Бандитский Петербург, стр. 34
Большинство из них знали, на что шли, и, имея свои методы защиты, хорошо представляют себе последствия проигрыша. Поэтому они не скулят, не жалуются и не обижаются.
Июль 1994 г.
Убийство как способ ведения дел…
...Дверца машины была приоткрыта. Пуля, пущенная киллером, прошла сквозь узкую щель и попала в шею сидевшего за рулем мужчины. Он повалился на бок, распахивая дверцу, и упал на асфальт рядом с автомобилем. Толстая пачка стодолларовых купюр, которые он пересчитывал за секунду до выстрела, веером рассыпалась рядом.
Киллер подошел вплотную. Двумя пулями в голову завершил дело. Наклонился и забрал отстрелянные гильзы. Через секунду рядом с трупом ухе никого не было. Только легкий ветерок разносил по пустынной улице светло-зеленые бумажки...[74]
Настоящие киллеры не дают интервью
Убийство как явление, перестало быть чем-то выдающимся. Средства массовой информации успевают реагировать лишь на суперубийства, то есть ликвидации крупных преступных авторитетов, бизнесменов, общественных и государственных деятелей [75]. По количеству материалов, опубликованных на эту тему, складывается впечатление, что от наемных убийц в России не протолкнуться. Причем подавляющее большинство киллеров готовы дать интервью журналистам по скромной таксе от 20 до 200 долларов за «сеанс», лениво шокируя читателей: «Знаете, в год я убиваю не больше двадцати человек…»
На самом же деле, при всем обилии крови на газетных страницах и телеэкранах, ситуация не так проста. Чтобы разобраться в ней, следует для начала как минимум провести четкую линию, разделяющую настоящие заказные убийства (которые правильнее было бы назвать ликвидациями) и обычные бытовые и полубытовые мокрухи.
Один из серьезнейших авторитетов организованной преступности Петербурга возмущался летом 1994 г.:
— Все как с ума посходили: слово «убьем» повторяют через предложение. Причем самое смешное, что в 99 процентах случаев за этим ничего серьезного не стоит. Недавно какие-то уроды решили забрать наших проституток. Господи, сколько было пыли! «Завалим, замочим, ствол в рот вставим, сто человек с автоматами приедет…» Их спокойно выслушали, немного побили дубинами и отвезли в один подвальчик, чтобы они там остыли. Потом по номерам машин пробили их адреса и приехали на квартиру к старшему. А там — смех да и только — жена с ребенком. Мы ей говорим: «Ради Бога, не пугайтесь, мы вас не тронем и квартиру громить не будем. Просто передайте вашему мужу, когда он вернется, что он мудак. Пусть серьезными словами не бросается — баловство это».
К газетным же интервью преступные авторитеты относятся и вовсе скептически. Как сказал один из них, на вопрос: "Убивал ли ты, а если да, то сколько? «, — может быть только один нормальный ответ: „Пошел ты на…“ Потому что неважно, как ты ответил, утвердительно или, наоборот, отрицательно, — тебя все равно будут считать дураком. А про все эти газетные интервью с киллерами я тебе скажу так — их дают либо сами журналисты друг дружке, либо менты, либо пэтэушники какие-нибудь, которые по пьянке замочили кого-то случайно, а теперь считают себя наемными убийцами. Хотя, как ты понимаешь, никакие они не киллеры, а просто срань подзаборная…»
Нормальный (то есть не сошедший с ума) профессионал никогда, ни при каких обстоятельствах, не пойдет на контакт с прессой. Ему это просто не нужно. Даже при сохранении анонимности собеседника журналист становится носителем большого объема информации о нем: манера говорить, интеллектуальный уровень, возраст, акцент, модуляция голоса — эта информация позволяет идентифицировать человека. А любой профессионал прекрасно знает, что привязать конкретное лицо (которое к тому же называет себя убийцей) к какому-нибудь трупу вовсе не так уж сложно. Так зачем же помогать милиции ловить себя?
