Москва слезам не верит, стр. 36

– Двенадцать.

– Да-а, – протянула Людмила и села.

– Это плохо? – забеспокоилась Антонина.

– Ты врешь! Зачем ты врешь? Такого не бывает. – Людмила была категоричной.

– Это было, – несколько растерялась Антонина. – Не сразу, конечно, а за весь день и еще вечер, – призналась она.

– Невероятно! Он гигант! Он чемпион! – почти выкрикивала Людмила. – Это рекорд! Его надо занести в книгу рекордов Выставки достижений народного хозяйства. А по времени сколько, если сложить все вместе?

– На время я не смотрела, – призналась Антонина.

– Теперь я понимаю пословицу: счастливые часов не наблюдают. Но это невероятно.

– А сколько раз обычно бывает? – спросила Антонина.

– Я, конечно, не главный эксперт Советского Союза по этому вопросу, но самое большее у меня было – четыре раза, и то между третьим и четвертым разом он часа три отдыхал.

– А у тебя? – спросила Антонина Катерину.

– Я тебя поздравляю! Я за тебя счастлива, – уклонилась от ответа Катерина.

Спустя много лет она вспомнила этот рассказ Антонины. Уже став директором комбината, Катерина приехала в Прагу закупать оборудование для комбината на заводе, производившем оборудование для химкомбинатов. Она встретила там своего старого приятеля, Иржи Новака, который когда-то стажировался в цехе, где она была начальником. Теперь Иржи работал главным инженером. Это было накануне событий 1968 года, Прага бурлила, заводы почти не работали. Они с Иржи закрылись в его квартире, набрав еды, и не выходили весь день и всю ночь. Утром он сказал:

– Невероятно! Я отработал девять смен. Это, наверное, рекорд Европы, а может быть, и мира.

– Рекорд – двенадцать. – И Катерина рассказала о случае с Антониной.

– Ты должна познакомить меня с этим половым гигантом, если он существует.

– Он существует, – подтвердила Катерина. – У них уже двое детей. Я тебя познакомлю, когда ты будешь в Москве.

Иржи не приехал в Москву. Катерину срочно отозвали из Праги. На следующий день после возвращения в Москву она утром включила радио и узнала, что наши войска вошли в Чехословакию. Через полгода в Москву приехал их общий с Иржи знакомый и сказал, что Иржи в Праге нет. Одни говорили, что его застрелили, когда он переходил австрийскую границу, другие уверяли, что его видели в Мюнхене.

Глава 7

Катерина позвонила Изабелле, и та сообщила, что Рудольф звонил один раз. Катерина перестала даже ездить в центр Москвы, боясь случайной встречи с Рудольфом. У нее еще оставалось время до конца августа. Что-то должно было придуматься, но ничего не придумывалось, и она уже решила, что в начале сентября позвонит Рудольфу и все расскажет. А пока она ходила в соседний кинотеатр «Нева», который недавно открылся. Их фабрика находилась невдалеке от Ленинградского шоссе, и улицы, прилегающие к шоссе, назывались Флотская, Кронштадтская, Беломорская, большой универсам – «Ленинград». В субботу и воскресенье они с Людмилой шли на пляж в конце квартала, рядом с мостом через канал, загорали, начинались даже какие-то знакомства, но ничего серьезного не завязывалось.

Прошел месяц, и на воскресенье назначили свадьбу Антонины и Николая. Готовились всю неделю. Анна Никитична, мать Николая, сварила холодец, когда разлили его по мискам, оказалось ровно двадцать.

– Куда столько-то? – поразилась Людмила.

– А гостей сколько? – ответила Анна Никитична рассудительно. – Пятьдесят пять приглашенных, да еще соседи набегут. На семьдесят, не меньше, надо прикидывать.

Николай с отцом в субботу привезли на машине два ящика водки, три ящика пива, в двух ведрах стояла брага, в двух ведрах развели морс из клюквы, которую прислала мать Антонины. Ночью женщины делали салаты: «Столичный», под майонезом, салат «Оливье», из капусты, салаты из свежих малосольных огурцов, из помидоров, каждого не меньше чем по ведру. Резали сыр, колбасу, ветчину, готовили заливное из окуня и трески. Катерина стояла у плиты и жарила котлеты сразу на четырех сковородах.

