Ты против меня (You Against Me), стр. 61

Мать рассмеялась:

– Желтую и голубую. Помню, стою там у них в кабинете и говорю: никуда я не уйду, пока мне не дадут желтую краску! Дурацкие правила – почему у всех должны быть белые стены? Что за бред? Так я им и сказала – с какой стати мои дети должны целыми днями пялиться на унылые белые стены, когда можно раскрасить их в цвет солнца и неба?

Холли села к матери на колени и обняла ее. Этот жест был таким импульсивным и несвойственным их семье, что Майки невольно захотелось сделать то же самое. Карин робко улыбнулась ему, и его захлестнула волна теплоты ко всем ним – может быть, это была любовь? Или чувство вины? Ему показалось, что он вот-вот расплачется. Глупость какая – в кои-то веки они вчетвером вместе, им весело, а у него глаза на мокром месте.

– Ой, – сказала вдруг мать, – что-то сейчас будет. Майки перегнулся через перила – он только рад был отвлечься от своих мыслей. Во дворе Джеко парковался у мусорных баков.

– Ему там сейчас машину заскобят, – сказала мать. – Беги скажи ему, Холли, что там вчера уже на три машины скобки поставили.

– Давай я схожу, – проговорила Карин. – Мне прогуляться не мешает.

Она надела сандалии, а они втроем вытаращились на нее во все глаза. Она встала с шезлонга и медленно, будто училась ходить, зашагала к двери лифта. Когда она нажала кнопку, Холли бросилась вслед за ней и взяла ее за руку. Они вместе вошли в лифт.

Мать закурила и предложила сигарету Майки. Поднесла ему зажигалку, и их взгляды встретились.

– Ты смотри, – проговорил он, – вышла на улицу.

– Сразу после того, как Джиллиан уехала.

– Невероятно.

– А еще пригласила друзей в гости. Мне кажется, в ней что-то переменилось с тех пор, как твоя подруга встала на нашу сторону.

– На нашу сторону? Мать пожала плечами:

– Ну, ты понимаешь, о чем я.

Они смотрели на Карин. Та стояла, заглянув в окно машины, и болтала с Джеко. Холли тем временем направлялась к парнишке с мячом.

– Ты со своей подругой сегодня разговаривал? – спросила мать.

– Звонила мне из автомата, когда ее выпустили из участка.

– И как она?

– Не очень. Ей теперь нельзя жить в одном доме с братом, она же свидетель полиции.

– Переживаешь за нее?

– Она говорит, ее отец с ума сойдет, когда узнает. Они с матерью пошли в кафе и будут думать, как ему обо всем сказать.

– Хоть мать ее поддерживает.

– Нуда, наверное.

Хотя на самом деле Майки сомневался, что худощавая женщина, которую он видел несколько недель назад, реально чем-то поможет Элли. Он глубоко затянулся и медленно выпустил дым. По телефону Элли была спокойной до жути, а когда попрощалась, у него возникло чувство, что она прощается навсегда. Никогда раньше он ни по кому не скучал, не испытывал отчаянного желания вновь увидеть конкретного человека. Стоило закрыть глаза – и он видел ее: закинутые за голову руки, ноги, обхватившие его так, что становилось тепло.

Он вытер лицо рукавом и сделал еще одну затяжку.

Мать пристально смотрела на него.

– Что?

– Если бы ты не познакомился с этой девушкой, Карин так и сидела бы дома. Подумай об этом.

– То есть это хорошо, по-твоему, что я встретил Элли?

– Я лишь хочу сказать, что ты пытался помочь сестре, и это хорошо. Окажись кто-нибудь из нас на месте твоей знакомой, мы вряд ли поступили бы иначе.

– Не думаю, что Карин с тобой согласится.

– Дай ей время.

Он потер нос и задумался над ее словами. Оглядел двор дома, в котором жил, потому что не знал, что делать дальше. Во дворе недавно посадили саженцы – тонкие палочки, огороженные проволочными заборчиками. Песочница, качели, футбольная площадка с воротами, нарисованными на стене красной краской. Парнишка с мячом все еще ошивался у стены; Холли стояла рядом и смеялась. Майки докурил и затушил сигарету в елочном горшке, потом взял камушек, найденный на дороге, и зажал его в кулаке. Тот согрелся в ладони.

– Меня уволили, мам.

– Ох, Майки!

– Слишком часто опаздывал или не приходил вовсе. Она покачала головой и затушила сигарету:

– А ты объяснил начальству, как тяжело тебе было в последнее время?

– Не совсем.

– А надо было. Может, они бы и передумали.

– Нуда. Может.

– Мне очень жаль. – Кажется, она действительно жалела его. – И что теперь будешь делать?

Он понятия не имел. Его поражало, как быстро меняется мир и уходит привычное. Сидя здесь, на ступеньках, он вдруг понял, что вчера все – абсолютно все – было совсем иначе. Вчера он был с Элли, а сегодня между ними все кончено. Вчера Том еще мог выкрутиться, а сегодня ему уже ничего не светит. Вчера Карин сидела на диване как приклеенная, а сегодня вот гуляет во дворе. Вчера у него была работа. Он вздохнул и вытянул ноги. Даже погода странным образом изменилась: беспрестанный дождь кончился, и вышло солнце "низко нависшее над горизонтом.

– Пойду, наверное, погоняю мяч с Холли, – сказал он. – А то давно ей обещал.

– Давай-давай, – ответила мать. – А потом знаешь, что сделаем? Приготовлю-ка я вам настоящий ужин. В холодильнике есть курица, можно запечь с картошкой и овощами, как вы раньше любили. Хочешь? – Она потянулась и погладила его по плечу.

– Спасибо, мам, – ответил он. – Было бы здорово. Он понимал, что это продлится недолго, что это всего

лишь временный период и скоро все снова вернется на круги своя, но не мог не оценить ее доброту. Может, именно это и важнее всего – ценить хорошее, когда есть возможность. Возможность погонять мячик с Холли и увидеть майское солнце.

Сорок четыре

Элли сидела на диване рядом с мамой. Они сидели там уже так долго, что комната успела погрузиться в темноту. Наверху Том собирал вещи. Отец ему помогал. Элли слышала, как они отдирают скотч, запечатывая коробки на лестнице.

– Папа меня никогда не простит, – прошептала она.

Мать сжала ее руку:

– Твой папа тебя любит, дорогая.

– Это совсем другое.

– Нет, это самое главное. В такие моменты любовь – единственное, на что мы можем рассчитывать.

Когда она увидела отца, спускающегося по лестнице, у нее в груди все перехватило как обручем. Напрягшись каждой клеточкой, она смотрела, как он ставит две новые коробки поверх кучи старых в коридоре. Как будто Том умер и они выносят его вещи.

– Это приставка? – спросила мама. – Разве у Бена своей нет?

Отец повернул выключатель в гостиной и встал у двери, глядя, как они растерянно моргают от внезапно ударившего в глаза света лампы. Конечно, скоро он перестанет злиться. Гнев просто выдохнется, и все.

– Бен целый день в колледже, – процедил он, – и Тому придется рассчитывать на гостеприимство его родителей. Хочешь, чтобы твой сын унижался и каждый раз спрашивал, можно ли ему посмотреть телевизор или взять приставку?

Мама ничего не ответила, а отец покачал головой, точно демонстрируя, что он прав. Потом зашагал по коридору в туалет. Элли представила, как он роется в шкафчике, ищет бритву Тома и его дезодорант, любимый гель для волос.

– Надо, наверное, шторы задернуть, – пробормотала мама. – На улице темно.

Но так и не пошевелилась.

Вернулся отец, неся в руках пакет с туалетными принадлежностями Тома.

– Ну что, Элли, как думаешь, твоя честность кому-нибудь помогла? – выпалил он. – Что с нами теперь будет?

– Я говорила правду, папа.

– Правду! О господи, Элли! Да я никогда – повторяю, никогда – не видел твоего брата таким, как сегодня! Ты этого хотела? – Он ткнул пальцем в потолок. – Он сидит наверху на кровати и даже говорить не может, не то что собирать вещи.

– Может, мне к нему подняться? – вмешалась мать.

– Ты меня спрашиваешь?

– Да.

– Ты его мать, черт возьми, сама не понимаешь, что ли?

– Я просто спрашиваю у тебя, захочет ли он меня видеть. Если я нужна ему, то поднимусь.

– Господи, какое невиданное благородство! – Отец взглянул на ее сложенные на коленях руки. Кажется, это зрелище его еще больше взбесило. – Ты должна была ее остановить. Прибить ее чертовы ноги гвоздями, чтобы она с места не сдвинулась!