черному мужа кинула? Разве мало с него имела? Или не из-за тебя он сел?» И маслину в лобешник!
Клячкин не собирался мстить. Но сейчас испытал острое желание увидеть страх в красивых распутных глазах бывшей жены.
Завтрак оказался скомканным. Вымыв посуду, Клячкин сел к столу, положил на лист бумаги пятидесятитысячную купюру и несколько раз обвел карандашом. Вырезав получившиеся прямоугольники, тщательно сложил их и спрятал в карман.
Затем прошел в спальню, где смятые простыни напомнили об Ирине. Захотелось, чтобы девушка была рядом. Набрать жратвы, выпивки, запереться дней на пять... «Как на длительном свидании», – мрачно подумал он.
Сумка с деньгами была самым уязвимым местом. Именно из-за нее он не позволил себе напиться и плохо спал ночью, крепко прижимая Ирину и просыпаясь, когда она пыталась высвободиться. Носить ее с собой нельзя, оставлять здесь – тем более.
Внезапно в Клячкине пробудился Таракан. Он выскользнул из квартиры, поднялся без лифта на последний этаж, гвоздем открыл навесной замок и оказался на чердаке. Сильно пахло пылью, из слуховых окошек струился рассеянный свет, слабо освещая огромное помещение, тут и там перегороженное дымоходами, вентиляционными каналами, трубами и задвижками отопительной системы. Здесь можно было спрятать что угодно: пулемет, расчлененный труп, чемодан с наркотиками. Правда, Фарт, Адвокат или Асмодей вряд ли сумели бы найти подходящие места, зато Таракан справился с задачей без труда.
Через час Клячкин вышел со станции метро «Лубянка» и зашел в «Детский мир». В отделе детского творчества он набил опустевшую сумку десятками пачек хрусткой, чуть розоватой бумагиВ подвальчике на Неглинной располагалась переплетная мастерская, здесь бумагу нарезали по размеру прямоугольных шаблонов. Клячкин пояснил, что на симпатичных розовых листочках золотом будут отпечатаны билеты в новое казино.
– Ну их к черту, эти казино, – в сердцах сказал старый переплетчик. – Племяннику в «Медведе» гранатой ногу оторвало. Поиграл... С черными там чего-то не поделили.
Клячкин охотно поддержал тему о засилье кавказцев в Москве. За время беседы переплетчик, для удобства переноски, спрессовал розовые прямоугольники в плотные блоки и перехватил бечевой. Получилось очень аккуратно и компактно.
Поблагодарив и расплатившись, Клячкин ушел.
– Смотри, чтоб никто в сумку не заглянул, – напутствовал его переплетчик. – Подумают – деньги и дадут по башке. Уж больно похоже...
На Кузнецком мосту, у метро, находился хозяйственный магазин, здесь Клячкин купил сотню полиэтиленовых пакетов и прибор «Молния» для электрической сварки пластика.
Оставалось сделать еще одно дело. Он нырнул под прозрачную полусферу телефона-автомата, набрал номер.
– Вас слушает автоответчик, после короткого сигнала оставьте ваше сообщение, – раздался в трубке незнакомый голос.