Русский легион Царьграда, стр. 37

Варанги молчали, не двигаясь с места.

– Велите отдать приказ моим воинам? – спросил толстощекого вельможу начальник стражи.

– Прежде чем отдать приказ, подумайте, сколько стражников останется у вас после стычки, ведь каждый из этих воинов стоит десяти ваших. А если об этом узнают остальные варанги, то я не смогу поручиться не только за ваши жизни, но и за жизнь самого Богоподобного. Да и как он сам отнесется к вашим действиям? Думаю, надо было вам делать это в другое время и в другом месте, – сказал вполголоса Карл, обращаясь к предводителю стражников и поглядывая на вельможу.

– Я делаю это во имя нашего великолепнейшего и божественного императора, во имя сохранности его наиценнейшей жизни и с его соизволения, дабы уничтожить заговор в самом его зародыше! Обыщите эту грязную нору! – переходя на крик, тонким голосом завизжал толстощекий, брызжа слюной. Стражники рванулись вперед, но, натолкнувшись на преградивших им путь варангов, в нерешительности остановились. Многие из них растерянно поглядывали на своих предводителей.

– Пропустить стражу! Это приказываю вам я, легаторий Трифон Филантропен! – взвизгивая, вскрикнул вельможа. Орм подался вперед, Мечеслав повторил его движение. Варанги заволновались, задвигались, недовольно покашливая. Кто-то взял со стола тяжелый глиняный кувшин, кто-то подтянул поближе скамью, кто-то незаметно достал спрятанный нож. Ныне оружия они при себе не имели; базилевс своим указом отменил эту привелегию, сравняв варангов с русскими и варяжскими купцами, коим запрещалось находиться в городе при оружии. Теперь, после побед под Хрисополисом и Авидосом, когда опасность потери короны миновала, Василий мог себе позволить это, к тому же угрозы русского князя Владимира, из воинов которого в основном состоял легион варангов, и несколько мелких стычек в Константинополе, закончившихся кровопролитием, принудили его к этому поступку. Стражники, отступив на шаг, выставили перед собой копья. Карл ухмыльнулся: «О господи! В тесном помещении, с копьями, против опытных варангов, бездарь! Надо остановить это безумие!» – подумал он. Варанги наседали, стражники занервничали. В воздухе запахло кровью.

– Остановитесь! – неожиданно раздался голос Стефана. – Я отдаю себя правосудию, хоть и не ведаю за собой вины перед базилевсом!

Неспешным шагом он прошел мимо затаивших дыхание варангов. Подойдя к стражникам, он повернулся лицом к товарищам и, положив правую руку на сердце, громко сказал:

– Спасибо, други! Благодарю вас! Для меня было за честь сражаться вместе с такими славными воинами, как вы! Я всегда и везде, до конца своей жизни буду помнить вас, вашу верность и наш русский легион! Не скорбите, не печальтесь по мне. Может, и свидимся еще, надеюсь на справедливость и милость базилевса! – он бросил грустный прощальный взгляд на друзей и в окружении стражников направился к выходу.

– Еще недавно сидели мы за этим столом с Рагнаром, но нет его уже с нами, а теперь и Стефана увели, – Орм присел на скамью. – Чаю я, не свидимся мы с ним более.

– Может, вызволим его? – сказал с жаром Сахаман.

– Эх, Сахаман, Сахаман! Ежели бы здесь все было так просто! – грустно усмехнувшись, ответил Орм.

– Чаю, уже не быть нам в охране царской, – сказал Мечеслав.

– Да, более не доверят нам беречь жизнь благочестивого. Как бы еще в темницу не заточили, – промолвил Злат.

– В темницу не заточат, замятни средь руссов побоятся, но и в Царьграде не оставят, – сказал Орм, наливая себе в кубок вина.

Так и случлось. По прошествии нескольких дней Орм, Мечеслав, Злат и Торопша уже шли по пыльным дорогам в войске базилевса навстречу мятежным войскам Варды Склира, не забыв, правда, навестить на прощание «Золотой вепрь». Захватили с собой всех знакомых варангов, явились огромной толпой и, напомнив хозяину, что тот обещал бесплатно угощать их целый день, пировали так, что едва не разорили его. Орм на прощание отблагодарил его увесистой оплеухой, сказав, что очень любит верноподданных граждан базилевса. И вот теперь они шли, не зная, будут ли живы завтра. Впереди их ждала долгая, полная тягот, лишений, потерь и разочарований дорога. Они шли, и это была их судьба, их дорога.

