Безмолвная земля, стр. 25

Зоя посмотрела на мужа, перевела взгляд на стену:

— У меня видения, Джейк… видения…

— Какие?

— Кошмарные.

— Расскажи.

Зоя покачала головой. Она узнала руку, вылезшую из стены. Узнала по кольцу на среднем пальце и маленькому шраму на тыльной стороне ладони.

Оба молчали, Джейк поглаживал ее волосы. Зоя прикрыла глаза, но было видно, что она встревожена.

— Спи, моя хорошая, спи.

— Не могу. Хочу высказаться.

— Звучит устрашающе.

— Такое чувство, будто избавлюсь от колючки под кожей. Речь о Саймоне.

— Угу. Нашем шафере. Я все знаю.

Зоя сморгнула:

— Всегда боялась, что тебе известно.

— Может, не надо?

— Я переживала паршивое время. Ты был не особо внимателен ко мне. Не в том смысле, что ты виноват. Поверь, это было зряшно и глупо. Только и всего. Я знала, что ты знаешь. Просто хочу открыто признаться.

— Теперь лучше?

— Немного.

— Вряд ли мне станет лучше. Свой репей ты воткнула в меня. Больно.

— Прости, Джейк. Прости.

Не плачь. Это не важно. Если в супружестве есть хоть какой-то смысл, он в том, что иногда мне достаются твои колючки, а тебе — мои.

Они лежали в темноте, разбавленной светом уличных фонарей. Больше ничего не было сказано.

Ровное дыхание известило, что Джейк уснул. Зоя тоже провалилась в сон, но вскоре ее разбудил тихий перезвон колокольцев, какими для забавы туристов украшают конскую сбрую.

Глянув на спящего мужа, Зоя спустила ноги с кровати. Колокольцы смолкли. Зоя подошла к окну.

После переезда на другую сторону коридора их номер выходил на дорогу перед отелем. Внизу маячил огромный силуэт великолепного вороного тяжеловоза, запряженного в большие сани. Лоснящиеся угольно-черные бока жеребца поблескивали испариной. Пар, валивший из его ноздрей, ничуть не уступал тому, что в былые времена окутывал паровоз, прибывший на станцию. Копыта скрывались под роскошной волосяной бахромой, над головой покачивался малиновый султан, в лунном свете казавшийся кроваво-красным. Жуя серебристые удила, конь замер, словно в ожидании.

Зоя ахнула и, отпрянув, машинально потянулась разбудить Джейка, но передумала. Накинув одеяло, она лифтом спустилась в холл и босая выбежала на улицу, не чувствуя холода.

Снежило. Крупные пушистые снежинки сцеплялись еще в полете. Конь замер, никак не откликнувшись на появление Зои.

Немного разбираясь в лошадях, она определила, что огромный жеребец, похвалявшийся мощной шеей и литыми мышцами крупа, ростом около двадцати ладоней [10]. Хоть конь не предназначался для верховой езды, забраться на него можно было б лишь с помощью лесенки. Коснувшись курившегося паром мохнатого крепкого бока, на котором мгновенно таяли снежинки, Зоя ощутила его тепло. На каждом из колокольцев, украшавших до блеска потертую сбрую, было оттиснуто клеймо в виде шестиконечной снежинки.

Казалось, конь терпеливо ждет приказа к поездке. Зоя провела рукой по его холке и шее, но до лба уже не достала. Конь чуть запрядал ушами и всхрапнул, выпустив клубы пара.

— Ты красавец! — сказала Зоя. — На фоне снега совсем черный! Красавец!

Она встала перед конем. Трепетные ноздри его казались темными кратерами, извергавшими пар. Первозданная тварь. Чуть отвернув голову, жеребец настороженно косил глазом, похожим на блестящее зеркало из черного обсидиана, в котором Зоя видела собственное искаженное отражение: закутанное в одеяло крохотное существо, взирающее с удивлением и надеждой. Она осторожно подула в конские ноздри, но жеребец мотнул украшенной султаном головой, будто в знак того, что позиция визави ему неприятна.

Оставив в покое безропотную скотину, Зоя отошла к упряжке. Конструкция саней была незамысловата: массивная деревянная рама на огромных стальных полозьях. На уютном сиденье, красиво обитом черной замшей и окантованном бархатом, уместились бы два пассажира, однако кучерского облучка не имелось. Переброшенные через грядку вожжи словно дожидались возницы.

