Ключик к мечте, стр. 15

Тем временем все эти устремленные на меня взгляды жадно искали боль в моих глазах.

— Привет, — сказала я как можно небрежней.

— Привет, Мил, ты как? — послышались отдельные голоса. Наташка молчала. Даже не поздоровалась. Обижается.

— Спасибо, — я пожала плечами, — нормально. На бульваре опавшие листья. И вправду — середина сентября, деревья уже облетают…

Они непонимающе напряглись: при чем тут листья? О чем это я? Где же долгожданное шоу? И вдруг девчонки оживились, глядя мне за спину.

Сегодня, когда с моих глаз словно спала темная повязка, я понимала все удивительно отчетливо. Даже не оборачиваясь, я знала, кто там, но все-таки не удержалась и повернула голову.

Макс шел уверенной и вместе с тем какой-то удивительно грациозной походкой. Ветровка расстегнута, в ушах — плеер, в руке тлеет недокуренная сигарета.

Мне не хотелось смущать его, но он споткнулся о мой взгляд, выронил сигарету, глаза виновато и испуганно забегали.

«А ведь тебе нелегко! — поняла я. — Совсем нелегко!» Вина и беспокойство скользили в каждом движении Макса. Мне стало жаль его — как жалеешь увиденного на улице бездомного щеночка. В лощеном, уверенном Максе вдруг всплыло нечто одиноко-щенячье, беззащитное, беспомощное.

— Привет, не переживай, все хорошо, — успокоила я его и пошла в аудиторию.

Целых три пары потребовалось Максу, чтобы переварить услышанное. Он подошел ко мне на перемене перед последней парой.

— Мила, ты извини, я боюсь, ты думаешь обо мне плохо… Я должен объяснить…

На его лоб упала прядка волос, пересекая бровь резкой прямой чертой и превращая ее в знак «плюс».

Плюс на минус — все равно дает минус. От законов математики не убежать.

— Нет, — остановила я, — не надо, пожалуйста, Макс. Не унижайся.

Его лицо напряглось, яснее обозначились скулы.

— Ты мне ничего не должен, не переживай. — Я улыбнулась.

И ушла, оставив его в коридоре — одинокого, непонимающего.

Мне было больно и вместе с тем легко.

Любовь похожа на рак. Она зарождается в организме исподволь, совершенно незаметно, затем протягивает свои щупальца во все стороны, по пути меняя каждую клетку, через которую проходит, внося в программу жизни ошибку, рано или поздно оказывающуюся роковой. На определенной стадии лечение уже бесполезно. Но я-то чувствую, что еще не погибла. У меня есть силы, чтобы бороться.

После учебы я, помирившись с Наташкой (ну да, я знаю, что из нее не слишком-то надежный друг, но порой нуждаюсь в компании), мы с девчонками пошли по магазинам. Когда мы уже выходили за ворота, нас догнал Володя, друг Макса, и отозвал меня в сторону.

— Мил… — Он опустил голову, пялясь куда-то себе под ноги. — Я не понимаю, что происходит с тобой, с Максом… Знаешь, я думаю, он встречается с Наташкиной сестрой.

— С кем? — переспросила я, оглядываясь на поджидавших меня девчонок.

— Ну с Леной, с Наташкиной сестрой.

Я истерично расхохоталась, а Володя смотрел на меня как на умственно отсталую.

— Володь, не гони, ей всего десять лет. Ты считаешь, что Макс стал педофилом? — наконец смогла выдавить из себя я. Ну да, после моей сестры Максу только и оставалось, что встречаться с Наташкиной!

— Десять?! Не может быть! Я думал, ей лет семнадцать-восемнадцать!

Это уже интереснее. Володя видел ее.

— Так ты ее знаешь! — догадалась я, уставившись ему в лицо.

Володя замотал головой и отчаянно покраснел. Некоторых парней можно читать, как открытую книгу, — они ну совершенно не умеют притворяться.

Через три минуты допроса картина оказалась совершенно ясна — так, как будто мне записали ее в виде уравнения: все на своих местах и сходится с ответом.

Эля в роли серого кардинала, сплетающего прочную сеть интриг, вызвала мое искреннее восхищение. Я всегда знала, что она упорная. Еще в детстве, разбивая коленку, она не плакала, а поднималась, закусив губу. Тогда она ходила за мной по пятам, повторяя мои слова, и усердно подражала мне во всем. Она казалась мне кривым зеркалом, где мое собственное отражение приобретает гипертрофированные уродливые черты. Мне было тяжело и больно смотреть на нее. Я знала, что не права, отталкивая ее от себя, но не могла смотреть ей в глаза — карие, уже тогда внимательные и требовательные.

Теперь мы с ней соперницы.

Эмилия и Эльвира — вот уж точно две сестрички-птички.

— Так ты знаешь ее! — повторил Володя мои же слова.

— Конечно. Это моя сестра. Передать ей что-нибудь?

Он нахмурился, сосредоточенно размышляя. Володя хороший, только уж очень простой, назамысловатый. На фоне утонченного красавца Макса он кажется медведем в посудной лавке — неуклюжим и твердолобым.

— Нет, не надо, — наконец решил он. — Я, наверное, пойду? До завтра?

— Счастливо, — кивнула я и направилась к поджидавшим меня девчонкам.

— Ну, Мила?

— Что он хотел от тебя?

— Это как-то связано с Максом? — накинулись они с вопросами, точно стая голодных чаек на рыболовецкий корабль.

— Просто поболтали. О личном. — Я улыбнулась, чувствуя, как половина собравшихся девчонок напряженно думает, соотнося меня и Володю: если бы из нас вдруг сложилась пара — вот достойная тема для сплетен!

— Мне кажется, мы собирались в магазин, — напомнила я, — кажется, в Motivi [7]завезли новую коллекцию.

Это был аргумент, и мои институтские приятельницы — никто ведь не назовет их подругами — на время позабыли обо всем перед лицом ее величества моды.

Глава 9

Простые вещи

Я не сомневалась, что Макс позвонит мне, чтобы попросить прощения. Однако уже семь вечера, а на мобильнике, лежащем передо мной на столе, ни одного вызова. Безжизненно-серый экран ужасно раздражает меня. Я сначала отодвигаю мобильник подальше, затем закрываю его книгой… Все равно не помогает.

Макс не звонит. Милы тоже еще нет. А поэтому в голову лезут всякие бредовые мысли. Мила и Макс. Ха-ха-ха! Это было бы очень смешно.

К половине восьмого, посидев «Вконтакте», сделав домашку и даже написав заданное сочинение, я все-таки набрала номер Макса.

— Эль, привет.

В голосе ни на цент энтузиазма.

— Почему ты не перезвонил мне?

— Был занят. А что случилось? Что-то срочное?

Сегодня его голос и не узнать — его словно подержали в холодильнике и заморозили, как продукты для длительного хранения.

— Ничего! — рявкнула я, едва удерживаясь от того, чтобы швырнуть мобильник в стену.

— Эль, ну извини, виноват. Скажи, что случилось? — он говорил со мной тоном взрослого, уставшего от проказ маленького ребенка и все же вынужденного подлаживаться.

Разговаривать невозможно, а тем более — делиться прошлой, уже давно отгоревшей радостью.

Я нажала на «отбой», отключила мобильник, а затем, немного подумав, нажала клавишу на трубке домашнего телефона. Пусть теперь хоть обзвонится, слушая поочередно то короткие гудки, то «Абонент временно недоступен».

Вернулась Мила. Я слышала, как они разговаривают с матерью в соседней комнате. Я подслушивала, стоя у двери так, чтобы меня никто не заметил, но они вовсе не интересовались мной, так что меры предосторожности можно было бы и не предпринимать. Мила рассказывала, что была с девчонками в торговом центре, и демонстрировала новоприобретенные курточку и юбку.

Прислонившись затылком к холодной притолоке, я чувствовала, что оживаю. С девчонками — это хорошо. Девчонки — это не Макс. Вряд ли он ходил бы с ней по магазинам. Но тогда из-за чего изменилось его отношение ко мне? Он нашел другую девчонку? Наташка из Милкиной группы? Кто-то еще? Кто бы это ни была, ей не поздоровится. Только дайте до нее добраться!

Поговорив с мамой, Мила вернулась в комнату (я уже успела занять свое место за столом) и, не сказав мне ни слова, села за компьютер.

В последние дни мы с ней старательно изображаем чужих и даже незнакомых людей, волей случая оказавшихся в одной комнате.