Греция. Лето на острове Патмос, стр. 37

Когда я уже двинулся было по тропинке в сторону своего домика на холме, меня нагнал Мемис.

— Аквавит забыли! — крикнул он.

Мемис дал знак обождать его. Отыскав бутылку под грудой хлама, он отвел меня в сторону подальше от таверны, видимо опасаясь, что кто-нибудь бодрствующий внутри нее может услышать наш разговор.

—  Тома, — прошептал он. В глазах Мемиса отражался свет дорожного фонаря, поблескивали русые волосы. — Знаешь, говорят, что тем парнишкой был Теологос! Что это он застрелил капитана!

Прежде чем я успел что-нибудь сказать в ответ, Мемис убежал во тьму, размахивая бутылкой аквавита.

Апокалипсис

Несмотря на всю подготовку, канун дня Преображения Господня наступил неожиданно, обрушившись на нас подобно цунами. На протяжении четырех дней мы только и делали, что занимались подготовкой к празднику.

Теологос с владельцами кафе из Верхней Ливади по утрам отправлялись в Скалу, где скупали у крестьян и продавцов овощей последние оставшиеся на острове запасы картошки, огурцов, помидоров и лука. Тем временем мясники тоже работали не покладая рук. Они забивали коз и резали кур, за которых было уплачено еще несколько недель назад, складывали мясо в грузовики и везли его в долину. Теологос и сам держал парочку коз на маленьком участке за таверной. Он забил их за день до намечавшегося пира прямо на пляже, пока посетители обедали. Сняв с коз шкуры, он погрузил туши на тачку и привез их прямо к нам. Руки и брюки Теологоса были залиты кровью.

За много лет, проведенных в Ливади, я ни разу не пропускал шумных гуляний в канун Преображения и прекрасно знал, что пара кафешек в Верхней Ливади не шла ни в какое сравнение с «Прекрасной Еленой». Обе кафешки представляли собой однокомнатные, сложенные из камня домишки, примостившиеся на краю маленькой площади у церкви. Внутри каждой из кафешек помещалось максимум четыре крошечных столика, и еще от шести до десяти столиков стояли снаружи, на площади. По обоюдному согласию владельцы кафешек украсили площадь разноцветными фонариками и установили дряхлые динамики, из которых звучала музыка. Сами музыкальные записи ставили в кафе, принадлежавшем Ал е косу — зятю Стелиоса и Варвары, где-то с восьми до полуночи в обоих кафе будет полно веселящихся людей, но на пляж отправится праздновать как минимум в два раза больше народа, а когда заведения на площади перед церковью закроются, большая часть их посетителей, да и сами владельцы, от-правятся в «Прекрасную Елену». Наша таверна будет работать до последнего клиента, а еще мы могли похвастаться живой музыкой.

После пятнадцати лет работы Теологос разработал свою систему. Я не собирался ничего в ней менять и с удовольствием согласился на роль винтика в этом пусть и сработанном на скорую руку, но все же действенном механизме. По крайней мере, на этот вечер «Прекрасная Елена» снова полностью переходила в его распоряжение.

Оркестр, состоящий из электронной бузуки [11], лютни, багламы(разновидность маленькой бузуки) и греческой цитры, называющейся санд ури, который должен был прибыть с соседнего острова Калимнос, Теологос нашел по знакомству через двоюродного брата. Оркестр удалось нанять за сущие гроши — Теологос пообещал много чаевых, сказав, что гуляки не станут скупиться, раз за разом заказывая свои любимые песни и танцы, и в знак благодарности обрушат на музыкантов и танцплощадку дождь из денежных купюр.

Для большей скорости обслуживания клиентов было решено оставить в меню только два горячих блюда — козлятину, тушенную с луком и помидорами в красном вине, и марид аки— жареную молодую сельдь размером с палец (сейчас как раз начался сезон, и ее в избытке поставляли наши постоянные клиенты-рыболовы). На гарнир мы собирались подавать картофель фри, а также салат из помидоров, огурцов и лука (сыра фета на острове было уже не сыскать). Заедать все это предполагалось хлебом. Помимо всего прочего у нас имелись огромные запасы пива, вина и прохладительных напитков, которые Теологос пополнял на протяжении последних шести недель. Напитки, которые мы продавали с наценкой в восемьдесят процентов, обещали стать настоящей золотой жилой.

