Байки служивых людей, стр. 14
— Молчи дура, шагом марш в спальню, раздевайся.
А она кокетливо так улыбается и спрашивает:
— Что, прямо так сразу?
Я ее дальше слушать не стал, кликнул доктора, заволокли ее в спальню, раздели догола и всю по сантиметру прощупали. Обнаружили маленькую-маленькую гематому на левом боку, размером с пятикопеечную монету. Если бы я сам не видел, как она летела, ни за что бы в такое не поверил. И долго еще потом я считал, что наши русские женщины — практически резиновые и что если хочешь добиться хоть какого-то результата, то давить их надо катком и КамАЗом, и то еще, кстати, не ясно, что получится.
А все из-за чего? Из-за того, что в нужный момент действовал недостаточно решительно, из-за того, что заколебался...
О вреде близорукости в прямом и переносном смыслах
На заре своей переводческой карьеры, после 4-го курса восточного факультета Ленинградского университета, я попал на самый юг Аравийского полуострова, на так называемую «стажировку по войне». Военных переводчиков не хватало, и поэтому в спецкомандировки в те времена отправляли даже не доучившихся студентов гражданских вузов, каким был на тот момент и я.
По прибытии в страну назначения я был назначен на должность переводчика в парашютно-десантную бригаду спецназа, но на самом деле, конечно же, еще не мог никоим образом считаться полноправным членом славного братства военных переводчиков. И дело не только в уровне владения языком, надо еще усвоить обычаи и традиции этого братства, проникнуться его духом. В таком сложном процессе без наставников не обойтись. Был такой наставник и у меня. Звали его, скажем так, Анатолий Быстрицкий. Он был кадровым военным переводчиком и приехал в ту же страну, что и я, в звании капитана.
Быстрицкий был, безусловно, по-своему выдающимся человеком. Он обладал внешностью Андрея Миронова и рыжей шевелюрой, за что ему соответственно и дали сразу две клички Артист и Рыжая Бестия. Быстрицкий действительно был по-своему артистом и достаточно продувной бестией. В эту командировку он прибыл, как сам мне признался, исключительно ради получения майорского звания, потому что, в общем-то, имел неплохое место службы в Москве-матушке. Это теплое место раздобыл Быстрицкому батюшка — генерал в Генштабе Министерства обороны СССР. Имея папу генерала, Рыжий чувствовал себя, безусловно, на привилегированном положении. Ему прощались те вольности, за которые беспощадно «имели» всех прочих военных переводяг.
Однажды, помню, прилетела к нам комиссия из Главного политического управления для проверки уровня боевого духа и морали личного состава. Замполит наш, узнав о прибытии комиссии за неделю, носился по гарнизону как ошпаренный — заставил нас отдраить свои комнаты, посрывал со стен плакаты с не очень одетыми девушками... в общем, мы готовились. Один только Быстрицкий отнесся к страшной новости весьма индифферентно...
И вот настал Судный день. Переводчики в рубашках с галстуками ждали комиссию по своим комнатам, непринужденно листая конспекты по марксистско-ленинской подготовке и слушая магнитофонные записи советской эстрады (в нашей комнате, например, гоняли две песни: «В траве сидел кузнечик» и «До чего же хорошо кругом» в исполнении пионерского хора). Несмотря на беспрецедентный уровень подготовки к встрече, комиссия все же выявила у нас массу недостатков. Последняя комната в переводческой галерее, которую должна была посетить комиссия во главе аж с целым полковником, принадлежала Рыжему. Он, кстати, единственный из переводяг-холостяков жил один. Когда комиссия приблизилась к его двери, замполит наш явственно побледнел, потому что из комнаты доносилась какая-то песня на вражеском английском языке. После требовательного стука в дверь Быстрицкий появился на пороге. Все так и ахнули! Он встретил проверяющих в одних шортах. Главный полковник из Москвы радостно засипел, почуяв добычу. Когда он шагнул в комнату, сипение переросло в победный клекот, потому что все стены жилища Рыжего были увешаны картинками с не то чтобы не очень одетыми дамами, а, скажем честно, с дамами попросту без одежды. Полковник побагровел и рявкнул, тыча бестию пальцем в грудь:
— Фамилия?
— Капитан Быстрицкий, — спокойно представился Рыжий.
