Котировка страсти или любовь в формате рыночных отношений (СИ), стр. 131

Он не мог терпеть то, что видел. Не было сил у него ни смотреть на боль и отчаяние на лице любимой женщины, ни слышать плач дочери. Он всего лишь возьмет Софию, и даст Карине. Она возьмет, так — возьмет, из его рук. И покормит ребенка.

Соболев уже оттолкнулся от дверного косяка и почти сделал шаг, когда Карина вдруг дернулась. Наверное, чтоб отойти. Но… С тихим надрывным стоном, она, неожиданно для него, а может и для себя, резко наклонилась и подхватила дочку на руки, вынув из кроватки.

— Тсс, тише, моя хорошая. Не плачь. Все хорошо. Хорошо. Мама рядом. — Прижав кроху к груди, зашептала Карина, ни на кого не обращая внимания.

А может, и правда, не замечая никого, настолько ее внимание поглотила София.

Константин замер, так и не зайдя в комнату.

Сколько раз он сам говорил что-то подобное жене, успокаивая? Пришлось глубоко вдохнуть, чтобы немного прийти в себя, но горло, все равно, давило от картины, которую он видел. От того, что Карина стояла, держа их дочь, и сама, наверное, не осознавала, что по ее лицу катятся слезы.

Она наклонилась к личику Софии, продолжая шептать, и беспрестанно целовала маленькие кулачки, щечки, лобик дочери. Словно пыталась разом наверстать все то, что упустила за эти три недели, прошедшие с момента родов.

Костя глянул на пораженную няньку и взглядом велел женщине уйти. Оглянулся на Фила, но парень уже и сам потихоньку отходил от двери, знаками дав понять Соболеву, что спустится, приготовит смесь для докорма.

Нет, не уволит он его, точно, слишком уж сообразительный у них эконом. Хоть об обеде теперь и приходится напоминать.

Убедившись, что кроме них в комнате никого не осталось, Костя опять глянул на жену. Карина уже устроила головку дочери на сгибе локтя и, отогнув отворот хлопкового халата, наблюдала, как София хватает грудь. Его самого каждый раз поражало, как такие маленькие дети четко знают, от чего зависит их жизнь и сытость, и, при полной беспомощности в иных делах, едва ли не ползут к материнской груди, пусть и напоминая при этом своими движениями больше извивающихся червячков-переростков, чем людей.

В этот момент Карина подняла голову и увидела его. Ее лицо, по которому продолжали катиться слезы, казалось белым и безумно напряженным.

— Я ужасная мать, да? — Хрипло прошептала Карина, тихо укачивая причмокивающую у ее груди дочку.

Константин прочистил севшее горло. Покачал головой.

— Ты для них — самая лучшая. Безусловно. И без всяких оговорок. — Тихо, но со всей убежденностью, на какую только был способен, заявил он, обняв жену за плечи. — Как и для меня. — Легко подтолкнув, он заставил Карину сесть в кресло, стоящее между детских кроваток.

— Я так долго боялась подойти к ней. — Карина провела пальцем по щечке дочери. — Так долго не брала на руки. А она так плакала… Костя! — У нее сорвался голос. — Я ненавидела себя за то, что не могу взять ее на руки. За то, что трушу. И так боялась, что сделаю что-то не так. Что сделаю ее такой, как я… Валентин говорил, но я… Это так трудно. Артем, он же мальчик. А она…

— Тихо. — Совсем, как она сама пара минут назад, прошептал Костя, гладя затылок и плечи жены, пока она продолжала кормить. — Ты безумно смелая, ты же смогла. Несмотря ни на что, ты смогла это преодолеть. — Он ладонью вытер слезы, которые капали с ее щек на носик Софии, заставляя малышку недовольно фыркать. — И если она будет хоть немного похожей на тебя, это будет прекрасно. Потому что я не знаю более умной, красивой и смелой женщины. — Усмехнувшись жене, Костя наклонился и поцеловал ее в губы, ощущая привкус слез Карины.

Видит Бог, он был готов построить Валентину еще хоть три клиники, за то, что психологу все же удалось что-то изменить в ее психике. За то, что она все-таки сумела перешагнуть свои страхи и опасения.

— Чувствую, мне таки придется раскошелиться на еще один завод, — решил он рассмешить и отвлечь ее. — Или, чего уже там размениваться? Не хочешь монополизировать всю ювелирную отрасль нашей страны, а, моя хорошая? — Подмигнул он Карине.

