Истоки. Книга первая, стр. 25

Молодой статный артиллерийский лейтенант решил, что спрашивают его.

– Товарищ Солнцев, это я сам всадил в нее два снаряда! – радостно отрапортовал он.

Юрий дружески взглянул на простого, милого своей непосредственностью артиллериста и, желая вывести его из неловкого положения, кивнул:

– Хорошо проверяешь стиль нашей работы! Но беда невелика, научимся и броневую сталь варить.

Солнцев хранил спокойное, мудрое молчание.

– Ну, хорошо, хорошо. Пойдемте все-таки к рабочему классу. Плиты плитами, а людей забывать нельзя, – сказал он назидательно.

Открылась длинная улица огнедышащих, гудящих печей под высоким железным перекрытием. В конце этой улицы полыхало огромное зарево, грозный и тяжелый доносился оттуда шум: сливали в ковш готовую сталь. Над головой ползали по блокам загрузочные машины, к печам подбегали худощавые проворные люди, кидали в отверстия насадочные материалы.

Сталевары у седьмой печи так были увлечены работой, что не замечали гостей. Пламя вырывалось из-под заслонок, отсветы его плясали по железной площадке, окрашивая потные лица в яркий оранжевый цвет. Шум огня, грохот машин, запах газов, плотный голубоватый смрад, рассекаемый тугим ветром мощных вентиляторов, потные, размеренно-проворно снующие люди – все это и создавало ту особенную атмосферу горячих цехов, которая действует даже на привычных людей необыкновенно сильно, вызывая чувство преклонения перед теми, кто распоряжается этим морем огня и кипящего металла.

– Варку ведет сам обер-мастер Денис Степанович, – подчеркнуто сказал инженер. – А вон тот, верткий, – узнаете, Тихон Тарасович, своего Рэма?

– Хорошо, хорошо, – перебил его Солнцев. Вытирая платком обильно вспотевший лоб, он с немым восхищением любовался работой сталеваров. «Я бы не выдержал. – Эта мысль приходила в голову всякий раз, когда он бывал у сталеваров. – Да, это народ особенный. И так каждый день».

Денис спокойно подходил к печам, заглядывал в смотровые щели, отдавал приказания, проверял кучки металла, извести, лежавшие на полу, посматривал на щит контрольно-измерительных приборов. Пальцы его мяли вязкую глину, вылепливали черта. Роба на прямой широкой спине потемнела от пота.

Денис приклеил рога чертенку, поднял руку и два раза взмахнул ею. Машинист завалочной машины подцепил железным хоботом мульду с шихтой, пронес над площадкой и, просунув в печь, опрокинул. Подручный Макар Ясаков, заметив директора с гостем, толкнул локтем в бок Дениса. Тот снял войлочную шляпу вместе с сипим щитком, пристально посмотрел на Солнцева.

– Саня, сбавь газ! – крикнул он сыну и не спеша подошел к Солнцеву, вытирая паклей руки.

Солнцев, улыбаясь, широко и несколько театрально занес раскрытую ладонь, чтобы пожать руку Дениса, но обер-мастер спрятал измазанную мазутом руку. Солнцев сдавил его локоть, а Денис на секунду прижал его руку к своему боку.

– Ну, как живем-дышим, батя? – пересиливая рев печей, кричал Солнцев своим простецким и хрипловатым, как у погонщика быков, голосом.

Денису эта простота казалась показной.

– Жить-то живем, хлеб жуем, да вот с броней не получается. Видали, чай, наши плиточки, – говорил Денис сердито, и выпуклые глаза его смотрели на Солнцева жестко.

Он ждал, что секретарь горкома станет требовательно спрашивать, почему не получается броневая сталь, кто и что мешает работе. Вникнет в дело, поругает и поможет. Так поступил однажды Серго Орджоникидзе: он воспользовался знаниями мастеров, разобрался во взаимосвязях цехов, кооперированных предприятий. Серго огорчался, возмущался, бранился, радовался – кипел и горел. На активе такие припарки прикладывал многим, что три пота сошло. С таким приятно было выпить на прощание, потому что веселее стало работать. Этого же ждал старый обер-мастер и от секретаря горкома.

– Товарищи, мы мешаем обер-мастеру, – сказал Тихон Солнцев. – Пойдемте дальше.