В течение утра и всего дня, пока Деметра готовила, а бедный Мемис до седьмого пота чистил и резал гору картофеля, отправляя его затем в наполненные водой ведра, Теологос с сыновьями оттащил на пляж кучу длинных досок, разместив их на бочках из-под оливок и на шлакобетонных блоках, соорудив таким образом импровизированные скамейки и столы, протянувшиеся от дороги до самой кромки моря. На них могло уместиться в два-три раза больше человек, чем в кафешках Верхней Ливади. Пока они всем этим занимались, я оставался на своем посту, обслуживал клиентов и готовил, пуская в дело то немногое из продуктов, что у нас еще осталось.

Где находились в это время Даниэлла с Сарой и Мэттом, я, пожалуй, и не вспомню. На фоне всех дел, которыми мне предстояло заняться, местонахождение моей семьи казалось мне малозначительным. Образы жены и детей словно выцвели, истерлись, словно улыбающиеся, немного озадаченные лица на фотографии, сделанной когда-то давно и выгоревшей на солнце. Ничего, у меня еще будет на них время. Когда я буду купаться в деньгах…

В четыре часа мы перестали обслуживать клиентов и бросили все силы на последние приготовления к вечеру. Мы устроили в обеденном зале генеральную уборку, а кухонные столы и застекленные шкафы расставили так, чтобы они образовывали некое подобие буфетной стойки. Предполагалось, что посетители будут вставать к ней в очередь, выбирать себе блюдо, после чего самостоятельно относить свои тарелки за столики.

— Деметра с Мемисом останутся на кухне. Они будут готовить и резать салаты, — приказал Теологос. — Савас и Ламброс будут подносить еду, а ты, Тома, отвечаешь за напитки. Я сяду там, в конце очереди. — Он ткнул пальцем на маленький столик возле двери. На нем стояла коробка из-под сигар, которой предстояло сыграть роль кассового аппарата. — Буду выписывать счета и собирать деньги. Курайо, Тома! Мужайся! Сегодняшняя ночь — наша! — С этими словами он хлопнул меня по спине.

В семь часов вечера пришли музыканты. Они расположились на маленькой сцене в обеденном зальчике рядом с буфетной стойкой и поспешили на кухню что-нибудь перехватить, перед тем как начнется наплыв гостей.

Через полчаса пошли первые посетители — это были семьи с детьми, среди которых, насколько я понимаю, были и мои. К половине девятого полностью стемнело, и бесконечным потоком полились посетители.

Поначалу все проистекало в бодрой веселой атмосфере — заказы быстро приносили, порции накладывали с горкой — их размеры вполне соответствовали той непомерной цене, которую с посетителей сдирал Теологос, а на улице за столиками всем хватало места.

Потом, как только музыканты разобрались по местам и качали играть, обстановка быстро начала меняться. В Греции считается, что чем громче музыка играет, тем оно лучше. Именно поэтому никто не сравнится с греками в страсти к огромным, чудовищным музыкальным автоматам, которые врубают на полную мощность даже в самых крошечных забегаловках. Не надо обладать богатым воображением, чтобы представить, какой концерт закатили музыканты, когда им дали волю. Казалось, им было мало, что их слышали все обитатели острова. Создавалось впечатление, будто они хотят, чтобы их музыка доносилась до всех пределов восточной части Эгейского моря. А теперь представьте, каково было тем, кто находился и работал в замкнутом помещении рядом с оркестром, в непосредственной близости от сцены и микрофонов.

Когда музыканты играли, а надо сказать, что, как только посыпались первые купюры, они практически не замолкали, в процессе общения с клиентами приходилось кричать на пределе возможности голосовых связок — иначе вас никто бы просто не услышал. Таким образом, посетители орали на нас, мы на посетителей, и волей-неволей в наших воплях вскоре начали проявляться нотки истерии и ярости.