Последний алхимик, стр. 15

Потом из дома донесся шум. Какой-то мужской голос ворчал, что надо-де убрать трупы. Тот, что постарше, — раскосый — отвернулся от молодого — белого. Белый был чем-то недоволен.

— Если ты их убиваешь, то изволь убрать за собой. На кухне есть большие мешки для мусора. Почему бы тебе не сложить их туда?

Молодой белый швырял трупы, словно пустые картонные коробки, и складывал их в штабель, не переставая ворчать, что приходится делать грязную работу. Пассажиры трех автомобилей теперь были сложены пирамидой.

На взгляд Франциско, тела весили от 70 до 120 килограммов. Они летали в кучу как перышки.

— Учти, я это делаю в последний раз, — сказал белый. И тут он повернулся к холму, словно все это время знал, что на него смотрит Франциско. — Что, милый, тоже хочешь? — спросил он.

Франциско понял, что этот человек нужен ему так, как никто и никогда. Ему нужен этот молодой. И старик тоже, а на десерт, полностью удовлетворившись, он полакомится девицей. Теперь они все в его руках. И мистер Колдуэлл, пожалуй, не станет возражать, если он прикончит их своими руками. Затея с черными из гетто провалилась.

Глава пятая

Как ни был Франциско Браун преисполнен благодарности к своему хозяину за щедрое вознаграждение в Барселоне, он не стал очертя голову бросаться на очередную жертву. Естественно, ему не составило бы никакого труда проломить этому белому ребра, одним ударом карате. Ему доводилось из маленького пистолета вышибать глаза у бегущей женщины с расстояния пятьдесят ярдов. Ах, как быстро она бежала, эта женщина! Особенно после того, как выронила младенца.

Но величайшим оружием в руках Франциско Брауна были терпение и хладнокровие. И он усилием воли заставил себя не отступать от собственных правил, несмотря на страстное желание разделаться с этой троицей немедленно. Они прикончили мусор, который он насобирал в Бостоне. Двигались они просто неподражаемо, причем с такой скоростью, что он даже не мог определить, к какой школе единоборств они принадлежат. Ему ничего не стоит выстрелить прямо сейчас. Но это может оказаться рискованным. Вдруг он прикончит одного, а другие побегут, тогда ему придется гоняться за ними. Вообще неизвестно, чего от них можно ожидать. Он не знает даже, кто они такие, а раз так, то недолго наделать и ошибок. Они уже доказали, что не такие как все — совсем не такие.

Конечно, если сейчас бросить в дом гранату, они скорее всего разбегутся и он сможет воспользоваться замешательством, чтобы их перебить. Вероятно. Но он предпочитал не полагаться на вероятность, поэтому до сих пор и жив.

К тому же сейчас он не один, у него за спиной человек, который действительно знает, как распорядиться своей властью. А Франциско Браун знает, как распорядиться тем, что есть у него. И он ни за что не станет мараться в крови, если в том нет необходимости.

Так. У него уже есть кое-какое преимущество перед этими двумя, засевшими в доме. Он знает, какую опасность они представляют. А они не знают, насколько опасен он, как, впрочем, не знают и того, что он собирается их убить. Они даже не знают, что он здесь. Одного этого всегда бывало достаточно, чтобы Франциско праздновал скорую победу. Почему сейчас что-то должно измениться? Всегда было так: он их знает, они его — нет, в результате он их убирает. Ему повезло, что они уже себя обнаружили, а ему не пришлось пока вступить в дело.

Он вернулся к багажнику, открыл портфель и, достав оттуда две длинные оптические трубы, вставил их одна в другую. Потом аккуратно привинтил их к фотокамере, которую установил на легкой, но устойчивой треноге.

В горах Пенсильвании было холодно, но свежести не чувствовалось. Издалека, от терриконов старых угольных шахт несло таким запахом, как если бы в центре земли тлели гнилые кофейные плантации. Маленький домик, с мирным потрескиванием поленьев в камине гостиной, казался теплым и уютным. Франциско Браун навел объектив на гостиную. На каминной доске стояла фотография в рамке. Он прочел подпись фотографа в углу снимка — значит, резкость наведена. Он направил объектив на дверь.

