Теперь ты меня видишь, стр. 67

— Ей двадцать шесть лет. И мне кажется, что она уже у Луэлин.

84

Джоанна Гроувс уяснила: тьма не бывает неподвижной, тьма всегда пребывает в движении. Тьма мерцает, сгущается, набегает волнами и образует странные, текучие формы. Иногда тьма становится такой тяжелой, что давит на голову, глазницы, горло. Раньше Джоанна не задумывалась о тьме. Сейчас же не способна думать о чем-либо ином.

Разве что еще и холоде. А как о нем не думать, если она постоянно мерзнет, даже во сне? Чувство времени она уже утратила и не знает, сколько тут пробыла. Помнит только, что в какой-то момент перестала дрожать, так как дрожать означает двигаться, а любое движение причиняло боль. Весь ее мир стал сплошной тьмой и холодом.

Из звуков остались лишь тихое поскребывание и еле слышный писк. Какое-то шевеление вокруг. Она бы и сама не поверила, что такое холодное, мрачное, пустое пространство может содержать в себе жизнь, но это была правда. И эти пищащие, скребущиеся существа подбираются все ближе: должно быть, поняли, что она не сможет дать отпор.

Она пытается сглотнуть, но не может. Даже дышать тяжело. Когда она первый раз осталась одна, то начала кричать — и кричала, пока не ощутила вкус крови во рту. А потом нижнюю треть лица ей обмотали скотчем. Когда скотч срывали, на нем оставались волоски с ее кожи. Больше она не кричала.

Во тьме что-то переменилось. Тьма уже не хаотична, тьма задалась какой-то целью. И цель ее — приблизиться к Джоанне.

— Это же ты, да? — шепчет она в ту сторону, откуда донесся новый звук, не поскребывание и не писк. — Ты вернулась. Я же знаю.

И опять. Да, это точно шаги.

— Я знаю, зачем ты это делаешь. — За каждое слово приходится платить адской болью. — Я знаю, что мой брат якобы сделал с тобой и твоей сестрой.

Шаги замирают.

— Прости, — быстро одергивает себя Джоанна. — Я не хотела. Просто мне страшно. Я знаю, что мой брат сделал с тобой. Без «якобы». Он и его друзья.

Шаги возобновляются. Джоанна понимает, что срочно должна что-то сказать.

— Это было ужасно, я понимаю. Непростительно.

Шорох ткани. Кто-то опускается перед ней на корточки.

— Но я-то тут при чем? Зачем ты так со мной?

Что-то холодное касается ее лица. Булькающий звук, запах пластмассы. Она запрокидывает голову, чтобы вода полилась в горло. Так немного лучше. Напившись, она губами отталкивает горлышко бутылки. Ее поработительница рядом. Если бы руки не были связаны за спиной, она смогла бы коснуться ее лица.

— Можно задать тебе один вопрос? — спрашивает Джоанна.

Ответа нет, но она знает, что девушка по-прежнему здесь. Слышит ее дыхание.

— Почему я попросту не убила этих парней? — догадывается она. — Ты это хотела спросить?

— Да.

Джоанне стыдно за эти слова. Тоби — ее брат, они двойняшки. Она любит его больше, чем родителей. Но именно из-за Тоби она очутилась здесь.

— Какого роста твой брат? Примерно шесть футов, один-два дюйма, да? И весит небось под двести фунтов. Ты же видела, какого я телосложения. Такого рослого мужчину я могу убить только выстрелом в голову. И даже не в упор.

Джоанна выжидающе молчит. Девушка придвигается ближе и шепчет ей на ухо:

— А какой в этом интерес?

85

Мы выехали на следующее утро. Я порывалась ехать тотчас же, но Джосбери настоял, чтобы мы подождали: Дана с ребятами могли пока что обойтись без нас, а несколько часов сна нам обоим не помешали бы. На подступах к мосту Северн зазвонил телефон, и он попросил меня ответить, чтобы не отвлекаться от дороги.

— Лэйси, это Дана.

— Нам еще часа два ехать. Если без пробок. Какие новости?

— Увы, хороших никаких. Соседка Джоанны Гроувс говорит, что не видела ее уже два дня. Решила, что она куда-то уехала на выходные, но мы пока нигде не можем ее найти.

