Жертва мистификации, стр. 55
— И все же я настаиваю! — рассмеялся Каспийский. Ситуация его явно забавляла. — А мне тут говорили, что вы ещё и в ментовке по совместительству работаете. Это правда, Марианна Юрьевна?
— Обманули вас, Анатолий Сергеевич. Ввели в заблуждение. Пропустите!
— Ой, какие мы строгие! Только мне почему-то кажется, что это вы меня сейчас обманываете, лапшу на уши развешиваете. Я прав, гражданка начальница? — Каспийский ещё больше развеселися.
Козицина поняла, что ситуация критическая. Надо пробовать пробиться с боейм.
— А ну пошел вон, козел! — закричала и ударила Анатолия коленом в пах.
Каспийский охнул и согнулся в три погибели. Но за его спиной стоял мощный Овчаренко. Светлана не успела ничего сообразить, как на её голову обрушился чудовищный удар, гася сознание.
Пришла она в себя, когда её запихивали в какую-то машину. Во рту был кляп, на глазах — повязка, руки связаны веревкой. Ситуация!
— Куда ее? — спросил Каспийский. Она узнала его по голосу.
— Ко мне на хату, — ответил ему голос ей незнакомый. Прежде она никогда его не слышала.
— Понятно. — Хлопнула дверца и машина поехала.
«Куда же они меня везут?» — подумала Светлана, пытаясь по шуму за окнами определить направление. Но скоро оставила эту попытку. По шуму ничего невозможно было понять. Впрочем, нет, она не права. Кое-что понять все же было можно. Скоро они покинули город — возросла скорость, меньше попадалось встречных машин и их уже не останавливали светофоры. Прошло ещё около получаса, когда они куда-то свернули. Скорость упала. Прошло ещё около десяти минут. Машина затормозила и остановилась. Затем она услышала скрип открываемых ворот и они въехали во двор какого-то дома. Ее грубо выволокли из машины. Заскрипела калитка или ворота. Нет, все же калитка, так как державшие её за руки негодяи вынуждены развернуть её боком, чтобы в неё войти. Затем они поднялись на две ступеньки и вошли в какой дом, прошли девять шагов и стали спускаться. Светлана насчитала восемь ступенек. В помещении, где они оказались, воздух был сырой, застоявшийся. С неё сняли повязку.
Светлана огляделась. Это была небольшая подвальная комната без окон. Слева у стены стояла односпальная деревянная кровать, порытая атласным стеганным одеялом. В ближнем правом углу находились унитаз и раковина, над которой из стены торчал один кран, свидетельствовавший, что здесь в наличии лишь одна холодная вода. В дальнем, на небольшой тумбочке переносной цветной телевизор «Шарп». У противоположной от входа стены стоял стол, покрытый линялой клеенкой в желто-синею клетку, на котором лежала эмалированная миска и алюминиевая ложка. Вот и все. Да, слева в ближнем углу ещё был старый с облупившейся во многих местах эмалью холодильник «Бирюса». А над кроватью прямо на стпене очень профессионально нарисован черным фломастером прелестный женский профиль, а под ним написано: «Ниночка! Я тебя безумно люблю!», и чья-то неразборчивая подпись.
— Нравится? — спросил Каспийский и вдруг сильно ударил Светлану в живот. Но она в последний момент разгадала его намерения, успела сгрупироваться, напрячь пресс и выдержала удар.
— Это я вернул тебе должок, подстилка ментовская! — зло сказал Анатолий и плюнул себе под ноги. Он оказался в своей среде и считал ниже своего достоинства изображать тут из себя воспитанного фраера. А телка была клевая, не хуже его валютных. И лицо, и титьки, и эта самая. Все на месте. Все в ажуре. Но телок, которые ничего не стоили, он в упор не видел. Ну.
Светлана усилием воли подавила в себе все чувства. Возмущаться — значит дать им лишний повод поиздеваться над ней. Не дождуться! Она протянула Каспийскому связанные руки, сказала требовательно:
— Развяжи!
— А это завсегда, пожалуйста, — проговорил тот, удивляясь её выдержке. Развязал ей руки, нахально потрогал грудь, будто желал убедиться, что она настоящая. Оглянулся на стоящего сзади Овчаренко. — А ничего сиповочка, Рома! Титьки будто накаченные. Стал бы?
Но тот ничего не ответил, лишь просигналил в ответ подрагиванием ноздрей крупного носа. А во взгляде, устремленном на девушку, было что-то мерзкое, плотское, нехорошее.
