Когда правит страсть, стр. 19

— Я закричу, и вы потеряете должность, — остерегла она.

— Если закричите, я закрою вам рот поцелуем. Правда, вряд ли кто-то посмеет без спроса заглянуть в эту комнату, поэтому все, что вы получите, — это поцелуй. Просите, чтобы я вас поцеловал?

— Нет!

— Уверены?

— Вы омерзительны! — прошипела она.

— Вы не думали так раньше, когда растаяли в моих объятиях.

Она мгновенно залилась краской при мысли о том поцелуе, но тут же обозлилась еще больше, когда он провел по ее спине, бокам, попке и второй ноге. По крайней мере хоть эту не обнажил. И фыркнул, когда добрался до другого башмака.

— Второй кинжал? Еще оружие есть? — Она плотно сжала губы, на что он добавил: — Это, возможно, означает «да».

Руки Аланы были свободны. Она засучила рукав, развязала тесемку, на которой держался короткий трехгранный кинжал, и отбросила к кучке оружия.

— Удовлетворены, гнусное животное? — уничтожающе бросила она. — Вы могли бы попросить все отдать добровольно! Я бы не стала ничего утаивать с целью защитить себя, если бы вместо этого могла понадеяться на такого защитника, как вы. Но такой защиты мне не надо!

Он резко встал и потянул ее за собой. Она мельком увидела его гневное лицо, прежде чем он перебросил ее через плечо, как мешок с мукой. Его ярость испугала Алану больше, чем грубое обращение. Она не могла представить, чем вызвана такая перемена. Или она попала не в бровь, а в глаз? Или последний кинжал был так хорошо спрятан, что сам бы он его не нашел?

Но она не хотела, чтобы он знал, как пугает ее.

— Вы постоянно ведете себя как варвар! Неужели это нужно доказывать снова и снова! Немедленно отпустите меня.

Но он пронес ее через всю комнату и вошел в смежную дверь. Они прошли еще две комнаты и оказались в старой крепости, в длинном прямоугольном помещении, в котором стояло несколько топчанов. Слабый свет пробивался сквозь многочисленные крохотные окна, во внутренней стене, выходившей во двор. В комнате не было ни окон ни дверей. Следующее помещение тоже было длинным, но по обе стороны тянулись запертые двери. Очевидно, это нечто вроде тюрьмы. Здесь было очень тихо: по-видимому, пока что не содержалось ни одного узника. О, как она была глупа, вообразив, что они пройдут и через это помещение...

15 глава

Алану поставили посреди большой камеры. Широкая дверь была распахнута, но перед ней стоял капитан. Его лицо было замкнутым, суровым, но она не сомневалась, что он по-прежнему злится. Иначе почему притащил ее в камеру?

— Игры закончены, девушка.

Видимо, он имел в виду все, что произошло в той комнате: забавно для него, но ничего, кроме досады, для нее.

— Можете снять одежду, пока я не снял ее сам, — неожиданно добавил он.

О Боже, такого она не ожидала!

— Почему?! Клянусь, у меня не осталось оружия!

— Вы оказались куда более хитрой и предусмотрительной, чем я считал. Теперь я должен убедиться, что больше сюрпризов не будет.

Она в панике попятилась.

— Прекрасно, я не против помочь.

Она отчаянно попыталась протиснуться мимо него к двери, но тут же попала в его лапы. И стала отчаянно вырываться, когда он потянулся к пуговицам ее платья. Они все застегивались спереди, как на большинстве платьев, которые она привезла с собой, поскольку путешествовала без горничной. Ему пришлось обнять ее за талию и прижать к себе, поэтому приходилось работать одной рукой, которая постоянно касалась ее груди... вне сомнения, намеренно! Страх сменился бешенством. Она извивалась и пыталась вырваться, била его по руке, но он терпеливо продолжал раздевать ее.

Вскоре она начала задыхаться от усталости и напряжения. Но ничего не могла поделать с капитаном, понимая, что лишь оттягивает неизбежное.

Она так и не взглянула на него: слишком усердно отталкивала наглую руку. Но она не хотела видеть решимость на его лице, пока сама надеялась на то, что он остановится, прежде чем сорвет с нее всю одежду.

Когда лиф ее платья разошелся, она поспешно стянула края.

