Экзекутор, стр. 19

— Это не попадает в ту категорию, которую мы ищем. — Хантер слишком быстро отпил кофе и обжег себе нёбо.

— Я знаю, но тем не менее это черт знает что. — Хопкинс разжевал свой орех и вытер губы зеленой бумажной салфеткой. — Второе, о чем вы попросили узнать: убийства, сопряженные с ритуалом и пытками. Список довольно длинный.

Хантер предполагал, что так и должно быть.

— Я отфильтровал результаты исходя из критериев, которые вы мне дали. Первый — преступники, которые еще не пойманы, и второй — использование каких-либо животных.

— И что удалось выяснить?

— Попадалось много убийц, склонных к обильному кровопролитию. Многие из них имели отношение к бандам, к войнам из-за территорий и наркотиков. Но у остальных, если не считать крови, не было никаких ритуальных характеристик.

— Что относительно животных? — спросил Хантер, дуя на свой кофе.

— Собачьей головы не было. По сути дела, в единственном за пять лет из найденных мною случаев на месте преступления была оставлена голова животного — голова лошади.

— Итальянская мафия, — сказал Хантер.

— Это теория, — согласился Хопкинс. — Дело так и не было раскрыто.

— Так какие другие животные использовались в преступлениях? — спросил Гарсия, когда Хопкинс сунул в рот другой орех.

Они не стали ждать, пока он прожует и проглотит его.

— Некоторые. Крысы, свиньи, голуби, кошки… Но больше всего было цыплят. Особенно их кровь. Немало их использовалось в черной магии вуду. Больше всего этим занимались выходцы с Ямайки и…

— Бразильцы, — кивнул Гарсия.

— Бразильцы? — повернулся к партнеру Хантер.

— В Бразилии это называется макумба. Что-то бразильцы унаследовали от рабов, которых привозили из Африки. — Гарсия покачал головой, давая понять, что не хочет вдаваться в исторические подробности. — У них было много ритуалов, и они включали жертвоприношение цыплят и использование их крови.

— Я часами лазал по Сети, — сказал Хопкинс, — пытаясь найти хоть какой-то намек, когда чью-то голову заменяли собачьей, — и ничего. Как вы просили, — повернулся он к Хантеру, — я проверил все агентства помощи животным в Лос-Анджелесе. Не было найдено ни одного тела пропавшей уличной собаки без головы. Я продолжаю проверять, но на данный момент мы в тупике.

Хантер обеими руками растер лицо. Сегодня утром он не побрился, и однодневная щетина колола ему ладони.

— Кроме того, я связался с детективами во всех бюро, как вы и просили меня, — продолжил Хопкинс. — Об обезглавливании, о собачьей голове или о номере на теле — ничего. Если у киллера на счету две предыдущие жертвы, ни одна из них еще не найдена.

Едва они вошли в их кабинет, как Гарсия взялся за другой дневник отца Фабиана.

— Ты наткнулся хоть на какой-то абзац в этих дневниках о дурных снах, которые годами мучили отца Фабиана? — спросил Хантер, открывая один из томов в кожаном переплете на своем столе.

— А как же. — Гарсия нашел нужный том. — И я хотел задать тебе тот же самый вопрос. Один и тот же навязчивый сон, который пугал его до потери сознания.

— Совершенно верно.

— Я отметил это. Вот оно. — Он нашел дневник и открыл его на заложенной странице. — Послушай.

«3.00. Я только что снова проснулся. Несколько минут с трудом мог перевести дыхание. Руки продолжали дрожать, а мое одеяние промокло от холодного пота. Я был слишком испуган, чтобы снова заснуть. Слишком испуган, чтобы закрыть глаза. Снова тот же сон. Все эти годы он никогда не оставлял меня. Почему, Господи? Почему я мучаюсь этими видениями? Неужели это предвестие того, что меня ждет?»

— Я уже натыкался на несколько кусков, которые звучали точно так же, — заметил Хантер.

— Похоже, что этот сон часто преследовал его. — Гарсия положил на стол открытый дневник. — Может, это ничего не значит. — Он пожал плечами. — Все мы то и дело видим плохие сны.

Хантер откинулся на спинку стула.