И Светлана поняла, что ей нужно опасаться не Каспийского, а вот этого громилу с горящими глазами. Она и на этот раз никак не прореагировала на хамство Анатолия. Много чести. Они просто для неё не существовали. А ещё она поняла, что стала заложницей и теперь хозяева этих двоих будут диктовать Иванову свои условия. От осознания этого и от бессилия что-то изменить в сложившейся ситуации захотелось плакать.
Светлана прошла к кровати, села. Она с треском провалила всю операцию! Что же теперь делать?
Глава четвертая: Намеченная жертва.
Он ждал её на лестничной площадке в тамбуре перед дверью её квартиры. Специально вывернул лампочки, чтобы она его не смогла заметить. Зажег зажигалку, посмотрел на часы. Половина двенадцатого. Его очередная жертва явно запаздывала. Спектакль закончился более часа назад. Он был на нем и с мстительной радостью наблюдал, как редеют ряды первых его исполнителей. Скоро этот мерзкий спектакль потеряет ещё одну. Банда ублюдков! Как же ловко они тогда все разыграли. Он был на грани помешательства, буквально в полшаге от смерти. Если бы в последний момент не вспомнил про ПАЗик, то случилось бы непоправимое. Само проведение ему помогло вспомнить про автобус. Точно. А вспомнив, он сразу все понял. Понял, что шайка-лейка его мучителей приехала вместе на автобусе, а следовательно все были заодно и ловко издевались над ним. Тогда он не мог знать их истинных замыслов. Поначалу думал, что так ему решили отомстить родственники жены. Но это было слишком сложно. Нет, очевидно, банда садистов, прознав про его историю, решила поразвлечься. Долго тогда он сидел на вершине скалы, пока в его голове не созрел план мести.
Главное — надо было заставить их поверить в то, что план удался. Он вспомнил, что уходя из номера, он оставил окно открытым. Эта маленькая удача его окрылила. Он спустился со скалы, пробрался под окна своего номера, ловко вскарабкался по сосне и проник в окно. Из чемодана он достал спортивное трико, ветровку, красовки и добрую половину наличных денег — двадцать пять тысяч. На первое время хватит. А там видно будет. Так же, по сосне, спустился вниз. На берегу реки переоделся, сложил одежду аккуратной стопкой и направился пешком на железнодорожную станцию.
Вернувшись в Новосибирск, он заявился к своему другу Володе Смелякову и все ему рассказал. Тот был в трансе и тут же предложил обратиться в милицию.
— И ты думаешь, что кто-то мне поверит? — спросил Андрей. — В лучшем случае меня пошлют куда подальше и посоветуют не морочить людям головы, а то и отправят в психушку. Эти мерзавцы все точно рассчитали. У меня против них нет никаких доказательств. На все мои обвинения они скажут, что у меня «крыша» поехала, что это обычные глюки человека, спятившего от переживаний по безвременно погибшей жене.
— Что же ты намерен делать?
— Сам разберусь с каждым, — решительно ответил он. — Иного выхода я не вижу.
— Ты с ума сошел! — возмутился Володя. — Ты представляешь, что говоришь?!
— Очень даже хорошо представляю. Если бы ты испытал хоть часть того, что пришлось испытать мне, то не возмущался бы сейчас, а поступил бы точно также.
Смеляков ещё какое-то время пытался его отговорить, но он остался непреклонен.
— Я у тебя поживу какое-то время?
— Конечно, что за вопрос. Места хватит.
Холостяк Володя жил в двухкомнатной полногабаритной квартире. Места для двоих действительно было больше чем достаточно.
Утром, одев костюм Смелякова, Андрей долго слонялся по городу, пока в голову не забрела идея — поездить по театрам. Так он оказался у театра «Рампа». Театр у престижной публики не котировался. Здание, где он располагался представляло собой довольно унылое зрелище. По обе стороны от входа висели афиши. Одна оповещала, что сегодня дается спектакль «Последний любовник». Знакомясь с репертуаром на месяц, он вдруг натолкнулся на название «Спланированное самоубийство». Название его зацепило. Интуиция подсказала, что здесь он увидит что-то очень для себя важное и существенное. Появилось ощущение, что именно здесь он встретит героев той пошлой драмы, разыгравшейся на берегу горной реки. Он купил билеты на вечерний спектакль. Пьеса оказалась откровенно бездарной, расчитанной на дегенератов, с многочисленными постельными сценами, раздеванием, убийствами и прочим. То-есть, той самой «клюквой», которой сейчас в изобилии потчуют невзыскательных зрителей.