Бандитский Петербург, стр. 37

Почти сразу после покушения на Кумарина заявили о попытках их ликвидации еще несколько известных людей из бандитских кругов Петербурга — в частности представители «малышевских» — Бройлер и небезызвестный Кирпич (подробнее о Кирпиче в четвертой части «Бандитского Петербурга», в главе «Бандитская империя»). Кирпич заявлял, в том числе и со страниц газет, что на его жизнь дважды покушались снайперы, которые промахивались каким-то странным образом, попадая то в стойку автомобиля, то в стену дома. Кроме того, Кирпич выдвинул версию о том, что за всеми шумными покушениями 1993-1994 гг. стоят менты, которые, будучи не в силах справиться с братвой легальными методами, начали устраивать беспредел. Однако многие другие лидеры бандитских кругов отнеслись к заявлениям Кирпича крайне скептически, считая, что милиция никогда не пойдет на несанкционированный отстрел бандитов, — хотя бы из страха перед непременной утечкой информации.

Через пару месяцев после попытки покушения на Кумарина по Петербургу поползли слухи, что непосредственный исполнитель акции уже покоится на дне одного из озер Ленинградской области с тяжелой гирей на ноге и что его якобы убрала та самая группировка, которая больше всех была заинтересована в устранении Кумарина.

Конечно, у Кумарина были враги в бандитском мире Петербурга. Его не любили воры и те питерские бандиты, которые были ориентированы на воров. Сам же Кумарин был сторонником мирного пути разрешения всех конфликтов между питерской братвой.

Против версии о том, что Кумарина пыталась убрать одна из конкурирующих городских группировок, говорит следующее: планируемое убийство на уровне группировки очень трудно скрыть, обязательно происходит утечка информации. В этом случае ответка не заставляет себя ждать. Удары наносятся прежде всего по экономическим объектам, идут страшные финансовые потери, и все это прекрасно понимают. С другой стороны, осенью 1993 г. «тамбовскими» был убит один из представителей действительно серьезного бизнеса Санкт-Петербурга Сергей Бейнешев, который руководил торговлей энергоносителями всего региона. По обвинению в убийстве Бейнешева и причастности к совершению этого преступления были арестованы крупнейшие авторитеты «тамбовского» сообщества Валерий Ледовских, Александр Клименко, Андрей Сиваев и Игорь Черкасов. Милицией был изъят пистолет иностранного производства с лазерным прицелом, из которого Бейнешев получил от «тамбовцев» последний привет… Информированные наблюдатели полагают, что именно это убийство переполнило чашу терпения серьезных людей по отношению к «тамбовцам».

Впрочем, кто его знает, где заканчиваются бандиты и где начинается мафия. И есть ли вообще эта граница…

«Тамбовские» всегда считались одной из самых жестоких группировок [80]. Этому способствовал имидж ее лидеров, например г-н Ледовских в свое время отличился тем, что бил собственную жену головой о трамвайные рельсы. Именно «тамбовцам» приписывались погромы черных на различных вещевых рынках Петербурга летом 1993 г. Никто из них, однако, так и не был привлечен к уголовной ответственности.

1993 год стал годом настоящего отстрела бандитов. Их убивали десятками — и в Москве, и в Петербурге. Некоторые информированные источники считают, что ликвидации крупнейших бандитских и воровских авторитетов России — это не столько результат внутренних разборок, сколько следствие стратегического решения, принятого настоящей мафией. В данном случае под мафией понимаются мощнейшие теневые и экономические структуры, оставшиеся еще с номенклатурных времен. Тогда эти структуры контролировали промышленность и имели настоящие деньги на государственном уровне.

Август 1994 г.

Ментовский синдром [81]

Они встречались часто — вор в законе и бывший мент, бывший офицер уголовного розыска. Свои встречи они не афишировали, потому что вору было западло говорить о делах пусть и с бывшим, но ментом. А мент привык конспирировать почти все свои встречи. Свою бывшую работу он вспоминал часто, и ему казалось, что все это было сном… Уже почти полтора года он руководил преступной бандитской группировкой, в которую в основном входили бывшие сотрудники правоохранительных органов.

Они устраивали друг друга, делились полезной информацией и даже вместе разрабатывали операции.

