И ангелов полет, стр. 25

Несколько долгих минут оба молчали.

— Мы познакомились давно, еще когда я была практикующим юристом, но наши отношения не выходили за рамки профессиональных. Потом, после моего назначения на должность главного инспектора, я решила, что должна лучше знать тех, кто выступает с критикой работы департамента. Мы встретились в этом самом кабинете. Он сидел на этом самом стуле... Тогда все и началось. Да, я любила его.

Признание далось нелегко, и ей пришлось сделать паузу, чтобы справиться со слезами.

— Как долго вы... — начал Босх.

— Около шести месяцев. Но Говард не собирался уходить от жены.

Слезы высохли. Энтренкин вернула коробку в ящик и подняла голову. Выражение ее лица изменилось, словно по небу пробежало облачко. Эмоции отступили, и она была готова перейти к делу.

— Я хочу договориться с вами, детектив. Но только с вами. Несмотря ни на что... Если только вы дадите слово, что я могу доверять вам.

— Спасибо. Ваши условия?

— Я расскажу вам все. Но буду иметь дело только с вами. Взамен я хочу, чтобы вы защитили меня. Это значит, что об источнике информации никто, кроме вас, не узнает. Не беспокойтесь, ничего из того, что я скажу вам, не будет признано в суде. Предоставленные сведения могут оказаться полезны, а могут и не помочь ничем.

Босх ненадолго задумался.

— Мне бы следовало относиться к вам как к подозреваемой, а не источнику.

— Но вы же знаете, что убила его не я.

Он кивнул:

— Да. Его убила не женщина. Это сделал мужчина.

— Точнее, коп, не так ли?

— Может быть. Это и предстоит выяснить. И я выясню, если не придется отвлекаться и если не будут мешать.

— Значит, договорились?

— Прежде чем договариваться, я должен кос что узнать. У Элайаса был информатор в Паркер-центре. Кто-то, дававший ему материалы из закрытых дел отдела внутренних расследований. Мне нужно...

— Это не я. Поверьте, наши личные и профессиональные отношения разделяла четкая грань. Мое сердце принадлежало ему, голова — нет. Я никогда не пересекала ту грань. Ни разу. Что бы ни думали ваши коллеги, моя цель — спасти департамент, сделать его лучше, а не уничтожить.

Босх смотрел на нее без всякого выражения, и она, похоже, сочла это за недоверие.

— Да и как я смогла бы достать для него такие документы? Подумайте сами. В департаменте меня считают врагом номер один. Если бы я только приблизилась к архивам или даже просто сделала соответствующий запрос, об этом тут же стало бы известно всем, сверху донизу. Такая новость распространилась бы со скоростью цунами.

Босх понимал, что она права. Карла Энтренкин не могла быть «кротом». Он кивнул.

— Так мы договорились?

— Да. Но у меня тоже есть условие.

— Какое же?

— Если вы солжете мне и я узнаю об этом, все договоренности отменяются.

— Принимаю. Но сейчас мы поговорить не сможем. Мне нужно просмотреть материалы, чтобы вы смогли начать работать с ними. Теперь вы знаете мои мотивы, мой личный интерес. Давайте встретимся позже, например, после того, как я закончу с документами?

— Согласен.

Четверть часа спустя, переходя Бродвей, Босх заметил, что гаражные двери Центрального рынка уже подняты. Сколько времени он не был там? Год? Десять лет? Пройдя через рынок, можно было сократить путь до Хай-стрит, к нижней остановке Энджелс-Флайт.

Рынок представлял собой громадный конгломерат продуктовых ларьков, торгующих мелкими поделками киосков и мясных лавок. Здесь продавали дешевые побрякушки и сладости из Мексики. И хотя двери только что открылись и продавцов было пока еще больше, чем покупателей, в воздухе уже плыл тяжелый, всепобеждающий запах масла и жареной пищи.

Пробираясь между рядами, Босх ловил обрывки фраз на испанском, долетающие скорострельными очередями. Какой-то мясник аккуратно раскладывал на выложенном льдом подносе освежеванные козьи головы; рядом уже красовались готовые к продаже бычьи хвосты. В дальнем углу за раскладными столиками сидели старики, неспешно потягивая густой черный кофе и перекусывая мексиканскими пирожками. Босх вспомнил о своем обещании принести занятым работой коллегам пончики, но, оглядевшись, не обнаружил никаких пончиков и купил пакет хрустящих, поджаренных до корочки булочек с коричным сахаром — мексиканских заменителей пончиков — излюбленного угощения всех американских копов.

