Верни мне мои легионы!, стр. 22

Он выпятил подбородок.

— Мне оказали такое доверие, потому что Тиберий застрял в Паннонии. Кабы не тамошний бунт, сюда послали бы его: он ближе к Августу, он уже стяжал воинскую славу, чего обо мне не скажешь.

— В море множество мелкой рыбешки. В армии множество других командиров, — заметил Аристокл.

— Но лишь немногим Август готов доверить командование тремя легионами, — возразил Вар. — Помнишь гражданские войны, которые полыхали во времена нашей молодости? Потом целых тридцать лет не было ничего подобного, а почему? Потому что Август не позволял удачливым полководцам сосредоточить в своих руках крупные силы. Военачальник, стоящий во главе трех легионов, в состоянии разжечь в империи мятеж. Август поручил мне командование не в последнюю очередь потому, что знает, как я ему предан.

Вар вытащил из поясного кошеля денарий и уставился на чеканный серебряный профиль двоюродного дяди своей жены. Что ты чувствуешь, когда твое лицо отчеканено на монетах, когда весь мир знает, как ты выглядишь? Сам наместник велел отчеканить «ВАР» на некоторых монетах, которые выдавал здесь легионерам, но это было другое дело.

Вар покачал головой. Если бы он бросил вызов Августу, он проиграл бы. Ни одному из тех, кто выступал против Августа, не удалось победить. Да у Вара и не было задора и боевого духа, потребных, чтобы воевать против своего благодетеля. По правде, ему не хотелось воевать даже против германцев, хотя он приготовился сделать это, если не будет иного выхода.

«Интересно, — подумал наместник, — поможет ли Арминий нашему делу? Хотелось верить, что так и будет. Ничто так не облегчает покорение провинции, как помощь добровольных прихлебателей, которые всегда находятся среди туземцев».

V

Калд Кэлий вел колонну римлян по германскому лесу. Обычно говорили, что в этих лесах не сыщешь тропы, однако на самом деле все было совсем не так. Узких, извилистых тропок тут имелось видимо-невидимо: одни протоптали олени, другие — туры, а кое-какие — люди. Только отличить людскую тропу от звериной римлянину было не так-то просто.

Приказ, полученный из Минденума, предписывал соблюдать осторожность… Что бы это ни значило. Нет, Кэлий знал, как соблюдать осторожность на открытой местности: передовой отряд вместе с тыловым и фланговым прикрытиями защищали от внезапного нападения. Но в лесу, увы, придерживаться предписанного уставом порядка движения не было никакой возможности.

Да, по здешним тропам можно было ходить и ездить, но зачастую лишь гуськом. А если тропа оказывалась не звериной, в крайнем случае — передвигаться колонной по двое. К тому же тропы петляли, в лесу мало что можно было разглядеть, и стоило авангарду или тыловому прикрытию слегка оторваться от основного отряда, как они могли угодить в засаду и погибнуть раньше, чем подоспеет помощь. Что же касается флангового прикрытия, в густом лесу организовать его было вообще невозможно: люди на флангах не могли ломиться сквозь заросли так же быстро, как и те, что оставались на тропе.

В результате прикрытие тыла и фронта Кэлий устроил совершенно не по правилам, а вместо фланговых прикрытий просто взял с собой лишних трубачей. Надежда на то, что сигнальщики смогут возместить слабую защиту флангов, была вовсе не беспочвенной: по этому лесу, по соседним тропам, двигались другие римские колонны, которые в случае чего могли поспешить на зов.

— Когда-нибудь мы проложим здесь настоящие дороги, — сказал Кэлий.

Его меч не покидал ножен, но воин готов был выхватить его в любой момент.

— Много нам сейчас от этого проку, — бросил один из легионеров.

Некоторые рассмеялись, поэтому Кэлий не смог как следует одернуть болтуна. Впрочем, пусть себе паясничает!

Вместо того чтобы ругаться, Кэлий представил себе настоящую римскую дорогу — широкую, прочную, отлично вымощенную, со сточными канавами и вырубками по обе стороны. Такая дорога была бы достойна честного воина, не то что эта жалкая петляющая тропка!

