Серебряный огонь, стр. 25
– Начинаю догадываться, как лучше всего заставить вас замолчать, моя красавица! – прошептал Филипп, поднял ее на руки, сбросив темно-сине-золотую материю, и понес Фелину на постель, заботливо приготовленную вышколенным слугой.
Одетая лишь в короткую шелковую рубашку, вырез которой позволял увидеть привлекательную грудь, Фелина на сей раз не отодвинулась на край перины. В слабом желтом свете четырех свечей, горевших возле ложа, она выглядела так, что приковала к себе все внимание Филиппа Вернона.
Пышные юбки и широкие кружевные воротники, предписанные в тот период женской модой, придавали Фелине хрупкую нежность, заставлявшую принимать ее за слабое, нуждающееся в защите существо. Без шикарной одежды и украшений можно было увидеть совершенство линий ее тела, обладавшего гибкой прочностью вербы. Элегантность природной силы, проявлявшейся в напряженных мышцах и шелковистой коже.
– О, как ты чудесна...
На такой комплимент Фелина могла бы ответить аналогично.
Легкость, с которой в Филиппе соединялись элегантность и сила, покоряли и очаровывали ее. Прикосновение к нему, касание пальцами продолговатых мышц, ощущение неожиданной плавности, с которой рубцы от полученных в бою ран переходили в бархатистую гладкость кожи, восхищало ее руки и ее сердце.
– Нет, не надо гасить свет! Мне нравится, когда ты смотришь на меня! – попросила она, схватив его за руку, когда он потянулся к подсвечникам.
Светлый огонь ее серебристых глаз в сочетании с теплым, заманчивым тембром голоса превышал возможности мужчины с холодным рассудком. Страстный поцелуй Филиппа заставил ее раскрыть губы и освободить путь для его проникающего внутрь языка. Она энергично прижалась к маркизу, погружаясь в волны чувственного желания, разбуженного им.
Ищущие пальцы сдвинули на плечи верхние края рубашки и ощупали упругие и вместе с тем мягкие округлости бюста. Розовые, затвердевшие соски внезапно съежились от прикосновения, когда Фелина, инстинктивно стремясь к облегчению, потерлась о жесткое мужское тело, похожее на скалу, противостоящую бурному потоку.
Филипп осторожно подвинулся, дав ей возможность лечь на спину, а потом прошелся губами по напряженной белой шее. Он осыпал поцелуями голубую пульсирующую жилку, отыскал чувствительную впадинку возле ключицы и наконец спустился, разгоряченный, к нетерпеливо ожидавшим вершинам груди. Кончик его языка коснулся сосков, потерся о них, загнал их обратно в гнездышки и снова, поочередно, заставил подняться вверх.
Фелина казалась себе опаленной огнем, проникшим глубоко внутрь через каждую из пор на ее коже. Она не воспринимала своих вздохов и хриплых звуков, признаков страстного желания, которые лишь подстегивали Филиппа.
Он спустил рубашку вниз через бедра, превратив простое раздевание в эротическую ласку. Женщина прошла через его руки, дрожа от головы до ступней.
Маркиз признался себе, что она сплошное совершенство без предрассудков, созданное, чтобы дарить и принимать безоглядную любовь.
Фелина находилась по ту сторону сознания. Охваченная бурным потоком чисто чувственных восприятий, она полностью, без помех отдавалась мужчине, завладевшим ее сердцем. Он один имел право завоевывать ее, проникать в любой уголок, в любое, тщательно охраняемое убежище.
И как он это делал! Никогда не испытывала она подобного наслаждения. Его губы вызывали сладчайшие муки, его язык превратился в орудие неведомого ранее блаженства.
Она не поняла, что случилось, когда он ласковой, но твердой рукой раздвинул ей стройные ноги и просунул между ними свою голову. Интимное нежное поглаживание языком тайных глубин ее лона обожгло огнем. Муки, блаженство, неведомая сладость и дрожь испугали одновременно. Одна ее часть стыдливо боялась полной отдачи мужчине, а другая давно сдалась и погрузилась в страсти.
– Не бойся, ты великолепна, ты прекрасна, – прошептал Филипп, заметив ее испуг.
