Безмолвная земля, стр. 23

— Да.

— Посмотрите на луну, говорил он. Прежде я не видел его таким счастливым. Билл говорит, он тоже. Он был прекрасный человек, наш Арчи. Редкий человек. Такое горе.

— Не удержался… Проведал меня…

— Что, дорогая?

— Ничего.

— Я должен тебя известить… Мы всегда ему удивлялись… Алло?..

Слезы текли по ее щекам; Джейк мягко забрал у нее трубку и, не выпуская ее руку, тихо заговорил по телефону.

Эрик и Билл взяли на себя все хлопоты. Страховка Арчи действовала, и после оформления кучи бумаг его, согласно правилам, в цинковом гробу отправили домой. Потом на местном кладбище кремировали. Была гражданская панихида.

По традиции, елка стояла до Крещенья. Потом Зоя осторожно убрала все памятки. Приличную отцовскую одежду упаковала в мешки, чтобы отдать в благотворительный фонд, спортивное снаряжение предложила Эрику и Биллу. Себе оставила кое-какие мелочи, а шары попросила передать в клуб.

Эрик напомнил тот утренний телефонный разговор:

— Ты сказала, мол, Арчи не удержался и проведал тебя. В каком смысле?

Зоя рассказала о луне. Старики промолчали, только глаза их влажно сверкнули.

Коробку с рождественскими памятками Зоя принесла домой, чтобы вместе с Джейком продолжить традицию увековеченья ярких семейных событий. В память об уходе Арчи она купила серебристый лунный диск. Всякий раз, когда Зоя смотрела на эту елочную игрушку, взгляд ее был беспечален.

11

Буран стих. Курорт выглядел так, словно по нему прошлась когтистая лапа. К дверям домов намело высокие сугробы; припаркованные машины будто наполовину побрились, с наветренной стороны избавившись от снега и наледи. Как бы слегка скособоченный, поселок приходил в себя, удивленно жмурясь на утреннее солнце.

Начисто продутое небо сияло волнующей лазурью посмертной маски фараона. Новорожденное солнце было золотисто-белым.

— Сегодня мой последний день на лыжах, — объявил Джейк.

— Что вдруг?

— Погода изумительная, условия идеальные. Второго такого дня не будет. Хочу закончить на высокой ноте.

— Кто велит заканчивать? — Голос Зои предательски дрогнул. Джейк словно объявил об утрате веры. — Почему бы не кататься, пока есть возможность?

— Думаю, наше время подходит к концу. Объяснить не могу, просто чувствую. И потом, катанье уже не доставляет радости.

Зоя не стала спорить. Похоже, Джейк смирился. Но она не верила, не могла поверить в близкий конец. Утром Джейк доложил, что мясо на прилавке протухло. Мужнины часы шли. Но в Зоином животе тикали собственные античасы.

Она не прекращала тесты, и всякий раз ответ был положительный. Чувство, которому не нужны никакие тесты, говорило, что ребенок жив и растет. Пусть с ноготок, пусть не больше лунного серпа в бездонном ночном небе, но с каждым ударом сердца он крепнул, питаясь ее соками. Пока плод растет, пока шевелится (плевать, сколько ему недель, она чувствует в себе трепетанье бабочкиного крыла, и никакой врач не убедит, что это скопление газов или желудочные колики), конец не наступит.

Ах, как хотелось проорать это Джейку, да вот не хватало духу. Философствовать об их ситуации казалось нелепым. Невозможно согласиться, что «смерть» — это нескончаемая дискуссия. Ребенок жив и появится на свет. Неизвестно, что тогда произойдет. Мертвая и беременная — это нечто невообразимое. Ну разве что Джейк прав: они — дефективный приплод сожительствующих реальности и грезы.

На улице Джейк уже застегивал лыжи. Шаркая через холл, Зоя обронила перчатку; нагнулась за ней и тотчас услышала звук, который ни с чем не спутаешь — вздох тормозов комфортабельного автобуса.

Выпрямившись, она вновь чуть не уронила перчатку: перед отелем остановился автобус, в холле толпились разгоряченные туристы, возбужденно гудели голоса.

На ресепшн те же три администраторши в красивой униформе занимались тем же, что и прежде: молодая с конским хвостом плечом прижимала трубку к уху, рыжеволосая в очках принимала кредитную карту, третья пыталась расслышать управляющего в сером костюме, старавшегося перекрыть многоголосицу холла.