Часть третья

Путь к вере

Глава первая

Десять долгих лет минуло с той поры, как русские воины, покинув Киев, прибыли в Царьград. Многие из них вернулись в края родные, многие сложили свои буйны головы на полях бранных, служа за серебро и злато ромейскому царю Василию. Те же, что остались в живых на земле чужой, прошли через битвы с мятежниками, болгарами, иверами и воинами Фатимидов. Прошли через болезни, лишения, изнуряющую жару, холод, пронизывающий ветер, преодолевая бурные реки, дремучие леса, непреодолимые горы, минуя разрушенные города и разоренные села, через раны и смерть, теряя в кровавых битвах своих соратников. Погиб под Хрисополем Рагнар, где-то в застенках темниц базилевса пропал Стефан, пал в битве с болгарами славный ярл Карл Сигурдсон, умер от неведомой хвори тысячник Ставр Милутич, насилу спасли от смерти раненного стрелою Орма. Они шли, и было их шесть тысяч, великий киевский князь Владимир постоянно пополнял их число. Вот и сейчас, пройдя город Мелитену, они приблизились к границе Сирии.

– Слыхивал ли? К нам новые воины из Руси прибыли вместо тех, что полегли в последней битве с агарянами, – сказал Злат, обращаясь к Мечеславу.

– Что молвят? Что там у нас деется? – спросил Мечеслав.

– Да что молвят… Киев-град строится, все краше становится, а после того как Перуна в Днепр низвергли да люд киевский окрестили, стали там храмы христианские во множестве возводить. Одно неладно: печенеги покою не дают, города да веси наши разоряют, людей в полон уводят. Только ныне тяжко им стало Русь зорить: Владимир на рубежах валы насыпал, стены поставил, да городцы, острожки построил, а перед ними засеки, заставы, засады да дозоры наши. Но сколь печенегов не бьют, все одно они на Русь нагоном ходят.

– Думу я думаю, а не пора ли нам на родину подаваться? Сестру я так и не отыскал, что мне здесь? Да и ты, чаю, добра скопил немало. А? Кликнем с собою Орма, да и вернемся. Намедни мне во сне привиделось, я в избе нашей за столом сижу и слушаю, как за оконцем девки песни поют. Так поют, что аж сердце сжимается, а возле матушка стоит, меня угощает да приговаривает: «Возьми вот, Мечеславушка, хлебушка, отведай, давно ты его не едывал, давненько нас не проведывал». Взял я хлебец свежеиспеченный, разломил, а от него такой дух добрый пошел, что почуял я, будто явь это, а не сон, вот тут-то я, друже, и проснулся. Эх, на родной сторонушке и помирать легче! – задумчиво промолвил Мечеслав.

Годы потерь, переживаний и тяжкой ратной службы пали на лицо тридцатидвухлетнего Мечеслава первыми морщинами, а на тело – многочисленными шрамами. Южное солнце и ветры задубили кожу, сделали ее более темной, и если б не русая бородка и волосы, то трудно было бы признать в нем северного воина.

– Помирать нам ни к чему, а вот на Русь уходить пора. Серебра и злата мы немало скопили, на земле Царьградской не последними людьми ходим, а на Руси еще бо?льшими станем! А?! – сказал Злат, заглядывая Мечеславу в глаза.

– Да, пора! Утомился я. А как подумаю, что нет у меня там никогошеньки, ни родовичей, ни избы… Эх! – с грустью в голосе произнес Мечеслав.

– Не печалуйся, друже, избу поставишь, девицу себе сыщешь, а коли нет, так Таиську, танцовщицу свою, с собой заберешь, – сказал, посмеиваясь, Злат, но, заметив суровый взгляд соратника, осекся.

Мечеслав не испытывал к Таисии любви, но все же она была желаннее других женщин и во время их нечастых встреч хоть немного согревала грубеющее год от года сердце воина.