Она и правда улыбнулась, даже хмыкнула.

Костя сдержал слово, и вручил жене документы на право владения бывшим заводом Картова, едва ее перевели из операционной в палату. Хотя оба знали, что они лежали у Соболева все эти месяцы. Он получил их от Дмитрия еще до отъезда из Киева. Те должны были служить гарантией поддержки кандидата Константином и извинением Картова за непризнанное им покушение на Карину. Впрочем, принимая эти документы, Костя не уточнял, что не собирается соблюдать этот договор, о чем, насколько ему было известно, Картову все же сообщили перед смертью.

— Я подумаю. — Карина продолжала смотреть на личико дочери. — Посоветуюсь с поверенным. — Она усмехнулась. Выражение ее собственного лица казалось уже менее напряженным. Слава Богу, его жена успокаивалась. — Не много ли будет мороки с антимонопольным комитетом?

— Я как-нибудь это улажу.

В этот момент, оправдывая прогнозы и предчувствия Кости, заворочался и захныкал Артем.

Предупреждая плач, готовый вот-вот сорваться с губ сына, Константин взял ребенка на руки, укачивая.

— Вот! — Тут в детскую влетел Фил с двумя бутылочками питания.

— Тихо!

Они шикнули на эконома синхронно. Переглянулись — и рассмеялись. Костя взял у Карины Софию, тут же ловко вставил соску от бутылочки в скривившийся ротик. А Артема передал жене, чтобы тот получил свою порцию молока.

И все проделал отлажено, четко. Прямо, как работа его корпорации.

«Нет, все-таки, он выиграл спор у Никольского. Завтра же предъявит ему счет. А в свидетели, вот, Фила возьмет. В качестве демонстрации одобрения парню», довольный собой, решил Соболев, наблюдая, как эконом пасмурно нарезает круги по детской, расстроенный тем, что всех детей «заняли».

Эпилог

Через три года

В два часа ночи дороги города были практически пусты, машина беспрепятственно «летела» по объездной, никем и ничем не задерживаемая. Гаишники даже не поворачивали голов, когда их автомобиль миновал посты. Насколько знал Константин, Шлепко «согласовал» этот вопрос с начальством автоинспекции. Его вполне устраивала скорость, которую сохранял водитель. И он сам, и Карина, сейчас дремавшая на его плече, хотели попасть домой как можно скорее. Их, а вернее его «командировка», из которой они сейчас возвращались, изначально должна была длиться семь дней, а закончилась через четыре. Карина же, как и всегда, сопровождала Константина, поскольку ни он сам, ни она, не видели никаких причин для того, чтобы проводить это время порознь.

Костя скосил глаза и, не сдержав усмешки, легко провел губами по лбу жены. Он не собирался ее будить, просто хотелось прикоснуться. Его и самого клонило в сон, но Соболев привычно боролся с этим желанием. Было еще слишком много дел, да и мыслей, над которыми стоило подумать.

Иногда, в чем Соболев ни разу не признался жене, он размышлял над их прошлым. Раздельным. Тем, которое общим уже сделать было нельзя, несмотря ни на какие возможности и деньги. Соболев не привык бестолково тратить время и сожалеть об упущенных шансах. Он просто старался те не пропускать. Но вот об этом — он не раз жалел. О том, что не встретил Карину раньше. Что не столкнулся с Дашей.

Бог знает, может он и не обратил бы внимания на эту девчонку. Кто мог знать? Никто. Но Константин не единожды задавался риторическим вопросом о том, что было бы, встреть он ее до Картова. Найди первым. Хоть тогда, когда сбежал в ту самую область, записываться в военкомат. Почему он проехал не ее поселком, а соседним? Что направляет людей, что подталкивает к выбору того или иного пути?

На все это ответов у него не было.

И Соболев не имел никакой возможности узнать, как сложилась бы его, да и ее жизнь в таком случае. Просто, ему было мало времени с ней. Всегда мало. Всегда не хватало, казалось, что и за десять, двадцать лет ежесекундного общения — не утолить потребности быть рядом с Кариной и с детьми. Возможно, как раз потому, что он был уже достаточно «взрослым», достаточно знающим о жизни, чтобы понять значимость присутствия рядом близких людей.