Почти все туристы, кроме новичков, тянувших чемоданы на колесиках, были в лыжных костюмах. Нынче Зоя стояла в другой части холла, но тот же мужчина вновь мимоходом ей подмигнул, обдав волной лосьона. Она машинально проверила, не халат ли на ней, — нет, подобающая лыжная экипировка. Зоя взглянула на ресепшн: две англичанки говорили о лавине.

Перехватило дыхание. Сквозь стеклянные двери Зоя пыталась разглядеть Джейка, но толпа отъезжающих и вновь прибывших застила обзор.

Вконец растерянная, она уже хотела обратиться к англичанкам, но столкнулась взглядом с консьержем, оторвавшимся от бумаг на пюпитре светлого дерева. Привратник вопросительно приподнял бровь, потом округлил глаза и, будто что-то припомнив, окликнул ее:

— Мадам!

Вскинув руку, он маняще пошевелил пальцами.

Поначалу улыбка и приглашающий жест заворожили, но потом Зоя решила, что зов адресован не ей, а кому-то из очереди в регистратуру. Она обернулась.

Позади никого не было. Ни души.

Англичанки, администраторши, управляющий и очередь к стойке исчезли. Гул оживленных голосов рассосался. Даже запах одеколона растаял.

Зоя повернулась к консьержу, но и тот сгинул, равно как все лыжники, постояльцы и роскошный автобус, припарковавшийся перед входом в отель. За стеклянными дверями маячил ожидавший Джейк.

Помешкав, Зоя еще раз окинула взглядом безлюдную стойку и вышла на улицу. Джейк склабился, широко расставив ноги и скрестив руки на груди. Он явно ничего не видел.

— Все нормально?

— Чудесно.

С вершины горы, над которой солнце сияло золотой монетой, впечатанной в небо, Зоя наблюдала за маневрами мужа. Тот несся вниз по склону, выписывая идеальные виражи. Перед ним скользила длинная тень, точно некий независимый дух. Еще никогда он так здорово не катался. Похоже, в совершенстве освоил горнолыжную технику. Прежде Зоя давала ему фору, но теперь он, несомненно, ее превзошел. Промчавшись сквозь рощицу, Джейк скрылся за холмом.

Зоя пустилась следом, желая его догнать. Однако в повороты входила неуклюже, а раз даже чуть не упала, скрестив лыжные носы. Ее злило, что Джейк отточил свое мастерство, она же вроде как растеряла навыки. Видно, повторная галлюцинация выбила ее из колеи. Или же из-за ребенка она осторожничает. Падать опасно. Весомый повод не лихачить.

Стояла благоговейная тишина. Сосны и ели в снеговых пачках напоминали застывших в танце балерин, их сомкнутые ветви были подобны церковным нефам, пропитанным неуловимым фимиамом. Полной грудью Зоя вдохнула пьянящий морозный воздух. «Расти, малыш, расти. Мы обхитрим смерть».

Дерзкая реплика была сказана про себя, но с расчетом, что ее услышит какое-нибудь злобное божество из преисподней. Зоя глянула вниз по склону. Собственная тень опережала ее на дюжину метров. Боковым зрением она вдруг уловила какое-то движение.

Неподалеку были иные тени.

Справа плавно скользила горстка теней, вроде бы человеческих. На фоне снега четко виднелись темные контуры, обгонявшие Зою. Было страшно обернуться. Затылком она ощущала чье-то присутствие. Возможно, людей. А может, и нет.

Зоя не спускала глаз со скользивших теней: похоже, они еще не ведали о том, что замечены. Всю ее прохватило ознобом, от которого кожа, покрывшаяся мурашками, стала шершавой, как наждак. Стыли слезившиеся глаза.

Пять-шесть преследователей ехали плотной группой. Невероятно, что до сих пор ее не приметили. Было слышно, как они тихо переговариваются. Зоя разглядывала тени на восковом снегу: определенно человеческие, но с каким-то излишком, наподобие жерди или длинной трубки, отходившей от головы. Чужаки ехали следом, однако не приближались.

Зоя удобнее перехватила палки и чуть присела на расслабленных ногах, готовясь рвануть с доселе неизведанной скоростью. В последнюю секунду она, охваченная безумной отвагой, обернулась, чтобы дерзко взглянуть в глаза неприятелю…