Мстислав Великий. Последний князь Единой Руси, стр. 61

Он встал, подошел к ней, обнял за плечи. Она порывисто прижалась к нему. Мир был восстановлен. Но каждому было ясно, что еще много у них впереди таких стычек, потому что оба родились с горячими и вспыльчивыми характерами и не очень склонными к уступкам.

В избушке пробыли три дня. Потом они будут вспоминать об этом времени как о лучших днях в своей жизни и часто, тая про себя теплые чувства, спрашивать друг друга:

– А помнишь, как было в маленькой избушке?..

Там же, в избушке, признался он ей в одной нечаянной лжи:

– Я не князь черниговский. Там правит мой дядя Ярослав. А мне выделен небольшой удел недалеко, в городе Сновске.

– А почему скрыл?

– Ты бы даже не поняла, о каком месте говорится – сновский князь...

– Ну и что? Главное, будешь постоянно рядом со мной.

– Ты не расстроилась?

– Нисколечко.

– А мне обидно. Братьев наделили такими волостями, с такими доходами, что от зависти глаза на лоб лезут.

– На нас с тобой хватит?

– Ну разве что на нас с тобой!..

– Больше мне ничего не надо! А места там хорошие?

– Еще какие! Река Десна привольная и леса безбрежные!

– Райский уголок. А ты еще жалуешься!

Свадьбу сыграли быстро. Мстислав и Добраслава на нее не приехали, но Пригожа была уверена, что в конце концов они смирятся, и оказалась права. Уже с рождением первого ребенка оба явились в Сновск с большими подарками и пробыли в гостях целую неделю.

Не смирился только владимирский князь Ярослав. Мстя за оскорбление, нанесенное ему бегством Пригожи, он вошел в союз с поляками и в 1117 году напал на волости Ростиславичей и занял земли по реке Горыни, которые были издавна закреплены за Киевским княжеством. Великий князь объявил сбор войска в Киеве, чтобы наказать смутьяна. Пришли с дружинами Давыд Святославич черниговский, Ольговичи во главе со старшим Всеволодом, все Мономаховичи, а также Василько и Володарь. Шестьдесят дней Владимир был в осаде, наконец сдался. Князь Ярослав покорно вышел из крепости и встал на колени перед великим князем всея Руси...

ХХVIII

Владимир Мономах чувствовал, как уходили годы, таяли силы. Постепенно все дела по управлению страной он передавал в руки Мстислава. Сам же все чаще задумывался над тем, как рассказать людям, в первую очередь сыновьям, все, что им выстрадано, передумано, чтобы смогли они достойно отстаивать его дело, чтобы разумно управляли страной, боролись с его врагами и вели хозяйство в своих волостях... Так рождалось знаменитое «Поучение князя Владимира Мономаха».

В стране тотчас уловили отход Мономаха от руководства державой, некоторые князья поспешили воспользоваться им, проверить крепость государственной власти. В 1116 году минский князь Глеб вторгся в смоленские земли, разорил дреговичей, сжег город Луческ. Мстислав с досадой слушал сбивчивый голос запыхавшегося гонца, рассказывавшего о бесчинствах полочан. Снова Полоцк, снова племя Всеслава! Он еще помнил единственное поражение в своей жизни, полученное под Великими Луками, перед его глазами стояла яркая картина, как хрупкая женщина, вскинув тонкие руки, остановила полочан, повела их в решительное наступление, и те сокрушили новгородцев... Нет, такое простить нельзя! Настал подходящий момент, чтобы отомстить за прежнее унижение, поставить на колени все Полоцкое княжество!

С этими мыслями он и пришел к отцу. Мономах внимательно его выслушал, сказал:

– Ты прав, сын, гордых и заносчивых князей полоцких надо крепко проучить, чтобы они успокоились и тихо жили в своих владениях, не беспокоя соседей. Но сколько мы пролили русской крови!.. Только в полоцкой земле я сжигал Полоцк, Минск и другие города, уводил людей и селил в своих владениях, отнимал пожитки. А надо ли наказывать из-за дурости князей подданных его? Может, следует расправиться только с самим Глебом? Привезти в Киев и посадить в поруб. Пойди, сын, в Полоцкое княжество, разберись на месте и поступай так, как подскажет тебе здравый смысл и твоя совесть.