После этого с молниеносной скоростью и с той небрежностью, с какой плотник вколачивает тысячный по счету гвоздь в крышу, Франциско Браун дал выстрел из пистолета по входной двери и высадил стекло. Он сработал быстрее, чем успело вернуться, отразившись от гор, эхо выстрелов.

Прежде, чем упал на землю последний осколок стекла, старик и молодой уже стояли на улице, а фотоаппарат Франциско сделал двадцать пять кадров за одну секунду. В следующую секунду он открывал дверь своего автомобиля, держа аппарат в руке. А еще в следующую секунду он уже мчался по дороге, вдавив в пол педаль газа.

Выехав за пределы Мак-Киспорта, он остановил машину и достал из аппарата пленку. Все шло нормально, и он благополучно добрался до Нью-Йорка и подъехал к дому мистера Колдуэлла. Он позвонил по телефону, чтобы назначить встречу с мистером Колдуэллом. Временами тот называл себя американцем, но Франциско чувствовал, что на самом деле это не так. Мистер Колдуэлл никогда не просил обращаться к себе по имени. Эти американцы вечно набиваются вам в друзья. За мистером Колдуэллом такого не водилось. От этого работать на него было легко и просто. Для вас мистер Колдуэлл всегда оставался мистером Колдуэллом и никем другим.

— Говорит Франциско Браун. Я бы хотел повидаться с мистером Колдуэллом в удобное для него время, — произнес Франциско в трубку.

Выпуклые цифры позволяли набирать номер даже в темноте, что было крайне существенно, ибо телефон находился в темной комнате, служившей ему фотолабораторией в нью-йоркской квартире. Его поселил там мистер Колдуэлл на следующий день после того, как назвал Франциско своим “клинком”, и велел установить с этой квартирой прямую телефонную связь.

— Аудиенция будет вам предоставлена сегодня днем, — ответил по телефону секретарь, и Франциско записал для себя время встречи, не придав особого значения слову “аудиенция”.

Снимки у него были готовы — двадцать менее чем за одну секунду, сделанные быстрее, чем моргает человеческий глаз или воспринимает звук барабанная перепонка.

Однако Франциско Браун знал, что, как и во всем в нашей жизни, в фотографировании каждой светлой полосе соответствует своя черная. Иными словами, ничего не бывает бесплатного. Несмотря на исключительное качество оптики его аппарата и крупный формат, условия молниеносной съемки требовали использования такой высокочувствительной пленки, что в результате снимки получились не лучше, чем первые фотоопыты ребенка. Впрочем, этого было вполне достаточно для того, чтобы начать разрабатывать интересующих нас лиц, если, конечно, мистер Колдуэлл и в самом деле так могуществен, как кажется. Ведь в конечном счете деньги и есть власть. Чтобы установить связи и мотивы поведения этих двоих, Франциско, естественно, прежде всего выяснит, на что они способны, кто они такие и где их можно найти. Только подготовив достаточно прочную почву, можно будет нанести удар. Такая основательность, конечно, требуется только в том случае, если противник на голову выше окружающих. С остальным человечеством можно разделаться по мановению палочки — будь то на кладбище, в конференц-зале — словом, где угодно.

Красивое лицо Франциско Брауна в обрамлении белокурых волос хранило спокойствие. Он смотрел, как из бачка с проявителем выползает пленка и погружается прямо под струю воды, а потом сразу — в другой бачок — с фиксажем, который остановит процесс проявки, с тем чтобы остановить воздействие света на пленку. Таким образом, негативы будут закреплены. С лучших из них он сделает отпечатки, и тогда у него будет чем заняться на досуге — он станет рассматривать лица своих жертв. Что еще более важно, снимки помогут ему продвинуться в деле установления их личностей.

Ему нравилось работать под музыку Баха, которая с причудливой мощью лилась из стереодинамиков. Она придавала ему хладнокровие. И избавляла от необходимости что-либо насвистывать. Эта музыка создавала настроение. Да, это будет особенное дело, не какой-то обычный хлам. Он вновь подумал о том, с какой легкостью были прикончены Рыцари ислама. Жаль, что он тогда ничего не заснял. Но он никак не ожидал, что они потерпят неудачу. Их было так много, правда, все неопытные. Собственно, благодаря их неопытности его выбор и пал на них.