Фелина опустила руку, которую, пытаясь сопротивляться, положила ему на голову, и внезапно для себя со стонами изогнулась навстречу ласкающему языку, победившему, проникшему внутрь и превратившему ее в комок безудержного экстаза. Яркое пламя страстей охватило с этого момента все тело и вознесло ее на такие высоты, на которых она достигла границ человеческого восприятия.
Филипп, стремившийся подарить ей подобное переживание, почувствовал потребность в удовлетворении собственной страсти, но решил потерпеть. Он заключил дрожащую возлюбленную в нежные объятия и внимательно посмотрел на облик беззащитной доверчивой чувственности, подаренной ему. Ее томные ресницы зашевелились, и он окунулся в серебро блестящих глаз, искавших его взгляда.
– Я люблю тебя, сердце мое!
Фелина знала, что это правда. Что судьба определила их друг для друга. Иначе он не сумел бы вызвать у нее такие чувства.
– Я люблю тебя, Филипп!
Счастливой вынырнула она из потока страстей, с горящими глазами и размякшими губами.
И почему она так медлила отдаться? Или она забыла, что в ее власти заставить его задрожать так же, как заставил дрожать ее он?
Ночь еще не прошла, а она уже вновь ощутила возбуждающее удовольствие от поднимавшейся и опускавшейся в такт дыханию мускулистой груди. Жесткие темные волосы, покрывавшие грудь, вызывающе прикасались к розовым чувствительным соскам, пока они опять коварно не затвердели. Ах, как она жаждала его!
Рука Фелины отправилась в путь, погладила плоский живот и обхватила подобную чуду распрямленную мужскую плоть. Такую твердую и такую гладкую. Она как бы притягивала к себе пальцы Фелины, нежно касавшиеся крупных кровеносных сосудов, указывавших им направление.
Прижимая рот к ее розоватой ушной раковине, Филипп пробормотал:
– О, мадам, предупреждаю, вы опасно играете с огнем!
Фелина тихо и призывно засмеялась.
– Неужели, мсье? А может быть, я ищу факел, чтобы вновь зажечь огонь в себе.
Впервые она не только любила, но и смеялась при этом. Охватившая ее радость была так же сильна, как и любовь.
В скользящем, подобно шелку, движении, когда она, раскинув ноги, опустилась сверху на мужское тело, не оставалось уже ни ложного стыда, ни скованности. Опустилась со сладострастной, возбуждающей постепенностью, лишив мужчину остатков самообладания.
Он уже не мог больше сдерживаться. Его сильные руки обхватили ее бедра, приглашая ее на бешеный, полный блаженства танец.
Он так глубоко и мощно вошел в нее, что она издала хриплый стон. Отбросив назад копну волос, она вобрала его в себя целиком. Они слились воедино!
Сознание этого подхлестнуло все ощущения Фелины, вызывая прилив нового обостренного желания. Каждый момент их соединения становился началом еще более сильной, более острой потребности. Ее охватило жаркое пламя бешеной страсти, снова и снова вызывая безграничное упоение, которое они дарили друг другу.
Прошло несколько часов эротических переживаний, прежде чем, окончательно утомленные, они заснули на рассвете, продолжая обнимать друг друга.
Глава 13
– Скажу тебе, мой друг, я рад видеть, что твой беспокойный дух успокоился рядом с твоей очаровательной супругой.
Маркиз де Анделис не захотел размышлять над тем, правильно ли он понял намерения короля в новогоднюю ночь и не решительное ли поведение Фелины в последние недели стало причиной того, что Генрих Наваррский заботился теперь исключительно о ее благополучии. Даже Габриэлла д'Эстре дарила уже не опасной маркизе свои дружеские улыбки.
– Не согласитесь ли вы сопровождать нас обоих на охоте в Фонтенбло? – задала она Фелине вопрос.
На охоте? Фелина постаралась скрыть свой испуг. Хотя в замке Анделис она обучалась основам верховой езды, для участия в королевской охоте ее навыков было бы явно недостаточно. Поэтому она прибегла к отговорке.
– Бесконечно сожалею, мадам, но боюсь что вам придется ограничиться компанией моего мужа. Хотя мое здоровье снова улучшилось, мавританский врач, которому мы обязаны этим чудом, настойчиво предостерегал меня от слишком сильного физического напряжения.