Добавим к вышесказанному только одно — серьезные люди, лишь в крайне редких случаях могут пойти на контакт с прессой для разговора о заказных убийствах, но целью этого разговора станет проведение своей оперативной комбинации, чтобы запугать тех, кто интересуется какой-либо конкретикой, или чтобы тонко перевести стрелки на мешающего или просто удобного объекта.
… И тогда «кладут шпалой крайнего»
Не так давно ко мне обратились за консультацией второе и третье лицо из одной очень известной в Санкт-Петербурге фирмы. Суть интересующего их вопроса была анекдотична и трагична одновременно: почему президента нашей фирмы до сих пор не убили? Я пытался осторожно расспросить посетителей: почему, собственно, они считают, что их президент — потенциальный покойник. Бизнесмены удивленно переглянулись и ответили: «Ну как же? Он — богатый человек, к тому же ворует, судя по всему… И с бандитами постоянно что-то решает… Ведь таких обычно убивают, а вот он почему-то жив!»
История эта весьма точно характеризует общее дилетантское представление, что волна заказных убийств, накрывшая Россию в последние годы, вызвана появлением в стране богатых людей. На самом деле заказные убийства происходят совсем по другим причинам.
Заказное убийство, или ликвидация, — очень старое явление, описанное еще до нашей эры в древних китайских трактатах. Во все времена глобальная причина ликвидации заключалась в том, что ликвидируемый реально мешал осуществлению каких-либо конкретных планов заказчика убийства или мог помешать их осуществлению в будущем.
Это могло касаться сферы политики, бизнеса, каких-то чисто личных отношений и даже сферы искусства — например в Древнем Риме один поэт нанял убийцу для устранения своего коллеги, ревнуя к его популярности [76].
Феномен сегодняшней ситуации в России заключается в том, что многие традиции и методы чисто уголовной среды были привнесены в сферу молодого отечественного предпринимательства. Этого не могло не произойти. Бизнес в посткоммунистической России развивался стремительно, постоянно обгоняя устаревшую законодательную базу. В результате большинство бизнесменов были вынуждены постоянно нарушать закон (альтернатива была проста — либо ты ведешь свой бизнес и постоянно что-то нарушаешь, либо ты просто не ведешь бизнес). В этой ситуации предприниматели, естественно, чувствовали свою полную незащищенность со стороны государства. Но какая-то защита все равно была нужна, и они пошли на вынужденный симбиоз с бандитско-рэкетирскими группировками…
Результат оказался страшным. Практически стало невозможным вести свое дело без учета интересов организованной преступности. С другой стороны, организованная преступность в России вобрала в себя многие элементы свободного предпринимательства.
Исследуя место и роль заказных убийств в системе организованной преступности, нужно четко сознавать — они, как правило, преследуют цель, связанную с развитием «своего» бизнеса. Бандиты, впрочем, никогда не отказываются и от возможности легально заработать. Если организованной преступности когда-нибудь станет выгодно заниматься легальным бизнесом, то она может и полностью переключиться на него. Лучшим доказательством этому служит тот факт, что в западных странах наши мафиози с большим удовольствием открывают легальные фирмы.
Поэтому и к заказным убийствам серьезная российская организованная преступность относится лишь как к одному из способов ведения дел, исповедуя старый принцип технологической достаточности. Иными словами: к физическому устранению можно прибегать только в крайних случаях, когда других средств и возможностей решить проблему нет.
Какой бы крутой ни была мафия, она всегда и везде предпочитает так называемый беззаявочный материал, то есть латентные, скрытые, преступления, жертвы которых не пойдут в правоохранительные органы. Именно этим, а вовсе не извращенной жестокостью объясняются случаи утопления трупов, закатывания их в асфальт, расчленения или растворения в кислоте. Самые же профессиональные ликвидации вообще следует искать в статистике несчастных случаев: автокатастроф типа «пьяный за рулем», бытовых поражений электротоком, переломов оснований черепа в ванной. К этому же разделу «искусства убивать» относится инсценированное самоубийство [77].