— Если Риму настолько нужны деньги, что нам приходится выжимать их из подобных мест, значит, ничего хорошего не жди, — продолжал все тот же остряк.

Раз ему сошла с рук одна шутка, он решил, что сойдут и две.

— Заткнись, Люций, — оборвал его Кэлий. — Эти германцы теперь наши, понятно? Им нужно привыкать жить так, как живут все в империи. Значит, они должны платить, когда приходит время. Все просто, верно? Ты ведь и сам простак, да?

Люций промолчал и правильно сделал: спорить с вышестоящим себе дороже. И командир не нуждается в твоем утвердительном ответе.

В наступившей тишине Кэлий вновь пожалел об отсутствии римских дорог. Дело не только в том, что по ним легче маршировать. Главное, с них видно, кто к тебе приближается.

На дереве каркнул ворон. Потревожили ли его римляне, или птица увидела германцев, тайком пробирающихся через лес? Как это узнать, пока не грянет гром?

Да никак. Пока котел не выкипит до дна, не узнаешь, каков в нем осадок.

Кэлий, словно между прочим, проверил, легко ли выходит из ножен меч. Он прекрасно понимал: если на отряд налетит большая шайка германцев, ему и всем легионерам — конец. Но и туземцы знали: погибая, римляне заберут с собой немало нападавших. Может, только это и удерживало варваров от нападения.

Кто-то из легионеров — но не надоедливый Люций, с радостью отметил Кэлий, — спросил:

— А где та несчастная деревня, куда мы направляемся?

— Уже недалеко, — ответил Кэлий.

«Надеюсь, что недалеко. Если она находится там, куда меня направили, а мы находимся там, где мне кажется, тогда она недалеко».

В Германии ни то ни другое нельзя считать само собой разумеющимся. Ничто нельзя считать само собой разумеющимся, если хочешь продолжать дышать. Калд Кэлий дышать хотел. Он намеревался дышать еще долгое время.

Не прошло и четверти часа, как тропа вывела на широкую прогалину, и легионеры за спиной Кэлия радостно загомонили.

Солнечный свет здесь был прохладным и водянистым, вовсе не похожим на дикое солнце южной Италии, на котором Калд привык жариться голым мальчуганом. И все равно после лесного сумрака от неожиданности он прищурился.

Щетинистые свиньи, пасшиеся на поляне, припустили к деревьям: свиньи вовсе не глупы и мигом чуют опасность. Кроме них на лугу щипали траву несколько низкорослых лохматых лошадей, коров и тощих овец. На поле с косами и серпами работали туземцы — мужчины и женщины. Здесь сеяли по весне, а жали по осени, что казалось странным римлянину, уроженцу страны, где летний дождь считался чудом.

Один за другим германцы побросали работу и вытаращили глаза на римлян.

— Развернуть строй! — тихо приказал Кэлий.

Сулит эта встреча неприятности или нет, на всякий случай лучше приготовиться к худшему.

Перед выступлением он получил приказ не ожесточать местных жителей. Приказ этот не слишком ему понравился. Но некий грек, личный раб Вара, передавший приказ, остался в лагере, тогда как он, Калд, находился в поле. Поэтому воин считал себя вправе толковать полученные распоряжения довольно широко, в зависимости от обстоятельств.

К примеру: если германцы увидят, что их готовы перебить за непочтительность, они наверняка не станут задираться, и Калд избежит столкновения, тем самым выполнив приказ. Пусть кто-нибудь скажет, что это не так!

Калд направился к работавшим в поле людям, не обнажив оружия и потому чувствуя себя почти голым. Но еще более голым он чувствовал бы себя без легионеров за спиной.

— Хайл! — выкрикнул он местное приветствие — ему казалось, что оно лучше всего подходит к случаю.

Калд знал и несколько других германских слов, которым научился у туземных шлюх, но не был уверен, что эти слова сейчас подойдут.

— Кто-нибудь из вас говорит на латыни? — осведомился он уже на родном языке.

— Я, — отозвался усатый варвар примерно его лет. — Не очень хорошо, но говорю. Что тебе нужно?

— Мне нужны налоги, — ответил Калд Кэлий.