Город костей, стр. 19

Босх сообразил, что знали об этом только Кизмин, обнаружившая судимость Трента через компьютер, и Джулия Брейшер, он сказал ей, когда извинялся за то, что не приехал на ужин. Внезапно ему вспомнилась Сертейн, стоящая у дорожного заграждения на Уандерланд-авеню. Брейшер добровольно вызывалась помогать в течение обоих дней поисков и раскопок. Вполне вероятно, что Джулия каким-то образом связана с Сертейн. Не была ли она источником репортера, осведомительницей?

— Не обязательно имела место утечка, — сказал Босх Эдгару. — Сертейн требовалось узнать только его фамилию. Она могла попросить любого знакомого полицейского устроить ему компьютерную проверку. Или сама найти ее на компакт-диске с перечнем лиц, совершивших сексуальные преступления. Это документ публичного характера. Подожди, не клади трубку.

Раздался гудок еще одного вызова. Босх переключился на другую линию, звонила лейтенант Биллетс. Он попросил ее подождать, пока завершит разговор по первому каналу. Щелкнул переключателем.

— Джерри, это Бдиллетс. Придется перезвонить тебе.

— На связи все еще я, — произнесла Биллетс.

— О, прошу прощения. Сейчас.

Со второй попытки переключение получилось. Он пообещал Эдгару, что перезвонит, если Биллетс скажет нечто такое, что нужно будет сообщить немедленно.

— Если нет, то все по плану, — добавил Босх. — Встречаемся у здания суда в восемь.

И переключил аппарат на разговор с Биллетс.

— Бдиллетс? — спросила она. — Это вы меня так называете между собой?

— Что?

— Ты сказал «Бдиллетс». Когда думал, что разговариваешь с Эдгаром.

— Имеете в виду — только что?

— Да, только что.

— Не знаю. Не представляю, о чем вы говорите. Имеется в виду — когда я делал переключение...

— Ладно, это пустяки. Полагаю, ты смотрел четвертый канал.

— Да, и могу поклясться, что мы с Эдгаром тут ни при чем. Этой особе кто-то сообщил, что мы поехали туда, отвечать на ее вопросы мы отказались. Откуда она узнала о его...

— Гарри, вы не отказывались отвечать. Ты заснят на пленку, твои губы двигаются, а потом я слышу твой голос: «Ничего больше не могу вам сказать». Раз «ничего больше», значит, сказал ей что-то.

Босх покачал головой, хотя начальница его не видела.

— Я не разглашал порочащих сведений. Выворачивался как мог. Сказал ей, что мы просто завершали установленный обход и я до этого не беседовал с Трентом.

— Это правда?

— Нет, но я не хотел сообщать, что мы приехали потому, что он растлитель малолетних. Послушайте, Сертейн не знала о судимости Трента, когда мы были там, иначе бы спросила. Она узнала уже позже, каким образом — не знаю. Вот как раз об этом мы с Джерри и говорили.

Недолгое молчание, потом Биллетс продолжила:

— Обдумай все как следует, завтра мне нужно от тебя письменное объяснение, чтобы отправить наверх. Репортаж еще не успел закончиться, как позвонила капитан Левэлли, сказала, что ей уже звонил замначальника отделения Ирвинг.

— Да, случай типичный. Сверху вниз по цепи.

— Послушай, ты знаешь, что разглашение сведений о судимости гражданина идет вразрез с политикой отделения, независимо от того, является этот гражданин подозреваемым или нет. Надеюсь, тебе удастся оправдаться. Сам знаешь, у нас есть люди, которые только и ждут, чтобы ты совершил оплошность.

— Лейтенант, я не преуменьшаю значения утечки. Это недопустимая, подлая штука. Но я расследую убийство, и вот теперь приходится преодолевать совершенно неожиданное препятствие. Причем это типично. Мне вечно ставят палки в колеса.

— Значит, в следующий раз нужно быть осторожнее.

— В чем осторожнее? Что я сделал дурного? Я иду по следам туда, куда они ведут.

Босх тут же пожалел об этом взрыве досады и гнева. Биллетс определенно не принадлежала к его недоброжелателям. В данном случае она выступала как связной. Он осознал, что его гнев обращен и на себя, поскольку Биллетс права. Разговаривать с Сертейн следовало иначе.