— Это можно сделать и на постели, — весело заметил он.

Она тихо ахнула.

— Нет? — удивился он. — Жаль!

Только тогда она взглянула на него и забыла о необходимости дышать. Его глаза больше не были веселыми. Скорее, горели страстью, заставившей покраснеть. Он хотел ее!

Сознание этого вызывало дрожь, возбуждение охватило ее тело. Пришлось усилием воли вспомнить о гневе, еще недавно владевшем ей, но кончилось тем, что она опустила руки. Рукава соскользнули с плеч. Несколько нетерпеливых движений — и юбки оказались на полу.

— Ты так прекрасна... — восхищенно прошептал он, медленно скользя взглядом по ее телу. Но тут же нахмурился и резко добавил: — Человек, который склонил тебя к обману и самозванству, проделал прекрасную работу, выбрав именно тебя. Намеренно? Надеялся, что ты, обольстив меня, сумеешь заставить уклониться от выполнения долга?

Она?! Обольстительница? Да ведь это ее пытаются обольстить?

Он подхватил ее и ногой отбросил одежду. Потом поставил единственный стул посреди комнаты и едва не швырнул ее на сиденье.

Алана осталась в одной сорочке, панталонах, чулках и башмаках. Ей в жизни не было так стыдно, как в эту минуту! И поэтому гнев вернулся с новой силой. А при виде изучавшего ее капитана гнев сменился бешенством.

— Как зовут твоего опекуна?

Она плотнее сжала губы. Неужели после всего, что он с ней сделал, воображает, будто она станет отвечать на вопросы? Его дикарское поведение только укрепило ее отрицательное мнение об этой стране.

Но ее молчание заставило его нагнуться, приблизить к ее лицу свое и сказать обманчиво мягким тоном:

— Не ошибись в том, что здесь происходит! Ты заключенная и ответишь на мои вопросы. Я уже жалею, что оставил на тебе эту одежду. — Он небрежно дернул за тесемки ее сорочки. — Это можно исправить.

Она едва не потеряла сознание. О Боже, он так и сделает! Страх, который она пыталась задушить гневом, снова всплыл на поверхность.

Он отступил, продолжая пристально за ней наблюдать. Синие глаза оценивали ее, готовые уловить легчайшее изменение в выражении лица. Куда подевался его чувственный оскал? Во многих странах пытки по-прежнему считались лучшим методом получить признание заключенных, а в этой стране к тому же царило настоящее средневековье. Интересно, а самозванок тоже пытали? Нет, ее отец вряд ли допустил бы такое... если ему вообще сообщали о таковых.

— Вы собираетесь известить отца о моем появлении? Хотя бы несколько дней спустя? — резко спросила она.

Негодяй не ответил, давая понять, что в этой камере задает вопросы он! Однако он встал у нее за спиной. Это должно было доставить ей некоторое облегчение, тем более что теперь он не глазел на нее в упор. Но она еще больше нервничала. И тут же ощутила, как жесткие пальцы распускают ее волосы.

— Что вы...

Она попыталась отвести его руку.

— Прекратите! Не существует оружия настолько маленького, чтобы его можно было спрятать в волосах.

Он поднес к ее глазам длинную острую шпильку.

— Нет?

— Я не считаю это оружием, — отрезала Алана, но не помешала ему вынуть остальные шпильки. Наоборот, обрадовалась, когда длинные волосы обрушились на плечи, потому что сорочка была почти прозрачной. Но, уничтожив ее прическу, он не отнял рук. Наоборот, зарылся пальцами в ее волосы самым чувственным образом. Озноб пробежал по ее спине, озноб, не имевший ничего общего с холодом в камере.

— Имя моего опекуна — Мэтью Фармер! — выпалила она. — Я называю его «Поппи», потому что он меня вырастил. Всегда считала его опекуном, думала, что мои родители погибли во время путешествия, а он был единственным родственником. Считала, что мы, как все иностранцы-аристократы, сбежали в Англию от нашествия Наполеона и что Поппи с ним сражался. Я знала, что мы родом из Лубинии. Но никогда не подозревала, что вся моя жизнь — ложь. А когда мне исполнилось восемнадцать лет, он все не решался сказать мне правду или привезти на родину.