Дюна: Дом Харконненов, стр. 18

Один из охранников подал сигнал тревоги, и все пригнулись, застыв в испуганном молчании. Приглушенный свет плавающих шаров едва рассеивал тьму. К'тэр затаил дыхание.

Раздался жужжащий звук. Над заброшенным зданием пролетал патрульный орнитоптер со следящей аппаратурой, которая могла обнаруживать постороннюю вибрацию и движения. Густые тени покрывали лица подпольщиков. К'тэр начал лихорадочно прикидывать, каким выходом он воспользуется, если придется быстро покинуть это место, чтобы нырнуть в спасительную темноту.

Однако жужжание стихло, удаляясь к противоположному краю подземного грота. Через несколько секунд люди опомнились и, выпрямившись и вытирая со лба пот, принялись переговариваться приглушенными голосами. Кое-где раздавался нервный смех.

Встревоженный К'тэр решил немедленно покинуть здание и собрал в сумку остававшиеся на столе вещи. Он запомнил время и место следующей встречи, вгляделся в лица, запоминая их на тот случай, если этих повстанцев схватят и он никогда больше их не увидит.

На прощание он кивнул Мираль Алехем, а потом выскользнул в иксианскую ночь, расцвеченную искусственными звездами. К'тэр уже знал, где проведет остаток ночи и каким удостоверением личности будет пользоваться завтра.

***

– Роскошь – удел аристократов, Лиет, – сказал Пардот Кинес, когда вездеход, в котором он сидел с сыном, раскачиваясь, продвигался по неровной дороге. Здесь, где они были вдвоем, вдали от посторонних ушей и глаз, Пардот мог называть сына сокровенным именем, не употребляя прозвища, предназначенного для ушей чужестранцев, – Вейчих. – На этой планете надо уметь в мгновение ока оценить окружающую обстановку, здесь всегда находишься в состоянии полной готовности. Если не усвоишь этого урока, то долго здесь не проживешь.

Легко справляясь с несложным управлением, Пардот жестом указал на текучий утренний свет, который начинал разливаться над вершинами дюн.

– Но в этом мире существуют и свои вознаграждения. Я вырос на Салусе Секундус, и даже в той изуродованной планете была своя прелесть, хотя ничто там не могло идти ни в какое сравнение с чистотой Дюны.

Кинес выдохнул, оттопырив жесткие потрескавшиеся губы. Лиет продолжал смотреть на ландшафт сквозь стекло из прозрачного поцарапанного плаза. В отличие от своего отца, который высказывал вслух любую мысль, которая приходила ему в голову, и произносил то, что любой фримен прятал в душе, как религиозное откровение, Лиет предпочитал молчать. Прищурив глаза, он всматривался в пейзаж, стараясь приметить, все ли находится на своих местах. Надо быть бдительным.

На такой суровой планете, как Дюна, надо развивать в себе способность хранить память о восприятиях, чтобы в нужный момент включить нужный для выживания навык. Хотя отец был намного старше, Лист не думал, что он, Пардот, понимает жизнь лучше, чем он. Ум Пардота Кинеса обладал мощными концепциями, но сам старший Кинес воспринимал их, как некие эзотерические данные. Он не понимал пустыню ни сердцем, ни душой…

Кинес жил среди фрименов уже много лет. Поговаривали, что император Шаддам IV был не слишком заинтересован в деятельности планетолога, и поскольку тот не просил ни о финансировании, ни об оборудовании, то его решили забыть и предоставить самому себе. Шаддам и его советники перестали ждать великих откровений в периодических донесениях планетолога.

Это вполне устраивало Пардота и тем более его сына.

Во время своих путешествий планетолог часто заезжал в деревни, где люди плоскогорья и ущелий влачили жалкое существование. Истинные фримены редко смешивались с жителями поселков и смотрели на них с плохо скрытым презрением, как на размазней и окультуренных неженок. Лиет не согласился бы жить в такой деревне за все деньги империи. Но Пардот часто навещал такие селения.

Отец и сын объезжали на вездеходе ландшафты планеты, качаясь на разбитых дорогах и тропах, заглядывая на метеорологические станции и собирая планетологические данные, хотя подразделения верных Пардоту фрименов с радостью выполнили бы эту опасную работу за своего умму.

Черты лица Лиета Кинеса в общем повторяли черты его отца, хотя у сына было более худое лицо и близко посаженные глаза, унаследованные им от фрименской матери. У мальчика были светлые волосы и совершенно гладкий подбородок, хотя, видимо, с возрастом он отпустит такую же бороду, какую носил великий планетолог. Белки глаз Лиета были подернуты синевой пристрастия к пряности, поскольку вся еда и напитки фрименов были обильно сдобрены меланжей.

Лиет услышал, как отец резко выдохнул воздух, когда вездеход сильно качнуло на выщербленном краю каньона, на том месте, где располагалась ловушка влаги, направлявшая ее в сторону скрытых побегов низкорослого кустарника и травы.

– Понятно? Жизнь порождает жизнь. Планета пройдет стадию прерии, которая через несколько поколений даст начало лесам. В песке здесь содержится много соли, а это значит, что раньше здесь было океанское дно, а меланжа имеет щелочную реакцию. – Пардот хохотнул. – Люди в империи будут в ужасе, если узнают, что мы используем пряность как побочный продукт для удобрения земли.

Он улыбнулся сыну.

– Но мы знаем истинную цену вещам, э? Если мы сумеем расщепить пряность, то сможем заставить растения усваивать белок. Даже сейчас мы, если бы поднялись на достаточную высоту, смогли бы увидеть участки зелени, которые удерживают дюны на месте.

Молодой человек вздохнул. Отец – великий человек, захваченный величественной мечтой о будущем Дюны, но Пардот Кинес вряд ли способен видеть то, что происходит у него под носом. Лиет понимал, что если Харконнены обнаружат заросли зелени, то уничтожат их, а заодно примерно накажут всех фрименов.

Хотя Листу было всего двенадцать лет, он уже участвовал в рейдах со своими фрименскими братьями, и ему случалось убивать солдат Харконненов. Больше года он и его друзья, ведомые бесстрашным Стилгаром, поражали цели, на которые никто больше не обращал внимания. Всего неделю назад товарищи Лиета взорвали дюжину орнитоптеров на запасной площадке. К несчастью, патрули Харконненов отыгрывались на беззащитных деревнях и их несчастных жителях, не делая разницы между оседлыми, смирными и дикими вольными фрименами.

Сын ничего не говорил отцу о своих партизанских подвигах, зная, что отец не поймет их необходимости. Задуманное заранее насилие, по каким бы причинам оно ни осуществлялось, было чуждо пониманию планетолога. Однако Лиет делал то, что должно.

Сейчас их вездеход приблизился к деревне Байларское Становище – так было обозначено на карте селение, спрятанное у подножия гор. Пардот продолжал рассуждать о меланжи и ее особенных свойствах.

– Пряность обнаружили на Арракисе слишком рано. Это отодвинуло срок начала по-настоящему научного ее исследования. Было бы очень полезно, если бы с самого начала никто не знал бы ее таинственных свойств.

Лиет обернулся и посмотрел на отца.

– Думаю, что тебя назначили на Дюну именно для того, чтобы ты изучил свойства пряности.

– Да, но нам предстоит более важная работа. Я все еще регулярно отправляю ко двору императора донесения о том, что продолжаю свою работу, правда, не очень успешно.

Рассказывая о том, как он первый раз побывал здесь, Пардот направил вездеход к скоплению жалких домишек цвета песка и пыли.

Вездеход перевалил через гребень скалы, но Лиет не обратил внимания на толчок, пристально вглядываясь в строения деревни и щурясь от яркого утреннего света пустыни. Рассветный воздух был хрупок, как хрусталь.