Зоя решила посидеть в санях. Хотела ступить на подножку, но та оказалась слишком высокой. Удивленно охнув, Зоя отскочила. Потом вдруг подножка выросла до уровня ее головы, а конь и сани достигли гигантских размеров, заставив ее почувствовать себя гномом. Мало того, конь, будто получив удар невидимого кнута, тряхнул головой и затрусил по дороге.

— Эй! — крикнула Зоя. — Погоди!

Но жеребец, оповещавший о себе дробным перезвоном колокольцев, уже перешел на размеренную рысцу, удаляясь в легком мареве порхающих снежинок. Зоя смотрела ему вслед. Пустые сани вошли в поворот и скрылись за темным рядом заснеженных елей.

Вскоре перезвон стих, вновь наступила тишина. Зоя оглядела улицу и вернулась в номер. Джейк спал.

Сев на кровать, Зоя прислушалась к ровному дыханию мужа, а потом взяла его за руку, желая и не желая, чтобы он проснулся. Как бог даст, решила она: проснется — расскажу, нет — нет. Ей самой было странно, отчего она умалчивает о некоторых загадочных событиях. Казалось, некий первобытный страх, живший в ней, подсказывает: все происходившее не к добру. Она кожей чувствовала: всякое новое событие — это чья-то попытка вклиниться между ней и Джейком. Лишь полная бессобытийность гарантировала им покой.

Зоя разглядывала мужнину руку. Когда познакомились, первое, что привлекло ее внимание, были его руки — по-мужски крупные, но вместе с тем изящные и выразительные. В разговоре он сильно жестикулировал. Вот так бы вечно держала его за руку.

Рядышком прикорнув, она уснула.

12

Следующим вечером опять вырубилось электричество. Зоя и Джейк были в холле, когда лампочки мигнули и погасли. Во тьму погрузился весь поселок.

Судя по опыту, перебои со светом были недолги. Запалив свечи, пара уселась на стойку ресепшн. Через час ситуация не изменилась, и тогда они вышли на залитую лунным сиянием улицу, где было светлее.

Магазины и рестораны, в которых царила вселенская тьма, выглядели угрюмо. Отражение снежного покрова в их темных зеркальных витринах полнилось зловещим синеватым свечением.

— В этот раз уж больно долго, — сказала Зоя. — Что бы это значило?

Джейк промолчал, и безответный вопрос, застыв в морозном воздухе, третьим спутником торил дорогу по пустынной главной улице. Под ботинками скрипел слежавшийся снег. Шли бесцельно, ожидая, что в любую секунду свет вспыхнет. Но вот достигли конца поселка, где дома уступали место пустоши, в свою очередь исчезавшей в темной утробе леса, а свет так и не зажегся.

— Надо подать жалобу мэру, — сострил Джейк, но Зое было не до шуток. Молча повернули назад.

На полпути обратно весь поселок вдруг озарился огнями, породившими невольный радостный возглас. Вдалеке застрекотали генераторы, зашумели моторы невыключенных подъемников.

В баре прошлись по винным запасам, включили музыкальную систему. Зоя поставила «Зиму» Тори Эймос [11]. Слушая эту песню, однажды сказал Джейк, еле сдерживаюсь, чтоб не заплакать.

— Помнишь, где впервые мы ее услышали? — спросила Зоя.

— Нет, не помню.

— Напрягись.

— По нолям.

В нашу первую совместную поездку в горы, напомнила Зоя. В баре ты услышал песню и спросил бармена, кто поет.

— Не помню.

Зоя назвала дату, место, спутников и знакомых.

— Чистый лист.

— Ну вспомни! Не мог ты забыть! Как же так?

— Да вот не помню.

Зоя описала меблированные комнаты и хозяйку-старуху, носившую дрова из сарая, чтобы согреть воду для ванны; всякий раз она хваталась за поясницу и кривилась, словно желание искупаться после дня на лыжах было блажью. А придирчивый инструктор заставлял съезжать по льду.

Джейк ничегошеньки не помнил.

Конечно, было много поездок, которые могли перепутаться, но подобное беспамятство тревожило.

— Куда ж подевался этот отпуск? — бормотал Джейк. — Почему другие помню, а его — нет? Не то чтоб он куда-то завалился в памяти, точно диск за шкаф, его просто смыло.