— Прощу прощения, — сказал он негромким, ровным голосом. — Я просто сам не свой из-за дела. Оно никак не отпускает меня, понимаете?

— Думаю, что да, — так же спокойно ответила Биллетс. — Кстати, о деле... Что там, собственно, происходит? О Тренте я узнаю со стороны. Думала, ты будешь держать меня в курсе.

— Это все выяснилось сегодня. Уже вечером. Я хотел поставить вас в известность завтра. Не думал, что четвертый канал так подгадит мне. Левэлли с Ирвингом тоже.

— Забудь пока о них. Расскажи мне о Тренте.

16

В Венис Босх приехал уже за полночь. Автостоянок на улочках возле каналов не было. Он ездил и смотрел, где бы припарковать машину, минут десять, в конце концов поставил около библиотеки на Венис-бульваре и пошел обратно пешком.

Не все мечтатели, которых влек к себе Лос-Анджелес, приезжали создавать фильмы. Венеция была давней мечтой человека по имени Эббот Кинни. Он приехал на болотистые земли, тянувшиеся вдоль Тихого океана, еще до того, как возникли Голливуд и киноиндустрия. Кинни грезил о городе со зданиями итальянской архитектуры, возведенном на сети каналов с арочными мостами. Это будет воплощение культурной и художественной просвещенности. И он назовет его Венецией Америки.

Однако его желание, как и большинства мечтателей, приехавших в Лос-Анджелес, не все разделяли и понимали. В подавляющем большинстве финансисты и исследователи были циничными и, махнув рукой на возможность построить Венецию, вкладывали деньги в осуществление не столь величественных проектов. Венецию Америки назвали Причудой Кинни.

Но столетие спустя многие каналы с отражающимися в них арочными мостами сохранились, а те финансисты, скептики и их постройки были давным-давно унесены временем. Босха радовала мысль, что Причуда Кинни пережила их всех.

Босх уже много лет не бывал у этих каналов. После возвращения из Вьетнама он жил там в бунгало вместе с тремя однополчанами. В последующие годы многие бунгало снесли, на их месте появились двух-трехэтажные дома, стоившие по миллиону и более долларов.

Джулия Брейшер жила на углу Хаулендского и Восточного каналов. Босх ожидал, что это будет один из новых домов. Думал, что она, видимо, купила или даже выстроила его на деньги своей юридической фирмы. Но, подойдя к нему, понял, что ошибался. Дом Джулии оказался маленьким, обитым белой дранкой бунгало с открытым передним крыльцом, обращенным к слиянию двух каналов.

Босх увидел, что в доме горит свет. Было уже поздно, но не очень. Если Джулия работала в смену с трех до одиннадцати, то вряд ли ложилась в постель раньше двух часов.

Он взошел на крыльцо, но не сразу решился постучать. До закравшихся в последний час сомнений Джулия и их крепнущие отношения вызывали у него только добрые чувства. Теперь Босх знал, что нужно быть осторожным. Ничего дурного не могло случиться, и вместе с тем он сознавал, что может испортить все, если сделает неверный шаг.

Наконец Босх поднял руку и постучал. Джулия сразу же открыла дверь.

— Я все думала, постучишь ты или будешь стоять тут всю ночь.

— Ты знала, что я стою здесь?

— Ступени старые. Доски скрипят. Я услышала.

— Знаешь, я поднялся сюда, а потом сообразил, что слишком поздно. Надо было позвонить перед выездом.

— Входи-входи. Что-нибудь стряслось?

Босх вошел и стал осматриваться. На вопрос не ответил.

В гостиной была воссоздана атмосфера пляжного домика вплоть до бамбуково-ротанговой мебели и стоящей в углу доски для серфинга. Единственное отступление от этого стиля представлял собой служебный ремень с кобурой, висящий на стенной вешалке возле двери. Оставлять их так было ошибкой новичка, но Босх решил, что Джулия гордится своей новой профессией и хочет напоминать о ней знакомым.

— Присаживайся, — сказала она. — У меня есть вино. Выпьешь?

У Босха мелькнула мысль, что смесь вина с пивом, выпитым час назад, вызовет на другой день головную боль, а ему необходимо быть сосредоточенным.