Выйдя из рынка на Хилл-стрит, Босх посмотрел направо и увидел мужчину, стоявшего на том самом месте, где Бейкер и Частин несколькими часами раньше нашли пять окурков. На мужчине был заляпанный кровью фартук, на волосах — сеточка. Запустив руку под фартук, он извлек пачку сигарет.

— Так я и думал, — вслух произнес Босх.

Он пересек улицу по направлению к Энджелс-Флайт и пристроился к проходящим через турникет двум туристам-азиатам. Вагоны как раз миновали середину маршрута, и Босх смог прочитать написанные на дверях названия. «Синай» шел вверх, «Ермон» спускался вниз.

Через минуту детектив вслед за туристами поднялся на «Ермон». Азиаты устроились на той самой скамейке, где не так давно лежала Каталина Перес. Кровь смыли, а темное пятно на старом дереве было почти незаметно. Конечно, Босх не собирался посвящать их в новейшую историю вагончика. К тому же они все равно не поняли бы его.

Сам он сел там, где уже сидел раньше. Вагон дернулся и с натугой двинулся вверх по склону. Туристы принялись фотографировать. В конце концов случилось то, что и должно было случиться, и они, перейдя на язык жестов, попросили Босха сфотографировать их. Он не стал отказывать, послушно исполнив долг гостеприимства. Азиаты поспешно забрали камеры и переместились в дальний конец вагона.

Почему они сделали это? Почувствовали что-то? Что? Исходящую от него опасность? Или засевшую в нем болезнь? Босх знал, что некоторые обладают способностью ощущать такие вещи. В случае с ним особой проницательности и не требовалось. Он не спал уже двадцать четыре часа.

Босх провел ладонью по лицу — ощущение было такое, словно он прикоснулся к сырой штукатурке. Он наклонился, опустил руки на колени и вдруг почувствовал боль, ту, которая, как он надеялся, ушла навсегда. Давно ему не было так одиноко. Давно он не чувствовал себя чужаком в этом городе. Горло и грудь сдавило, пространство сжалось, как будто на него упал саван клаустрофобии.

Босх снова достал телефон. Проверил аккумулятор и обнаружил, что он почти разрядился. В лучшем случае хватит на один звонок. Он набрал домашний номер и подождал.

Автоответчик принял только одно новое сообщение. Опасаясь, что аккумулятор вот-вот отдаст последнюю каплю энергии, Босх поспешно переключился на режим воспроизведения и прижал телефон к уху. Но голос, который дошел до него, не был голосом Элеоноры. Это был голос, искаженный обернутым вокруг трубки целлофаном, который затем перфорировали с помощью вилки.

— Не рви жилы, Босх, — произнес голос. — Тот, кто стоит против копов, — ничтожество, пес, и сдохнет как собака. Ты сделаешь как надо, Босх. Не рви жилы. Оставь все как есть.

Глава 13

В Паркер-центр Босх прибыл за двадцать пять минут до назначенной встречи с заместителем начальника полиции Ирвингом. Он приехал один, оставив членов команды искать свидетелей в соседнем с Энджелс-Флайт жилом доме. Остановившись у дежурившего внизу полицейского в форме, детектив сказал, что в ближайшие полчаса ожидает поступления важной информации от анонимного источника, и попросил незамедлительно передать ее в комнату совещаний, расположенную рядом с кабинетом Ирвинга.

Однако поднялся Босх не на шестой этаж, где работал заместитель начальника полиции, а лишь на третий. Пройдя по коридору, вошел в один из кабинетов отдела грабежей и убийств, где его ждали четыре вызванных им детектива: Бейтс, О'Тул, Энгерсол и Рукер. Именно они первыми прибыли на место преступления, получив вызов с Энджелс-Флайт. Проведя полночи на ногах, все четверо выглядели не лучшим образом. Босх вытащил их из постелей в девять утра и дал каждому полчаса на то, чтобы добраться до Паркер-центра. Собрать четверку оказалось не так уж трудно — Босх сказал, что от предстоящего разговора зависят их карьеры.