Слова Мономаха отрезвили Мстислава. Он приложил усилия и постарался загнать обиду в далекие уголки души, забыть о ней и решил кончить дело миром.

Поразмышляв несколько дней, Мстислав направил послание Глебу, предложив ему вернуть награбленное у дреговичей и возместить ущерб от сожженных домов и строений, а самому отойти в пределы своего княжества. Отправив гонца, он стал с нетерпением ждать ответа.

Ответ пришел быстро. «Негоже удельному князю Мстиславу, – высокомерно и дерзко писал Глеб, – указывать мне, хозяину отчей земли, что делать и как поступать. Правь, князь, в своей волости, и я тебе в том не помеха, как и ты мне».

Тогда Мстислав решил действовать решительно и быстро. Он собрал киевскую рать, дружину отца, а также войска своих братьев Ярополка и Юрия и стремительно двинулся к Минску. Город оказался хорошо укреплен, Глеб стянул в него большие силы, вооружил горожан. Полоцкая земля испокон веков воевала с Киевом, поэтому народ был настроен весьма воинственно. Было ясно, что взятие города потребует очень больших жертв.

Тогда Мстислав обложил город со всех сторон, а на небольшом холме, на виду у горожан построил для себя добротную избу, показывал тем самым, что собирается к долгой и изнурительной осаде. Его войска расползлись по волостям, собирая ествы для людей и корм для скота.

У Мстислава было много свободного времени, и он стал интересоваться, в каком состоянии находится Полоцкое княжество. Ему приводили знатных граждан, и они поведали ему, что во главе княжества стоит Михаил, человек смирный, не воинственный и очень добрый. Под стать ему и княгиня Росава, только характером потверже и посуровее. Правят они вместе, но окружающие считают, что князь ее во всем слушается и решающее слово принадлежит ей. Никогда они не затевали войн, и можно уверенно сказать, что Глеб действовал без их ведома.

При имени Росавы что-то дрогнуло в груди Мстислава, но он тотчас отмел всякую связь между своей первой любовью и полоцкой княгиней. Мало ли девушек на Руси с именем Росавы!

Осада продолжалась успешно. Минск больших запасов не имел, и уже через месяц из крепости вышли знатные люди и священники с мольбой о мире.

– Смилуйся, князь, над нами. Ведь мы одного рода-племени и веры православной, – говорили посланники Минска.

Мстислав прохаживался перед ними, раздумывая, что ответить. Сначала он хотел потребовать, чтобы Глеба привели к нему в оковах, да не забыли рядом с ним отправить и тех приспешников, которые толкали его на братоубийственную войну. Но тут же подумал, что крайняя суровость порождает ответную жестокость, что, унизив, он сделает из Глеба своего вечного врага. А ему нужны были воины Полоцкого княжества для борьбы с половцами и другими супротивниками. Нужен был Глеб-союзник, а не Глеб-враг.

Поэтому ответил:

– Внял я вашей просьбе, господа минчане. Не будет разорения вашему городу. Но князь Глеб должен выйти ко мне со своим окружением, вселюдно попросить прощения и торжественно пообещать жить в мире и покое. Он должен также дать княжеское слово при первом зове нашем являться с дружиной и помогать в борьбе с супостатами.

Поклонились Мстиславу минчане и побрели обратно в город.

А наутро из крепостных ворот вышло небольшое шествие. Впереди шли священники с иконами, следом за ними двигался Глеб в окружении своей семьи и бояр. Мстислав по мере приближения князя старался разглядеть выражение его лица, понять, чем живет и дышит этот человек. Сухое, изможденное лицо схимника, хитрые бегающие глаза, ускользающий взгляд... Что его подвигло на разбойное нападение? Или старая закоренелая болезнь ненависти к окрестным племенам, или желание пограбить, которое живет веками в военных людях, или, наконец, эта разъедающая Русь смута, которая, как снежный ком, нарастает из года в год?..

Глеб остановился и, потупив взгляд, молчал; не желал говорить и Мстислав, дожидаясь, что скажет крамольный правитель.

Наконец Глеб разлепил сухие губы, сказал надтреснутым голосом: