Фотограф смерти, стр. 14
Часть 2
Светотени
Старый дом глотал дождь сквозь пробоины крыши. Вода собиралась на чердаке и просачивалась в квартиры. На стенах появлялись темные потеки, возобновляя русла пересохших рек. Гудели водосточные трубы. И желтые пенные водопады устремлялись по каменным желобам, заливая и двор, и клумбы.
Наблюдатель смотрел на дождь сквозь толстое стекло. Порой он наклонялся, касаясь холодной поверхности щекой, и тогда по стеклу пятном-амебиной расползалось дыхание. Но вот он сполз с подоконника и, запахнув полы старого халата, забрался на кровать. Человек лежал, пока не уснул, а проснувшись, осознал: дождь закончился. В доме царила дряхлая тишина. Изредка она сдавалась, пропуская скрип половиц или стон камня. Порой разрывалась под бурчанием труб – у дома по-старчески барахлила канализация. Но когда тишина затягивала раны, становилось хорошо.
Человек прошел на кухню – тапочки со стертыми подошвами скользили беззвучно – и поставил чайник. Достал из холодильника фаянсовую тарелку с брикетом масла, круглый кус вареной колбасы и половинку батона.
Батон он нарезал крупными ломтями, а масла сверху клал чуть-чуть, для запаха.
Из комнаты он принес большой черно-белый портрет, который установил на детском стульчике. И сел лицом к портрету.
– Я так по тебе соскучился. – Он тщательно размешал сахар. – Я хочу, чтобы мы снова были вместе. А Женька говорит, что это невозможно.
Бутерброд он начал объедать, откусывая по периметру.
– Женька просто не понимает. Но мы-то знаем, в чем секрет.
Человек вытер губы.
– У меня есть твоя пластина. Я храню ее. Уже недолго. Я нашел то, что нужно.
Дашка слушала дождь. Шелест мешал уснуть и не позволял сосредоточиться. Мысли прямо в голове сырели и покрывались плесенью. И сама Дашка тоже покрывалась плесенью, от макушки до пят и обратно.
Так ей и надо, дурочке стоеросовой, идиотке дипломированной.
Попалась на крючок? Сиди и не дергайся. Хотя, конечно, послать бы к чертям собачьим Артемку с его профессиональным интересом. Что Дашке со статьи? С разговоров? Она толстошкурая и выдержит, а «Харон» все равно закрывать собралась. Остается одно слабое место – Адам.
Там-да-дам.
Он в клинике. Но любопытствующие и до клиники доберутся. Станут выспрашивать, вынюхивать… или прямо обвинят?
Дашка натянула одеяло на голову: она подумает обо всем завтра.
Но сон не шел, дождь усиливался, тоска тоже. И Дашка встала. Она дошла до кухни, вытащила начатую бутылку ликера и, плеснув в стакан, подняла его:
– Ваше здоровье, господа. Чтоб вам всем…
Но уснуть не выйдет. И Дашка нашла себе занятие.
Белый лист на столе. Пара карандашей и старая резинка. Бутылка. Бокал. Память.
Лицо, которое не было живым, но должно было таковым казаться. Если обратиться к Вась-Васе за снимком… Дашка не станет обращаться.
Вторая линия рассекла лицо надвое, третья и четвертая довершили разделение. Лоб высокий. Нос широкий. Толстые губы и мягкий подбородок.
– Точка, точка, запятая, – мурлыкнула Дашка, вырисовывая левый глаз, – вышла рожица кривая.
И правый получился почти симметричным.
А ликер закончился. И дождь тоже. Спать пора? Пора. Теперь она сумеет заснуть.
Утро принесло еще одну порцию стыда и звонок в дверь. На пороге стоял Артем.
– Привет, звезда моя, – он отсалютовал скрученной в трубочку газетой. – Держи. Читай. Наслаждайся. Заодно можешь чаем угостить. Или кофеем. Я не привередливый.
– Обойдешься.
Дашка газету брала с брезгливой настороженностью. Анонс на первой полосе. И статья на разворот.
– Я был предельно объективен! – Голос Артема донесся с кухни. – Так что с тебя причитается.
– Леденящие кровь события? – Дашка хмыкнула. – Загадочная смерть в морге? Ты приврал.
– Самую малость. Ты что пить будешь? Чай? Кофе? Коньячок? Смотри, старушка, так и в алкоголики недолго записаться.
Статья была почти нейтральной. Имя Тынина не поминалось. Зато имелась фотография Дашки. Господи, ну и страшна же она! Волосы дыбом, взгляд бешеный, оскал волчий. Когда это Артемка снял? В клубе? У дома? А разницы нет – отвратительно вышло.
– Личность пока не установили, – Артем появился с двумя кружками. – На вот, похлебай горяченького – полегчает.
Горячий чай был в меру крепок и в меру сладок. Следовало бы сказать спасибо, но Дашка сдержалась: обойдется.
– Итак, имеем неизвестного с липовыми документами и странными сексуальными фантазиями.
– Не в сексе дело, – буркнула Дашка.
– Да ну? И почему же?
Насмешка в глазах задела. За кого он Дашку принимает?
За дуру с явной склонностью к алкоголизму.
– Слишком сложно. Сексом он и внизу мог бы заняться. Но он потащил тело наверх. И заметь, на руках нес. Мог споткнуться, уронить, разрушить собственную работу. Для чего?
– Для чего? – эхом повторил Артем.
– Принес и уложил…
Дашка замолчала, прикидывая возможности. Верить мальчишке нельзя, это понятно, но использовать – можно. Обратись она к Вась-Васе, тот изымет фотографию и скажет не вмешиваться. Артемка – дело другое… третье и четвертое.
И Дашка решилась. Она принесла папку и выложила содержимое на стол.
– Смотри. Он в точности повторил эту сцену.
Артем протянул было руку к фотографии, но Дашка шлепнула по пальцам:
– Трогать нельзя. Если ты и дальше хочешь со мной дружить.
– Хочу. Теперь – хочу. – Он подвинулся и уткнулся в снимок. – Старый, да? Копию сделать не дашь?
– Пока не дам. Но если мы подружимся, то все мое будет твое.
– Мы подружимся, – пообещал Артем. – Значит, он не желал… обесчестить труп?
Эта его пауза и осторожное словечко удивили Дашку. А мальчик не настолько циничен, каким желает казаться.
– Не желал. Наверное. Он сделал новое лицо. Переодел. Поднял. Уложил, как на снимке. И родинку нарисовал. Зачем?
Артем думал недолго:
– Чтобы сфотографировать.
Вскочив, он описал полукруг и оказался за Дашкиной спиной.
– Есть такая техника… я слышал… я не помню, как она называется… но короче, там фотограф все делает как на старой картине. Или вот на фотографии. Получается, что оно вроде и новое, и не совсем. И вот он точно так же. Новое, и не совсем. Класс!
Дашкины мысли работали много медленнее. Она закрыла глаза, вспоминая вчерашний день. Зал. Колонны. Мусор. Вазы с орхидеями. Тело на постаменте. Тело на полу. Один плюс один. И в два не складывалось.
– С ним не было камеры, – сказала Дашка.
– Именно! Ее забрал убийца! – Артем, наклонившись, поцеловал Дашку в макушку. – Умница ты моя. Теперь я знаю, где искать нашего неизвестного. Ну или догадываюсь. Ты со мной?
Конечно. Этого типа ни на минуту нельзя выпускать из поля зрения.
Всю ночь Елена проворочалась в постели. Стоило закрыть глаза, как мягкая кровать вдруг превращалась в болото. Елена падала и, пробивая толщу матраца, оказывалась в вывернутом наизнанку месте. Там на нее смотрели мертвые лица с нарисованными глазами.
Елена пыталась сбежать из этого сна, но ее не отпускали.
– Эй, подруга! – крикнул кто-то. – Проснись же!
Елена очнулась и стряхнула цепкую Динкину руку.
– Ну ты и… – Динка не обиделась. – Приболела, да? Я Валику скажу, что ты приболела. И Мымре тоже…
– Нет.
Не время расслабляться. Елена встанет. Она не больна. Просто кошмар. Случается.
Умывалась Елена ледяной водой. Расчесывалась долго, хотя и видела, что опаздывает. И только когда хлопнула дверь – Динка таки не дождалась, – Елена нашла в себе силы выбраться из ванной комнаты.
Дальше – проще. Натянуть джинсы, собрать волосы в узел, глянуть в зеркало – лицо осунулось, а на скулах вспыхнул румянец – и вызвать такси. Упасть на сиденье. Закрыть глаза. Пятнадцать минут полудремы. Проснуться. Рассчитаться, ловя непослушными пальцами купюры. Выйти. Войти. Рожденный кондиционером ветер донес Валиков рык: