Ты против меня (You Against Me), стр. 21
Она попросила, чтобы он звонил, если его что-то встревожит либо он просто захочет поговорить или Карин что-то понадобится. Дала ему свою визитную карточку с прямым номером. На ней даже было ее имя – Джиллиан.
Он кивнул. Пусть верит, что не все безнадежно.
В ответ она пообещала связаться с соцслужбой и сказать им, что поговорила с ним и в семье у них, похоже, не так все запущено, как кажется на первый взгляд. Те же, в свою очередь, могли бы позвонить в школу Холли и попросить зачислить ее в какую-нибудь секцию, которая заканчивалась бы не раньше шести, а может, даже приставить к ним «семейного помощника», что бы это ни значило.
Майки пообещал, что мать обязательно ей перезвонит. Сказал, что понимает, что Карин должна являться на встречи, и сделает все возможное, чтобы убедить ее больше их не пропускать. Они доброжелательно покивали друг другу – кажется, установилось взаимопонимание. Это было начало новой жизни, с чистого листа.
Она начала надевать пальто:
– Очень хорошо, что ты работаешь, Майки. Он невольно улыбнулся:
– Да, люблю готовить, это же здорово. Были в «Квинсхед»? Паб в гавани.
– Не слышала, – отвечала она. – Но теперь, может, и загляну.
– У нас спецпредложение – съешь, сколько сможешь, за десять фунтов. Неплохо, а? А после смены нам еда бесплатно достается.
Сказав это, он тут же засомневался, стоило ли. Он имел в виду бесплатный ужин после работы – оставшееся мясо, фрикадельки и сосиски; их обычно оставалась целая гора. Но что если она догадается, что он набивает карманы чипсами для сестер, арахисом и свиными шкварками для матери? Она же коп, верно? У нее нюх на такие дела.
– Начальница мной довольна, – покраснев, добавил он. – Говорит, у меня талант.
– Уверена, так оно и есть.
Она встала и повесила сумку на плечо:
– Что ж, Майки, мне пора, но не забудь – твоей маме бы прямо сегодня позвонить в соцслужбу, если получится.
– Я ей напомню. Она кивнула:
– Хорошо.
Выжил. Уходя, она улыбалась, даже сказала, что с нетерпением ждет их следующей встречи.
Как только захлопнулась дверь, он позвал Карин; та вышла из комнаты и встала на лестнице, завернувшись в одеяло.
– Ушла, – сказал он, – я все уладил.
– Что она сказала?
– Что тебе надо являться на эти чертовы встречи, Карин. Знаешь, если бы ты ее не разозлила, она бы нас не заложила. Она же просто помочь хочет. Для копа она даже ничего.
– Она все время расспрашивает, как я себя чувствую, а мне хочется поскорее все забыть.
– Может, ей не все равно. Такая мысль не приходила в голову?
Карин спустилась вниз, таща за собой одеяло. На нижней ступеньке протянула руки, чтобы его обнять. Он бросился к ней, и так они стояли с минуту.
– Надо кое-что сделать, – проговорил он.
Она отстранилась и взглянула на него. Лицо бледнее, чем вчера, а еще она как будто сжалась, стала ниже ростом.
– Что?
– Во-первых, мать растрясти. Точнее, это сделаешь ты, потому что мне на работу пора. Ей надо позвонить в соцслужбу и объяснить, почему она на днях не явилась на встречу, потом сходить в магазин за продуктами и забрать Холли из школы. Пусть позвонит мне, как только продерет глаза, и не пускай ее в школу, если она еще толком не протрезвела – у них там ушки на макушке. Твоя надсмотрщица и в школу позвонила, прикинь?
– Хватит называть ее моей надсмотрщицей.
– Короче, если мать еще не протрезвела и не примет ванну, придется тебе самой позаботиться о Холли.
Карин в ужасе дернулась:
– Ну уж нет. Никуда я не пойду.
– И не надо. Позвони кому-нибудь из подруг, пусть заберут ее.
– И звонить никому не буду.
– Господи, Карин, всего пара звонков!
Ему хотелось ей врезать. Хлопнуть дверью и бросить этот сумасшедший дом. Неужели ей непонятно, что ее подруги рвутся помочь? День за днем они звонят в дверь и спрашивают, как у нее дела. И если дать им задание, всем будет лучше. Но стоит начать спорить об этом сейчас, он еще сильнее задержится, а он и так уже опаздывает. И стоит хлопнуть дверью, как Карин поднимется к себе в комнату, ляжет в кровать, и они с матерью продрыхнут весь день.
Он положил руки ей на плечи и заглянул в глаза, чувствуя себя гипнотизером.
– Мы все вместе в этом дерьме, – проговорил он, – и ты тоже должна помогать. Приготовь маме крепкого кофе, заставь выпить побольше воды, пойди и поговори с ней, не соглашайся на отговорки. Сегодня ни в коем случае нельзя опаздывать в школу за Холли. Понимаешь?
Она кивнула, но в глазах ее были слезы.
– Ты очень храбрая, – добавил он. – Не волнуйся, все будет хорошо.
Пятнадцать
Остановив машину у моста, Том выключил мотор и повернулся к Элли.
– Дальше нельзя, – сказал он.
Она смотрела на колени, теребя ремешок сумки.
– Я тут перекинулся словечком с Джеймсом и Фредди. У них в школе братья, и если кто-нибудь тебя сегодня будет доставать, им не поздоровится.
Собственные телохранители – да, так к ней будет еще больше ненужного внимания. А ей хочется лишь одного – чтобы все перестали ее замечать. Тогда жизнь станет похожей на прежнюю.
– Зря папа так тебя отчитал, – добавил Том. – Что-то он слишком разошелся.
Что верно, то верно, слишком. Целую нотацию прочел о том, какой позор она навлекла на семью, затеяв драку, как они в ней разочарованы, что она сбежала и не взяла на себя ответственность за свое поведение, и так далее и тому подобное. Разрешил не ходить в школу два дня и выходные, но потом снова заставил пойти. А сегодня утром за завтраком заявил:
– Надеюсь, ты понимаешь, как тяжело все это видеть твоему брату.
Том вел себя как душка, заступился за нее и заявил, что ей тоже тяжело, что она защищала его репутацию, а придурки из школы – полные неудачники. Но Том хоть и был папиным любимчиком, так и не смог убедить его не пускать ее в школу хотя бы еще пару дней.
Теперь же ей ничего не остается, как выйти из машины и перейти мост. Она должна снова пройти через ворота на том берегу, миновать пустой школьный двор, главный вход и отчитаться в кабинете директора. Потом мистер Сполдинг, куратор, отведет ее на испанский. Отец все распланировал по телефону, в том числе поздний приход. Ей разрешили пропустить перекличку и школьное собрание, избежать толчеи в школьных коридорах. Теперь она официально «проблемный ребенок».
– Хочешь совет? – проговорил Том, повернувшись на сиденье к ней лицом. – Держись тихо, сосредоточься на уроках и экзаменах и не лезь на рожон. И знай, если опять пропадешь на несколько часов и никому не скажешь, куда пошла, мать с отцом с ума сойдут.
Она покачала головой:
– Я им не сказала, куда иду, потому что врать не хотела.
– Но мне тоже не сказала, хотя обычно мы такими вещами делимся.
Но нет, ее новый друг был ее тайной. Она уже пять сообщений от него получила с того дня, когда они купались в реке, и в последнем он спрашивал, когда они снова смогут увидеться. Разбалтывать об этом она никому не собиралась.
– Я просто в городе гуляла.
– Так зачем скрывать это ото всех?
– Затем, что папа терпеть не может, когда я бездельничаю. Небось думает, что раз я прогуляла уроки, то должна идти в библиотеку и там дальше заниматься.
А мать вечно встает на его сторону. Не хотела, чтобы меня отчитывали, вот и не сказала ничего. Том понимающе кивнул:
– Нуда, согласен, смешно все это.
Повисла недолгая тишина, а потом она спросила:
– Может, позвонишь в школу и скажешь, что я заболела?
– Что?
– Позвони в школу и притворись нашим папой.
– Ты что! Он с катушек съедет, если узнает.
– Ну, пожалуйста, Том. Я просто не могу туда идти. Она положила ладонь на живот. Желудок опять вел себя странно, как будто внутри все раскололось на маленькие кусочки и теперь они летают там в невесомости. Сегодня во сне она, видимо, тоже хваталась за живот, потому что, когда проснулась, на ладони отпечаталась пуговица от пижамы.