Геном бессмертия, стр. 26

— Проехали, командир, — посветлел лицом Пивоваренко. — Это вряд ли… Старик за автомат просто так ухватился, а стрелять в эсесовского офицера все равно б не осмелился. Он ведь его даже с предохранителя не снял.

Старшина Телегин остановился первым, подавая знак остальным.

— Группа, стой!.. — приказал Малышев, переходя на шаг. — Привал десять минут…

Чутью опытного таежного охотника капитан доверял безоговорочно, так как хорошо помнил его цену, проиграв однажды старшине на спор, с подначки Корнеева, свой недельный офицерский доппайок. Трижды, в плане тренировок, Телегин бегал с группой диверсантов на различные расстояния, от полутора до семи километров, и ошибался при этом максимум на десяток шагов. Проверяли дотошно… С рулеткой в руках. Зазря отдавать шоколад и печенье, которые он относил беременной жене, капитану не хотелось.

Вспомнив о покойнице, Андрей потемнел лицом и непроизвольно скрипнул зубами…

Потом бойцы шутили: мол, когда петух будильник склевывал, Кузьмич — спидометром закусывал. А старшина, оглаживая усы, степенно объяснял, что ничего особенного в этом нет. Потому как человека, не умеющего чувствовать расстояние и направление, хозяйка уссурийской тайги забирает к себе навсегда. Особенно — охотника-промысловика.

— Командир, разреши пройти вперед, — обратился к Малышеву ефрейтор Семеняк. — А то ведь не поспеем к монастырю раньше Коли.

— Действуй, Игорь Степаныч, — согласился капитан. — Только назад, с докладом, не спеши. Дождись нас на месте. Сам тоже передохни чуток… Если все спокойно, мы минут через пятнадцать подтянемся, — и объяснил свое распоряжение более конкретно. — Следующий, интересующий нас объект находится примерно в двенадцати километрах отсюда. Хотелось бы к вечеру уже там быть. Значит, придется еще побегать.

— Не волнуйся, командир, — понимающе кивнул Семеняк. — На марше не отстану. С моим Колей не больно зажиреешь… Всяко доводилось, — и, не удержавшись, озабоченно вздохнул. — Как ему там сейчас, Андрюха?.. В самой пасти-то?..

— Выскользнет, — ободряюще похлопал ефрейтора по плечу Малышев. — А то ты, Игорь Степаныч, Николая не знаешь?.. Это ж — Корнеев… Да и мы, не лыком шиты, подсобим как сумеем. Короче, держи хвост пистолетом. Не пропадет твой одессит, продефилирует еще по Привозу.

Чем дальше группа углублялась в лес, тем больше стиралась его парковая ухоженность, и возвращала свои права природа. Теперь разведчикам не было нужды жаться к стволам, — густой подлесок надежно скрывал их от чужого взгляда. Зато, передвигаться стало гораздо тяжелее. Кусты цеплялись за рукава и полы одежды, а прячущиеся в высокой траве, хваткие сяжки ежевики становились истинным наказанием. И чтоб не выпутываться из их цепкого плена, оставляя на крючках клочки ткани, приходилось высматривать побеги вредного растения, так же внимательно, как гранатные растяжки. А в таких условиях много не набегаешь.

Труднее всего приходилось единственному в группе летчику и городскому парню, Сергею Колесникову. Просто хорошей физической подготовки для лесной чащи оказалось явно не достаточно. Тут была нужна особая сноровка. И, непривычному к подобным марш-броскам, пилоту приходилось тратить огромные усилия там, где тот же Кузьмич или Семеняк, проходили, не только не вспотев, но, даже не зашелестев ветками. Соотнеся расходуемую летчиком энергию с тем расстоянием, которое группе еще предстояло пройти, Малышев решительно отобрал у него рацию.

— Не тушуйся, Серега, — приободрил он пилота. — В небе, всем нам, думаю, было бы гораздо сложнее, чем тебе на земле. Верно, Кузьмич?

— А то… — глубокомысленно поддержал командира старшина. — В мире все разделено по справедливости. Одному ноги дадены, другому — крылья.

— "Рожденный ползать — летать не может…", — с улыбкой процитировала любимого поэта Оля Гордеева, завершая непредвиденный диспут. — У нас, правда, все с точностью до наоборот, но…

— Ладно, насмехайтесь с городского парня… — незлобиво проворчал тот. — Эх, мне б только до штурвала добраться. Хоть какого, хоть "уточки". Я бы вам показал, на что способен капитан Колесников.