Их разговор был недолгим. Под конец вор посмотрел на мента и серьезно сказал:

— А ведь вообще-то ты — мент, тебя бы, по понятиям, поиметь надо было.

Мент облокотился на багажник своего «мерседеса», закурил сигарету и ответил:

— А ты попробуй!

Они посмотрели друг другу в глаза и после короткой паузы расхохотались…

Что такое ментовский синдром, нам [82] объяснил один старый опер. Может быть, и сам термин придумал он же. "Ментовский синдром имеет две фазы. На первой сотрудник милиции начинает в каждом человеке видеть преступника и злодея. Первая фаза может пройти быстро и безболезненно. При второй меняются понятия. Бандиты и воры становятся понятнее, ближе и роднее, чем обычный законопослушный человек. На второй фазе мент начинает чувствовать себя своим в мире сыщиков и воров. А там, где чувствуешь себя своим, всегда легко сменить роль. Или взять себе еще одну роль «в нагрузку»…

Переболеть второй фазой очень тяжело. Лекарство в принципе одно — надо менять работу… Вот только на какую? Тот, кто всю жизнь играл в «полицейских и воров», умеет либо догонять, либо убегать…"

За что воюем?

Самое поразительное, что правоохранительная система все еще действует. Тюрьмы переполнены, колонии не пустуют. При этом многие милиционеры попросту не понимают, из-за чего они горбатятся. Зарплата — традиционно низкая, льготы на поверку — минимальные, работы — больше, чем предусмотрено любыми разумными нормативами. Один прославленный сыщик, имя которого хорошо известно в преступных кругах, летом 1992 г. с горечью подводил итоги своей службы:

— У меня иногда такое впечатление, что мы попросту не нужны государству. Мы обращаемся со своими проблемами во все мыслимые и немыслимые инстанции, выступаем в прессе — никакого толку. Иногда приходит мысль: а не напрасно ли я угробил жизнь на это?

Объяснение тут одно: призвание. Известный факт: выходя на пенсию, многие опера вскоре заканчивают свое земное существование. Организм привык работать в предельном режиме, сердце не выдерживает безделья… Можно, конечно, как и прежде, положиться на энтузиастов, но это то же самое, что вообще закрыть глаза на проблемы.

* * *

Настоящий оперативник находчив и хитер, вынослив и живуч как кошка. Он знает, как угодить привередливому следователю и прокуратуре; как ублажить своего начальника и обвести вокруг пальца чужого. На оперативника жалуются все кому не лень. Терпилы, преступники, прокуроры… Он всегда между двух огней и привык к самым невозможным и фантастическим требованиям. В недалеком прошлом, например, от него требовали, чтобы уровень преступности на его микроучастке строго соответствовал научным, политически грамотным показателям. Чтобы раскрываемость была не ниже, чем в прошлом году. Существовал также закон «Об укрывательстве преступлений» — этот закон предусматривал суровое наказание всякому оперу, осмелившемуся сокрыть преступление (не зарегистрировать уголовное дело). Одним словом — клещи! С одной стороны, дай статистику хорошую, с другой — не смей преступления укрывать! Слабые не выдерживали, но сильные закалялись. Проработавшие благополучно не один год превращались в таких бойцов, которых не удивишь никаким приказом. Надо поймать снежного человека? Будет — со всеми официальными показаниями, опознаниями, признаниями, очными ставками и прочим. Чтобы опер не терял спортивно-боевую форму, начальство выдумывало ему все новые и новые поручения и задания. Например, опер должен был раскрыть определенное количество преступлений при помощи обратившихся в честную веру преступников, то есть попросту говоря — агентов. Поскольку честных преступников хронически не хватало, оперативник находил порой простой выход: он сочинял их. Так в делах появлялись, скажем, некие Федя или Кеша, которые благополучно кочевали из одной отчетности в другую, выполняя благородную задачу в деле улучшения показателей. Кто-то слишком лихо закрывал дела, не успев вникнуть в их суть. А кто-то слишком рьяно за них брался, выколачивая сведения из упрямых урок недозволенными методами. Сажая на скамью подсудимых других, опер знал, что «никто не вечен под луной» и что все, грешные, под Богом ходят.