— Много ли ты знаешь людей, которые, задыхаясь, просыпаются от таких снов; их колотит, они обливаются потом и так перепуганы, что долго не могут вновь уснуть?

Гарсия задумался было и слегка покачал головой.

— Сны, которые оказывают такое воздействие на человека, обычно основаны на какой-то реальности. Может, очень давней, но тем не менее она существовала.

— Не уверен, что понимаю твою мысль.

— Если ты видишь сон, основанный на фантазии, — объяснил Хантер, — например огнедышащего дракона, не важно, какой он жестокий или страшный, твое подсознание понимает, что это невозможно, что это фантазия. Он может испугать тебя, но не должен вызвать паническую реакцию.

— Но если ты видишь сон, основанный на реальности, например, что ты получил удар ножом, — Гарсия ухватил мысль Хантера, — твое подсознание понимает, что шанс столкнуться с таким случаем весьма реален.

Хантер кивнул:

— Большинство ночных кошмаров имеют в основе пережитую в жизни травму. Мы не можем контролировать их. — Он показал на открытый дневник. — Я знаю о таких снах. Они у меня были.

Гарсия долго смотрел на его руки в шрамах.

— После дела Распинателя. Как и у меня.

Какое-то время они молча читали дневник, пока Гарсия не выругался сквозь зубы:

— О, мать твою!

Хантер вскинул голову:

— Что ты нашел?

— Ночной кошмар отца Фабиана. Ты не поверишь…

Хантер ждал, чтобы Гарсия продолжил, но оцепеневший взгляд его напарника был прикован к открытому дневнику, который он держал в руках.

— Карлос! Что ты нашел?

Гарсия обмяк на стуле и глубоко вздохнул.

— Послушай вот это. — Он перевернул обратно несколько страниц. — «Уже очень поздно, но я не могу заснуть. Я проснулся от этого сна примерно час назад, и то время казалось мне более реальным, чем обычно. Я дрожал с головы до ног.

Я перепуган.

Как-то я читал о способе избавиться от страха — записать его. Это символизирует акт выталкивания его из памяти».

Гарсия посмотрел на Хантера.

— Хорошо известная техника, — подтвердил тот.

Гарсия перевернул страницу и продолжил чтение:

— «Я в первый раз пишу об этом.

Мне не всегда была присуща вера. Когда я был молодым, думал, что я неуязвим. Я и моя компания друзей.

Мы терроризировали всех, от школьников до учителей и семей по соседству. Мы считали себя классными ребятами — настоящие засранцы».

Губы Гарсии сложились в тонкую нервную усмешку. Ему было трудно представить отца Фабиана как «засранца».

— «Как-то вечером мы, как всегда, болтались около парка. Нам было скучно. Мы начали пить еще днем, и кое-кто из нас уже крепко набрался. Кто-то увидел бродячую собаку, которая рылась в мусоре. Это была тощая старая дворняжка с истертой седой шерстью. Ее тело было покрыто засохшей кровью от ран, оставшихся после драк. Внезапно один из ребят нашей компании вскочил и погнался за собакой. Мы все присоединились к нему. Мы словно рехнулись. Мы размахивали кулаками и орали: „Лови ее… лови ее!“ Одна из ее ног плохо слушалась. Собака не могла бежать, как полагается, так что она хромала, пытаясь скрыться».

Хантер поставил локти на стол и наклонился вперед.

— «Нам не потребовалось много времени, чтобы догнать перепуганного пса, — продолжал читать Гарсия. — Мы загнали его в угол между заборами. Бедняга дрожал с головы до ног. Слишком слабый и перепуганный, чтобы вступить в драку, он просто опустил голову с грустными глазами, словно моля нас отпустить его.

Я попытался уговорить приятелей оставить беднягу в покое. Он всего лишь искал еду. Но меня никто не слушал. — Гарсия помолчал и набрал в грудь воздуха, после чего продолжил: — Один из ребят нагнулся и протянул к собаке руку. Дрожащий пес поднял голову и осторожно сделал несколько шагов вперед. Когда он подошел достаточно близко, мой приятель схватил его за шерсть на голове и грубо оторвал от земли. Худое тело собаки дергалось и извивалось. Все видели, что собаке больно. Она была такой слабой, что не могла даже рычать. Она пыталась, но звуки, которые она издавала, больше походили на сдавленный хрип».