– Сто, – вымолвила она наконец.

– Еще сковородки четыре, – сказала Анна Никитична. – Всегда на второй день догуливают.

На одной плите не управлялись, у соседей жарили кур в духовке.

Ушли в общежитие поздно. Свадьба, назначенная на двенадцать, естественно, задержалась. Столы, стулья, посуду одолжили у соседей. Столы шли через обе комнаты, один стоял в прихожей, почти упираясь во входную дверь. Одной лестничной площадки для мужчин оказалось мало, курили на третьем этаже и на пятом, распахнув окна. Наконец все расставили, и все уселись. Во главе стола сели Николай и Антонина, рядом с ними отец и мать Николая. Мать Антонины не приехала, прислала поздравительную телеграмму и сто рублей. Антонина про эти сто рублей ничего не сказала. Сняв свои сбережения со сберегательной книжки, приложив эти сто и заняв у Людмилы триста, предложила Анне Никитичне тысячу рублей на свадьбу. Та отказалась брать, уже было решено, что молодые будут строить кооперативную квартиру, вот и деньги на первый взнос.

Катерина рассматривала гостей и родственников. Все были люди простые: родственники из колхоза под Тамбовом, слесари, таксисты из таксопарка, сослуживцы родителей Николая, рабочие с автозавода, где они раньше работали. Катерина смотрела на эти прочные лица, крупные рабочие руки и думала, как повезло Антонине. Она такая же, и все здесь на равных. Конечно, Антонина не имела своей жилплощади, но испокон века муж брал жену в свой дом, и это всем казалось нормальным.

Как и во всякой компании, нашелся разбитной парень, который знал, как вести стол, за кого выпивать. Вначале за молодых, потом за родителей, потом за родственников ближайших, потом более дальних, за друзей, за соседей.

Людмила, Гурин и Катерина сидели вместе. Гурина узнали, подходили, просили выпить. Он пригубливал, но желающих выпить с ним было много, и рюмку его все наполняли и наполняли.

– Охолонись, – предупредила его Людмила. – Завтра у тебя тренировка. И двух минут не выдержишь!

– Выдержу! – бодро заверил Гурин. – Выдержим все, и широкую, ясную грудью дорогу проложим себе.

– Да, да, – подтвердила Людмила. – Жаль только, жить в эту пору прекрасную уж не придется ни мне, ни тебе.

– Придется, придется, – заверил ее Гурин и полез целоваться к Людмиле и почему-то к Катерине. Оттого что всю ночь готовили и не выспались, Катерина захмелела. Людмила заметила, что Катерина выискивает на столе соленые огурцы и квашеную капусту.

– И давно тебя на солененькое потянуло? – спросила она.

– Недавно. Сама удивляюсь, никогда соленого не любила, – призналась Катерина.

– Менструация была? – допрашивала шепотом Людмила, чтобы не привлекать внимания к их разговору.

– Нет. Задержка, – ответила Катерина и успокоила: – У меня это бывает. Смещение на два-три дня.

– А сместилось недели на две?

– Да, – призналась Катерина.

– Что будем делать? – спросила Людмила.

– Ты думаешь… – и Катерина не договорила этого страшного слова.

– Я уверена, – подтвердила Людмила. – Надо принять решение.

– Какое?

– Их всего два: или аборт, или замужество: Для первого аборта у тебя остался минимальный срок. В любом случае надо с ним говорить.

– С кем? – не поняла Катерина.

– С отцом ребенка.

– С Рудиком?

– Это тебе знать.

– Другого у меня не было. И что я ему скажу?

– Про все сразу и скажешь.

– И что обманула его? И что беременна? Я запуталась и завралась.

– Ничего, распутаешься. Рассказываешь ему все. Побурчит, конечно, но, если любит, женится.

– А если не женится? – спросила Катерина. – Потому что не сможет простить обмана?

– Значит, не любит. Кого любят, прощают. Правильно, дорогой? – обратилась Людмила к Гурину. – Или ничего не говори, обманывай и тяни дальше. Зарегистрируетесь, а потом признаешься, – продолжала она.

– Не хочу начинать семью с обмана!

– Не будет обмана – не будет алиментов. С паршивого козла хоть шерсти клок.