Полковник открыл было рот, чтобы начать разнос, но тут у него в голове, видимо, что-то щелкнуло, потому что с непостижимой быстротой гримаса искреннего гнева вдруг преобразовалась в приветливую и доброжелательную улыбку.
— Э-э, не Сергей ли Игнатьича сынок будете?
— Так точно, — спокойно ответил Рыжий.
— Как же, как же, — защебетал соловьем полковник, — знаю вашего батюшку, знаю. Как служба проходит?
— Нормально, — пожал плечами капитан.
— Ну что ж, я передам, передам.
Попав в глупое положение, начальник комиссии не знал, как из него выйти. Вдруг он наклонился к одному из плакатов с голой дамой и, непонятно как углядев на нем внизу короткую мелкую строчку на английском языке, в восхищении выдохнул:
— А вы, стало быть, еще и по-английски читаете?
— Стараюсь практиковаться, — с достоинством ответил Рыжий.
— Ну что ж, — заулыбался полковник, — передам Сергею Игнатьевичу, что из его сына толковый и достойный офицер получился.
Говорят, наш замполит при этом диалоге имел вид полного придурка.
Одним словом, Рыжий наш был самым что ни на есть блатным. И тем не менее он пользовался авторитетом среди военных переводяг и был желанным гостем в любой компании. Дело в том, что Толя обладал от природы уникальным даром: он был замечательным парикмахером, притом что никогда этому специально не учился. И именно он стриг на протяжении всей командировки переводчиков-холостяков. А еще Толя любил и умел рассказывать байки из жизни военных переводяг и каждый раз клялся, что это абсолютная и полная правда. Слушать его рассказы было очень интересно. Собственно говоря, именно Быстрицкий и привил мне любовь к устному творчеству военных переводчиков. Некоторые из его рассказов, по моему мнению, могут смело претендовать на звание шедевров жанра..
Однажды мы сидели с Рыжим у него в комнате и выпивали. А попутно он наставлял меня «по жизни»:
— Запомни, Андрюха, — говорил Рыжий, разливая водку по рюмкам, — настоящий переводяга должен быть внимательным и обладать хорошим зрением, то есть не быть близоруким как в прямом, так и в переносном смысле, иначе это грозит конфузом вроде того, что случился однажды с Маратом Сайфулиным, переводчиком из мгимошников...
Я тогда в Сирию курсантом попал, как раз война с евреями шла. Ну меня, как положено, — в бригаду и на фронт. Советник попался — полный мудак, полковник Милосердов. Он почему-то вбил себе в башку, что лучшая смерть для военного — это героическая гибель на поле боя, так и лез под пули, и ладно бы сам, так и меня, сука, с собой тянул. Слава Богу, война быстро закончилась, и нас в Дамаск отозвали. Тамошний Аппарат в так называемом Белом доме располагался, куда старшие офицеры периодически на дежурство заступали. И надо же такому случиться, что мой пенек дежурил, как раз когда Хафиз Асад <Хафиз Асад — президент Сирии> надумал по итогам кампании речь к народу двинуть. Причем надумал к ночи; всех свободных переводяг сразу в Белый дом дернули через приемник речугу слушать и переводить с ходу — каждый предложение по очереди выхватывает и толмачит, а потом все это вместе сводится на бумаге — и Главному, чтобы в курсе был.
А тогда в Дамаске все в истерике были — почему-то израильского десанта ждали, поэтому и мы прибыли в Аппарат с автоматами и в касках. Расселись вокруг стола, на котором приемник стоит, автоматы на пол положили. Ждем. Тут Асад начинает говорить: мы, мол, чуть было не взяли такие-то и такие высоты и населенные пункты противника... А конструкцию такую выбрал для этого предложения, что по-арабски это звучало так: мы взяли такие-то и такие-то высоты и населенные пункты противника, а «чуть было не» выносилось в самый конец предложения после длинного перечисления названий всех высот и населенных пунктов, которые так и остались у израильтян. Так вот, когда Асад начал перечислять все эти названия, население ничего не поняло — сирийцы решили, что свершилось чудо и что все это на самом деле взято. И начали салютовать выстрелами вверх из автоматов и пистолетов. Так резво салютовали, что впечатление было — по всему Дамаску начался ожесточенный бой...