— Вот и береги силы, пилот… — вполне серьезно промолвил Малышев. — Можешь считать это прямым приказом. Я не первый день Корнеева знаю. И уж, коль майор взял с собой в рейд летчика и приказал искать в лесу полевой аэродром — даже не сомневайся: полетать тебе еще придется. Степаныч подтвердит… Верно? — спросил капитан ефрейтора Семеняка, как раз вынырнувшего им навстречу из густых зарослей молодого ельника.

— Абсолютная и истинная правда, — охотно подтвердил тот. — А вот на ту поляну ходить бессмысленно. Вырубка там, — лаконично доложил Семеняк. — Можно и не смотреть. Сплошные пеньки. Как надолбы… Танком не проехать, а не то что самолетом рулить.

— Понятно. — Малышев открыл планшет и крест-накрест, жирно зачеркнул разведанную поляну. — Вычеркиваю…

Потом достал сигарету и с удовольствием затянулся крепким дымом.

— Ух, хорошо продирает… Значит так, товарищи разведчики, теперь наш маршрут строго на запад. В двенадцати километрах отсюда отмечено какое-то скопление строений. Для сторожки лесника, даже с амбаром, овином и хлевом, слишком большое. Скорее всего, нечто вроде пилорамы. Но более важно другое: рядом расположено широкое, расчищенное от леса, пространство. Типа — поле-огород. И дорога к этому странному лесному хозяйству из самих Дубовиц проложена. Надо присмотреться… — капитан бросил взгляд на часы. — Сейчас шестнадцать тридцать пять. Движемся мы в среднем со скоростью три километра в час. Темнеет в двадцать один сорок пять. Должны успеть. Предлагаю быстро перекусить и оправиться. Полчаса на все, про все. Потом останавливаться не будем.

Глава девятая

Попрощались с погибшим товарищем. Постояли у тела, пустили по кругу баклагу с самогоном и закурили. Здесь, в башне не было нужды соблюдать маскировку. Даже, если бы Пивоваренко оказался прав, и ловушка захлопнулась, а группе оставалось только принять последний бой. Но и в этом случае, средневековые стены были предпочтительнее чистого поля. А если командир не ошибался в своих расчетах, и все только начиналось, то почему не воспользоваться возможностью перевести дух?

— Теперь, после того, как группа уменьшилась, разделяться нет смысла, — начал Корнеев.

Все задумчиво курили, время от времени посматривая на неподвижное тело Купченко.

— Сегодня фрицы нас не подгоняли, но с завтрашнего утра, противодиверсионный отряд или, как минимум, полурота автоматчиков обязательно пойдет по нашему следу. Кто бы ни планировал эту операцию, ни один здравомыслящий командир не согласится, чтобы группа вражеских разведчиков безнаказанно и без присмотра шныряла в его тылу. Сутки абвер у вермахта еще мог как-то выторговать, но не более. Значит, еще этой ночью мы должны оказаться на противоположном берегу. И для этого есть два способа. Первый и самый простой — уйти подальше от Дубовиц, и там спокойно преодолеть речку. Хотя, совершенно не факт, что вдоль берега не понатыкано патрулей, и нас не засекут. Второй — мы переправляемся самым бесцеремонным образом, практически на виду у немцев. Возле моста…

Корнеев раскурил потухшую папиросу, глубоко затянулся пару раз, умышленно выдерживая паузу. Опытный командир понимал, как удручающе действует на людей гибель товарища и, как мог, пытался отвлечь их от неприятных мыслей. Заставляя думать над другой задачей. И продолжил только после того, как все разведчики, один за другим, с удивлением посмотрели на него.

— Не волнуйтесь, товарищи, я не сошел с ума. Объясняю преимущество второго варианта. Где нас с вами меньше всего ждут? Естественно: там, где самая плотная охрана. А возле моста не только круглосуточный пост, но и прожекторы установлены. Это раз! Заночевавшие на речке, гуси обязательно поднимут гвалт, в каком бы месте мы не вошли в воду. Немцы обязательно насторожатся и вышлют наряд, взглянуть на причину тревоги. Это два! Следующий вопрос: где дотошнее фрицы станут осматривать берега речки — в темноте, которая каждый кустик превращает в силуэт врага или, осветив их прожекторами?