Я с грустью покачала головой, и Джосбери, увидев это, вполголоса выругался.

— Лэйси, я уже знаю все, о чем ты вчера рассказала Марку. Слушай меня внимательно: сейчас ты должна думать только о том, как нам ее поймать. Когда все закончится, я помогу тебе, чем смогу. И Марк тоже.

— Спасибо, — выдавила я.

— Мы очень на тебя надеемся. Ты знакома с этой женщиной. Если ты не знаешь, как следует поступить, никто не знает. Все в твоих руках. Увидимся в Лондоне.

Она отключилась, и я спрятала телефон в чехол. Таллок права: все действительно в моих руках. Но вот насчет «увидимся в Лондоне» она ошиблась.

В город мы въехали около одиннадцати. По мере приближения к мосту Воксхолл сердце стучало все чаще. Или сейчас, или никогда.

— Марк, — сказала я, когда мы поднялись на перевал, — извини, но меня что-то подташнивает. В метро, по-моему, есть общественные туалеты. Остановись, пожалуйста.

Для пущей убедительности я одной рукой обхватила себя за живот, а другую прижала ко рту. Он остановился в самом конце моста. Наспех его поблагодарив, я схватила сумочку и выпрыгнула из машины. Приложив карточку к турникету, кинулась за угол и скрылась из виду.

На станции метро «Мост Воксхолл» на самом деле нет общественных туалетов. Добежав до платформы, я стояла и молилась, чтобы Джосбери ни о чем не догадался, пока не придет электричка. Табло обещало, что ждать осталось не более минуты.

Каждая секунда тянулась бесконечно долго, но вот я наконец услышала рев двигателя, и из туннеля дунул ветер, всегда сопровождающий поезда метро. До моей квартиры отсюда всего одна остановка плюс пара сотен метров пешком. Из машины я выскочила всего лишь десять минут назад.

Открывая дверь, я дала себе зарок выйти отсюда до того, как успею досчитать до ста. Схватив с антресолей рюкзак, я молниеносно собрала все необходимое и мельком просмотрела почту. Стандартные субботние листовки и официальные конверты со счетами. А еще — продолговатая узкая коробка, обернутая в коричневую бумагу. Времени, чтобы ее открыть, у меня не было, но я все-таки сорвала обертку.

Изучение ее содержимого стоило мне еще нескольких секунд. А потом я вновь вышла из квартиры — теперь уж точно навсегда, — сняла велосипед с противоугонки и отправилась в путь.

86

Через час я снова включила телефон и позвонила Джосбери. Он ответил моментально.

— Надеюсь, ты сможешь объяснить, какого хрена…

— Заткнись и слушай меня. Не то повешу трубку.

Молчание.

— Я сэкономлю тебе время: нахожусь я в данный момент на вокзале Ватерлоо. Через двадцать секунд я отключу телефон, сяду в поезд и исчезну. Можешь даже не пытаться меня найти, бесполезно.

Опять молчание — и наконец робкое «Продолжай».

— Моей карьере конец, — сказала я, осознавая, что Джосбери уже пытается отследить звонок и пишет коллегам, чтобы те немедленно послали на вокзал наряд. — Все те обещания можешь засунуть себе в задницу. Перейдем к делу.

— Какому же?

— Джоанна Гроувс еще жива.

— Откуда ты, мать твою…

— Послушай меня! Как только я узнаю, где она или где находится Луэлин, я тебе позвоню, так что телефон далеко не прячь. А пока что просто предоставь мне полную свободу действий. Это лучшее, что ты можешь для нее сделать.

Я буквально чувствовала, сколько восклицаний, цензурных и не совсем, готовы были сорваться у Джосбери с языка. Но он каким-то образом сдержался.

— Флинт, мы целый месяц рыскали по лондонским подворотням и сквотам. Она явно больше не бродяжничает, ты ее не найдешь.

— Я знаю. Она сама меня найдет.

Досадливое шипение и скрежещущий звук, когда стул волочат по полу.

— Лэйси, ты погибнешь.

— Плевать! Так, еще один момент.

— Какой?

— У меня в квартире лежит посылка, которую принесли сегодня утром. Это нож, на лезвии выгравировано имя Мэри.

— Мать моя…

— Заткнись! Нож чист, сто процентов. Им еще не воспользовались. Джоанна жива.