Савва стиснул широкую в запястье руку брата, уперся взглядом в глаза его требовательно:

– Выручай, братка, спасай.

– Ты не тонешь. – Денис улыбнулся.

Он заправил под шляпу седые мокрые кудри и ушел к контрольно-измерительным приборам.

Юрию припомнилось, как он работал у мартена. Чувство делового азарта проснулось в душе его. Сдвинув решительным мальчишеским жестом кепку на затылок, открыв лицо горячему сквознячку, он с любопытством всматривался в рабочих, целесообразные и экономные движения которых будили в нем желание взяться за лопату и вместе с широколицым красным великаном Макаром Ясаковым кидать в печь известняк, зорко следить за факелом огня в печи или, как братишка Саня, смешивать на площадке кремний и марганец. Хотелось встать под команду по-стариковски статного отца своего, в усах и висках которого так приятно поблескивала седина. Каждой морщиной красивого сухого лица, спокойным, прямым взглядом он будил в душе Юрия привычное чувство полноты и радости жизни.

Юрий посмотрел в печь, нахмурился, потом, спрятав синее стекло в карман, заговорил улыбаясь:

– Так вы, Денис Степанович, сегодня… – Он взглянул в глаза отца и со свойственной ему способностью понимать его мысли по едва уловимому выражению лица догадался, что лучше не спрашивать о деле. – Сегодня опять чертика лепите?

– Маленького бесенка.

«Такого же, как у тебя в глазах», – подумал Юрий.

Когда Солнцев проходил мимо седьмой печи, Рэм налил стакан газированной соленой воды и поднял его.

– Алло! Ваше здоровье, отец!

– Хорошо, если бы всегда воду пил.

В то время как у седьмого мартена люди работали без шума, не торопясь, у соседней печи, бросавшей слаборозовый отсвет на площадку, кричали и бегали рабочие.

– Что там случилось? – спросил Солнцев, направляясь к мартену.

Иванов схватил его за руку.

– Не ходите! Печь не в порядке! – выпалил он предостерегающе. В его голосе слышались испуг и неподдельное опасение за жизнь Тихона Тарасовича.

Тихон взглянул на него исподлобья.

– Ничего опасного нет, – сердито ворчал Савва, – просто печь не нагрели как следует!

Начальник цеха, подвижной Михал Михалыч, метался вокруг печи, махал руками, кричал на машиниста. С появлением секретаря горкома он лишь на минуту затих, но потом, как бы наверстывая упущенное, с новой энергией зашумел и завертелся.

– Почему он кричит? – спросил Солнцев Юрия, недовольно хмурившегося.

Юрий знал, что Михал Михалыч подражает директору, но так как у него не было ни баса, ни власти, ни ума, ни воли, какими обладал Савва, то получалось довольно смешно.

– Волнуется он. Когда варят сталь, редко кто не волнуется.

– Понятно: цех горячий, – бросил Солнцев.

На блюминге начальник – толстый, с брюшком, апатичный. И тем удивительнее было видеть, как он, заметив директора и секретаря горкома, необычайно оживился:

– Оператор! Давай, давай! Следи! Не зевай!

Было видно, что и без крика начальника огромные красные слитки легко мчатся по рольгангу, валки хватают их и мнут и едва успевают слитки выскочить с другой стороны, как оператор снова гонит их под валки.

Савва вплотную подступил к начальнику и крикнул с ожесточением:

– Не ори!

Начальник, до сих пор считавший себя учеником Саввы, сейчас растерялся. Каждой морщиной полного лица он недоуменно спрашивал: «Как же это так? Мы всегда верили в это, а теперь, оказывается, не надо?»

«Это потому все не ладится, что я сам обесценился во мнении людей и, пожалуй, самое главное – в своем собственном мнении. Но черта с два! Дальше так не будет!» – подумал Савва.

Как только посторонние скрылись за штабелями остывающих стальных балок, начальник залез к оператору и вполне спокойно, даже ласково заговорил с ним.

XVII

Обеденный перерыв застал Солнцева и сопровождающих его в кузнечно-прессовом цехе. Савва предложил пообедать в столовой. Одновременно с ними вошел в столовую главный металлург. Лицо утомленное, но глаза улыбались.

Он подал Савве листок.